Эдем повторится в нас

      Люцифер со своей тягой если не злодействовать, то пакостить, мог найти место поинтереснее. Унестись на быстрых крыльях в любой уголок света. Винчестеры могли нервничать, паниковать и огрызаться друг на друга, пытаясь его найти.       Могли бы — только в теории.       Потому что у недавних мальчишек все заботы — приглядывать за своими ненаглядными ангелами. Могли бы — потому что Люцифер никуда из кабинета Ричарда Романа исчезать не собирается.       Благодаря Люциферу в прежде полупустой и необжитой комнате наоборот появляется… что-то новое.       Например, небольшой кожаный диван, к которому незаметным образом переезжает письменный стол. Куча бумажных стаканчиков из-под кофе. Его Люцифер приносит Ричарду каждое утро, нагло отобрав у секретаря важное занятие (и спася несчастную жертву от потенциальных обвинений в том, что кофе отвратителен, а её существование тщетно и нелепо).       И — Ричард сверлит нежданный сюрприз нечитаемым взглядом — куст алых роз.       — Что это?       Он цветы замечает лишь потому, что отрывает взгляд от опостылевших за долгий день документов. Отрывает по очень тревожной причине: Люцифер молчит. Хотя до этого гремел чем-то пару минут, шипел и ругался себе под нос. Ричард не откликался — даже конец света не мог оторвать его от подготовки к важной сделке, а разгромленный кабинет он без вопросов Люциферу простил бы.       Люцифер ухмыляется с другого конца дивана.       — Розы.       — Названия цветов, — терпеливо откликается Ричард, — мне известны. Твоя оранжерея переходит в наступление на мой кабинет?       Куст в небольшом горшке, на краю стола пригревшись, распускает нежные лепестки. Если всматриваться зорким хищным зрением, не моргая, можно заметить, как бордовые прожилки бьются и подрагивают, словно кровяные сосуды. Как алое в глубинах свежих бутонов зреет и кипит, чтобы вырваться и обернуться дрожащим цветком.       Рука сама к ним тянется — что за вольность — и тут же отдёргивается. На пальце бусинкой набухает красная капля.       В Эдеме шипы были мягче — словно боялись прекрасным лепесткам больно сделать. Словно знали — никто иной к ним не притронется, не сорвёт и не обидит. Потому что не было чудовищ, которые смели подобное сотворить.       — В Эдеме они тебе нравились, — фырчит Люцифер, появляясь совсем рядом. Касание мягкого платка, вытирающего кровь, острее, чем шипастый укол. Почему-то Ричарду думается отстранённо: Люцифер мог бы кровь с его пальца и слизнуть. Ричарду отчего-то досадно. — Красивые, но колючки. Как и ты, ящерка. Приятное хотел сделать.       Эдем — в нём всё и дело.       Потому Люцифер и осторожничает, и кровь не слизывает, а вытирает тканью — слащавый жест, только кружев на платке не хватает. Смотрит так, словно Ричард — восковая фигурка, растающая под солнечным пожарищем. Словно он сейчас обернётся морской пеной, из которой и был создан.       Цветы кажутся чем-то неправильным и странным на фоне белоснежных стен. На стенах ни серой пылинки, ни брызгов крови — Ричард никогда не оставляет следов. Куст роз напоминает сердце, пульсирующее среди офисной гробницы.       Люцифер, впервые попав к нему в кабинет, ворчал, что всё слишком похоже на Небеса.       — Это ухаживание? — отзывается Ричард чуть осторожнее и насмешливее. — Ты старомоден, Люцифер.       Он не думает о ноющем чувстве, вспыхивающем, когда руку отпускают. Словно оголодал не он сам, а его кожа. Словно ему присутствия любимого архангела мало.       Люцифер голову набок склоняет. Он выглядит расслабленным и лениво-плутовским, хотя привычная необходимость ёрничать заменяет ему все человеческие потребности. Пожалуй, никто не увидел бы в нём сейчас сатану.       Пожалуй, если бы существовал шанс, что кто-то стал молчаливым наблюдателем этой сцены — даже его любимые братья и сёстры, даже Габриэль — Люцифер так не смотрел.       