Сломленный человечностью

Наверное, это что-то странное: видеть человеческое там, где этого быть не должно. Драконы — враги, это было известно всегда. Сжигают все, что попадается им на пути, бесчинствуют, крадут скот и убивают. Высшее звено в пищевой цепочке, для которых люди лишь надоедливые зубочистки, застревающие в зубах, чуть большего размера, чем они задумывались ранее. Увидеть в глазах монстра что-то похожее на себя — бред чистой воды. Происки обезумевшего от страха мозга, наивность души, предсмертный танец быстро бьющегося сердца. Да он похоже рехнулся… Телом не вышел, еще и умом тронулся — поистине достойный наследник острова Олух, над которым разве что только Жуткие Жути не смеются, считая недостойным их внимания. Зажмуриться, открыть глаза, снова зажмуриться, снова открыть… Ничего не меняется. В душе хаос, а перед глазами черная тварь, веревки, впившиеся в чешую и яркое зеленое пятно, в котором сквозит даже не страх, а безграничное… безграничное… Оди… Нет! Тупость в глазах смотрящего викинга! (которого и викингом, к слову, назвать нельзя — сплошное разочарование) Доказать всем, что он достойный викинг? Настоящий мужчина, способный уничтожить любую тварь. Звучит замечательно, не правда ли? Вот только… что толку доказывать, если сейчас он не может доказать себе, что способен убить тварь, что своей кровью на его руках, может решить все проблемы. Нужно только отпустить нож. Это ведь так просто, отпустить нож на раз… два… Три! Ничего не меняется. Все та же черная тварь, веревки, впившиеся в чешую и яркое зеленое пятно, что, кажется, даже сквозь закрытые глаза викинга смотрит прямо в душу, выжигая в ней свое присутствие. Смотрит не с ненавистью — с пониманием. С глубоким пониманием, скрытым за страхом и облаченным в высшую степень одиночества, что отдавалось слабой рябью вод, где-то глубоко в сердце, будто резонируя с тем, что он и сам чувствовал, но не признавал. Как может быть что-то настолько человеческое там, этого его быть не должно? Самое страшное — ничего не менялось. Сколько бы раз он не зажмуривал глаза, сколько бы раз не кричал, что убьет тварь, что он викинг, сколько бы раз не заносил дрожащую руку для удара, она не опускалась. Одинокий и напуганный, словно загнанный зверь, он смотрел. Наверное, Иккинг просто какой-то сломанный человек викинг. Иначе как объяснить, что он смотрел на зверя, но видел самого себя? И в эту секунду внутри что-то надломилось, изменив все. Веревки больше не впивались в чешую, черная тварь была не под, а над ним, а зеленые, наполненные уже чем-то иным, глаза смотрели в упор, не оставляя шанса на бегство. Раздался рев. «Вот и смерть», — парень не знал, сказал он это вслух или же фраза была лишь предсмертной вспышкой его разума. Однако зверь в то же мгновение ослабил напор и, в искалеченной попытке подняться в небо, скрылся прочь. Силуэт дракона исчез, но перед глазами было лишь яркое зеленое пятно, контрастом выделяющееся на черной чешуе. Как может быть что-то человеческое там, где этого быть не должно? Иккинг и сам еще не знал, но что-то внутри подсказывало… он не оставит это без ответа.