Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене
И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине
Мне хочется плакать от боли или забыться во сне
Где твои крылья, которые так нравились мне?
Ты, отвернувшись от меня, складываешь аккуратно свой костюм на деревянный комод, боясь, что он помнется. Ты полностью обнажен… На твоей спине шрамы, что оставил я, и буду оставлять и дальше. Мне больно видеть их, но ими я пьянен — они — свидетельство того, что только мой ты. Я восхищен твоей худой фигурой, я восхищен изящностью твоей… И шрамы ничуть тебя не портят, а синяки — цветы в садуГде твои крылья, которые нравились мне?
На сцене только жертвой ты пал бы на колени, выкрикивая что-то вроде «Ах, Арлекин! Остановись!», сейчас же взглядом молишь «Скорей меня коснись». Нет, лгу… Ты не кричал ведь никогда, а лишь в моем воображении, и лишь в глубинах своих зеленых глаз, хотя, и то, возможно, лживая иллюзия моя? Надумки? Быть может, то мои мечты? Ох, неужели я действительно желаю, чтоб ты просил меня окончить свои муки? Окончить наши игры… Нет, глупости! Ты мой навеки, мой, и точка. И боль твоя не кончится, покуда во мне есть хоть капля жизни. Я буду дарить тебе желаннуюГде твои крылья, которые нравились мне?
Ты бережно проводишь рукой по моей уже немного возбужденной плоти. Словно волнуясь, кусаешь нижнюю губу, приближаясь к ней своим загримированным лицом. Как же я хочу стереть с лица твою черную, как смоль, слезу. Но сдерживаюсь, чтобы не выказать слабости…Где твои крылья, которые нравились мне?
Ты потерял свою невинность, и уже давно. И только мне дано узнать твое особое лицо. От мысли этой я пьянею вмиг. И что за дверью комнаты мне все равно… коль рядом твой тоскливый лик.Когда-то у нас было время, теперь у нас есть дела
Доказывать, что сильный жрет слабых
Доказывать, что сажа бела
Ты ласкаешь во рту мою плоть языком — знаешь хороший прием. Я запрокидываю голову, наслаждаясь каждым мгновением. И ты покорно продолжаешь. Или, быть может, это я покорно чего-то жду?.. И правда, ты совершенно не ждешь позволения, специально отстраняясь, показывая мне свое предвкушающее лицо. Бесстыжее лицо… И, на редкость, такой чужой и непокорный взгляд. Но я чему-то рад — и сам не знаю. Беру твой подбородок, заставляя встать. И всё же власть еще в моих руках. И ты встаешь. Садишься на мои колени. И я целую твою шею, затем, без разрешения, беру тебя за подбородок, затягивая в танец языков. И этой же рукой веду я по твоей щеке, стирая ту черную слезу, что так не шла тебе сейчас, когда со мной ты. Я не знаю… Чего хочу тебе сегодня дать в такую ночь. Действительно ли боль желаю подарить я? И вдруг я нежно обнимаю твою хрупкую фигуру. Мой Пьеро… А ты робеешь, ты дрожишь сильнее. Ты не ждал заботы? Ну что ж, люблю я удивлять. Я отстраняюсь от сладких пухлых губ. Хватаю тебя в руки, поднимаясь — мой Пьеро. Ты легок, как перо, пушинка, и я несу тебя в свою постель. Ты жмуришься — ждешь, что я сейчас же резко брошу. А я вдруг медлю… И бережно кладу. Ты обомлел, схватился вдруг за мою руку, смотришь недоверчиво, боясь. Ты усомнился, я ли? Хотя я тоже не меньше удивлен. И я, руки твоей не убирая, нависаю. Целую тебя в лоб, спускаясь вниз. Целую вновь уж покрасневшие от страсти губы. Ввожу в тебя сначала палец, после два. Ты, отстранившись, терпеливо смотришь на