Не позволял себе тягуче и ласково улыбаться.       — Чего вы ожидаете от дьявола, мистер Роман? — тянет Люцифер с дразнящим укором в голосе. — Мы с вами стары, как мир. Нам ли судить, что вышло из моды, а что нет? — и подмигивает. — Вы первый, за кем я ухаживаю, мистер ящерка.       Ричард осознаёт всё заторможенно и беззащитно. Ему тяжело даются человеческие эмоции, а они в нём, чёрством, пустом и оскалённо-недоверчивом, вспыхивают слишком часто. Рядом со всеми архангелами, которые изменились вследом за ним — но не растеряли своей красоты и приглушённого, изломанного, но чарующего света. Рядом с Габриэлем, который после долгой разлуки обнял его, и Ричард не знал, куда деть руки. Имел ли он право их на лопатки, где дрожали золотистые крылья, положить. Имел ли право чужую ласку принять.       После всего, что он натворил.       Эмоции вспыхивают слишком ярко — искристо, шипяще и пугающе — рядом с Люцифером. Который новую игру придумал, и Ричард в неё попался.       Люцифер целует его костяшки в театральном жесте.       Ричард вновь забывает моргать. Забывает про чёртовы документы. Про мигнувшую и пискнувшую электронную почту на экране ноутбука.       — Отчего вы на меня так смотрите? — дразнится Люцифер, поглаживая мягкой подушечкой его пальцы. — Для вас это дерзость, мистер Роман? Вас никогда не целовали?       Ричард издаёт странный хмыкающий звук.       — Люцифер, я похож на того, кого привлекают люди? Даже в качестве эксперимента — уволь, поцелуй закончится… летальным исходом. Хотя, — мурлычет он, прикрывая веки, — то, что для меня поцелуи с людьми были бы слаще десерта… Правда.       Глаза Люцифера округляются.       — Ящерка, я же пошутил.       И смотрит — с чем-то необъяснимым.       От чего Ричарду хочется вырвать руку из его цепкой, но осторожной хватки, одёрнуть белоснежные манжеты и отвернуться. Не слушать жалобы на скуку, очередную критику кабинета или азартные идеи вроде «Ричард, давай устроим тебе фотосессию в бассейне, ты же миллиардер, у тебя официальный инстаграмм есть, пригодится…»       (Инстаграмм — не самое безумное предложение. Когда менеджер заикнулся о том, чтобы завести в целях рекламы некий «тикток», Ричарду поплохело. Когда за эту затею уцепились Джек со своей кузиной — Ричарду поплохело вдвойне.)       Ричард фырчит и наклоняется ближе. Любое существо — кроме ограниченного круга лиц — уже ощутило бы невероятную опасность. Услыхало всплывающий с илистой глубины подсознания дикий вопль «беги».       Впрочем, дьявол стал бы им не лучшей компанией.       — Боишься, что я тебя съем, Люцифер?       — Думаю, если вы, мистер Роман, позволите украсть ваш поцелуй, — медленно отвечает Люцифер, улыбкою напоминая Чеширского кота (никто не должен видеть его улыбку. Как и знать, что однажды Ричард читал дочери Габриэля «Алису»), — то моя гибель будет того стоить.       — Разве дьяволу на кражу необходимо моё разрешение?       — Ваше разрешение необходимо на всё, мистер ящерка.       Не только Ричард теперь сидит, не моргая. Он чувствует себя до раздражения глупо и беспомощно — игривость стихает, уступая место скользнувшей усталости. Ему не нравится чувствовать себя обязанным кому-то. Люцифер смотрит так, словно выжидает чего-то логически вытекающего.       Ричард молчит, колеблясь.       Ричард Роман — настоящий Ричард Роман — романтиком не был, серьёзных отношений не заводил и сентиментальной чепухою не страдал. Однако даже из его похищенного опыта понятно, что должно было случиться.       Люцифер улыбается. Ноутбук терпеливо мигает новыми уведомлениями. Даже розы — чёртовы розы, не такие алые, как в Эдеме, но неизменно прекрасные — задерживают своё незримое колыхание.       Словно все века ожидания и тоски должны свернуться змеином клубком в этом моменте.       