меня. Ах, как же ты прекрасен, мой Пьеро. Ты кусаешь губы, чувствуя, как я тяну колечко мышц. И я решил… В эту ночь я подарю тебе свою безумную любовь. Ты в ней сегодня захлебнешься, мой Пьеро. Я убираю пальцы и вхожу. Ты жмуришься, ты ждешь прилива боли, но!.. Я нежен. Я плавно окунаюсь в твое тело. Ха-ха, Пьеро, к чему вдруг этот глупый взгляд? Как твой забавен вид сейчас, но всё же — пора бы действие свое уж начинать. Я плавно двигаться сейчас же начинаю. Ты застонал, наполнив комнату прекрасною мелодией. Я наслаждаюсь ей… Я уж давно пьянен! Ты извиваешься, ты… Улыбаешься и… Плачешь? Тебе так хорошо сейчас? Ох, к черту! К черту мысли в этот чудный час. Я ускоряюсь, наслаждаясь, но ты вдруг стонешь… Стонешь моё имя! Каждый раз. И я схожу с ума. Мне так приятно. Сердце бьется… Я умру сейчас? Ты смотришь мне в глаза… Притягиваешь нежно… И целуешь. Ах, неужто это сон! Я не хочу проснуться. Я отвечаю, неспешно, бережно ласкаю твой язык, проникая глубже. И ощущаю боль в своей спине… Ты меня царапаешь? Пожалуй, я не против — продолжай. Мне больно, хорошо — я счастлив! Но что с тобой случилось, мой Пьеро?.. Ты плачешь, горько плачешь подо мной! Я отстранился от прекрасных губ… — Пьеро… — я обратился ласково, волнуясь. — Арлекин… — он прошептал негромко мне в ответ. — Что стряслось? Почему ты плачешь? — я стал винить себя за все: за нежность, за эту ночь и за вопрос, что сейчас я задал. — Я не могу иначе… Мне поверь: как тяжело любить кого-то… — он посмотрел в мои глаза своим прежним, таким свойственным ему взглядом. — Снова Мальвина? Сколько можно! И сейчас ты думаешь о ней… — я разозлился, уж думал выгнать шута вон. — Дурак… — по-прежнему негромко возмутился Пьеро и продолжил, отводя взгляд в сторону, — Я не о ней. Я замер в одночасье. — Тогда о ком? Кто стал виновником слез сейчас твоих? — спросил я, уже пытаясь мысленно предугадать ответ, но нет, я был далек от правды. — Ты… — ответил шут, не сдерживая еще больший поток слез. Я удивился. — Знаю, это глупо. Но ты сейчас виновник этих слез. Ты слишком нежен этой ночью… И я невольно поддался надежде, — прикрыв свои глаза рукой, сказал несчастный. — Мой Пьеро… — я не верил своим ушам, но шут не мог солгать, — Ты правда меня любишь?.. — Да… — ответил кратко он. — Ты мой… Ты мой навеки, знаешь? А знаешь почему? Пьеро отрицательно покачал головой. Я убрал его руку с лица, позволяя видеть, уловить глазами каждое движение моих губ, пока я буду отвечать. — Потому что я люблю тебя. Всё в тебе принадлежит мне, каждая твоя слезинка, каждый вздох — я за тебя умру, Пьеро, — прошептал я ему. И он заплакал еще сильнее. Он не верил моим словам. Я вздохнул… Мой Пьеро. Как жизнь, однако, к нам жестока…Я вижу, ты боишься открытых окон и верхних этажей
И если завтра начнется пожар и все здание будет в огне
Мы погибнем без этих крыльев, которые нравились мне
Я обнимал его, я прижимал к себе. Но и сам не мог отделаться от мысли, что будет утро — и я проснусь один. И он забудет… Словно был то сон. Но сердце не простит такой обиды. И я убью. И я умру. И ты вернешь свои большие крылья. Ты улетишь из мрачной клетки боли в небо. Меня не будет там, я знаю… Мне суждено сгореть в огне той страшной боли, страшных пыток, что причинил за жизнь тебе. Мой Пьеро…Где твои крылья, которые нравились мне?
— Я люблю тебя, мой ангел, мой Пьеро…