Ричарду неприятно, чуждо человеческое тело с неуёмной, странной жаждой, необъяснимым голодом; Ричарду непривычны касания и объятия, и порою он не понимает совершенно, что же взамен должен. Ричарду слишком многое хочется — и слишком многое так нелепо, жалко, по-людски совершенно…       Страшно.       Ричард тянется к Люциферу — и чувствует, как тот отстраняется.       — Тебе некомфортно, ящерка? — спрашивает Люцифер без тени упрёка.       Наверное, Ричард сделал что-то неправильное. Наверное, то облегчение, которое он испытывает сейчас, неправильно тоже, потому что…       — Нет?  — спокойно уточняет Люцифер ответ на незаданный вопрос, его ладонь в своей зажимая.       Ричард медлит и произносит:       — Нет. Не сейчас.       Тогда Люцифер кивает, и Ричард позволяет себе слабую благодарную улыбку. Люцифер сиять не прекращает, и розы не осыпаются почерневшими лепестками. В кабинете всё так же стоит блаженная тишина.       На несуществующей душе отчего-то теплее.       — Какой заботливый и внимательный дьявол, — усмехается Ричард. — Расскажу — не поверят.       — Какое бессердечное чудовище, — возвращает ему колкость Люцифер, указывая на мерцающий экран. — Спонсирование экологических кампаний по очистке океана и анонимное пожертвование в детские приюты? Серьёзно? Где подвох?       Подвоха, чёрт возьми, нет.       Чем занимаются два злодея, сидя в одном кабинете? Шутят, флиртуют и доедают утренние пончики.       — Ты не старший Винчестер, чтобы на каждом шагу меня подозревать, — скалится Ричард, отодвигая ноутбук. Выпрямляет плечи и возвращает безразлично-застывший взгляд — ледяная невозмутимость. — Нам с Отцом не повезло, — слово хрустит во рту, как гнилая кость, — мне это знакомо.       На лице Люцифера мелькает тусклая тень — отгоревшее сожаление — и Ричард знает, что он сейчас вспоминает Джека. Кое-кто облажался не меньше Бога.       — И если хочешь завладеть вниманием сына, — кидает Ричард невзначай, — экологические кампании — как раз то, что нужно. Он у тебя на благо человечества трудится не только ангельскими силами. Любит людей, — фырчит Ричард, и небрежная усмешка сворачивается в голосе ласковой змейкой. — У Джека интересное мировоззрение.       — Поверить не могу, ты с ним ладишь лучше, чем я, — бурчит Люцифер, и Ричард пожимает плечами.       Он не может исправить чужие отношения — и не горит желанием. Информацию он сообщил — пускай Люцифер ею пользуется, как сочтёт нужным.       У левиафанов души нет и бабочек они не глотают живьём. Щекочущему чувству — словно пёрышками архангелы дразнятся — объяснения не найти. Не найти ему и начала: Ричард не помнил, когда всё началось — когда впервые светоносного Люцифера — Самаэля — увидел, или многие дни позже.       Всегда ли это жило в нём, чтобы наконец проснуться?       Ричард не знает. Но Люцифер спустя века может держать его за руку — и он чувствует себя счастливее.       «Счастье» — какое-то дикое и для оригинального Ричарда Романа слово.       — Они не такие красные, — вздыхает Люцифер. Он смотрит на розы. — Мне казалось, что в этот раз получилось.       Ричард никак не может понять, почему Люцифер и спустя годы носится со своими розами. Ещё к Сэму Винчестеру с ними приставал когда-то. Хотя знает: они оба хватались за память, что ускользала безвозвратно и неминуемо.       — Всё равно красиво, — выдавливает Ричард, честно стараясь в поддержку. Он в ней ужасен — и не жалеет, но… — В неидеальном можно найти своё очарование и прелесть.       Люцифер молчит.       Ричард поворачивает голову — и встречается с ним взглядом.       — Да. Ты прав. Красиво.       (Левиафаны никогда идеальными не были; и прекраснейший из архангелов смотрел сейчас только на одного из них.       Архангелы идеальным творением созданы; но когда они сломались — те, кто любили их, не отвели свой взор.)       Ноутбук протестующе пищит. Ричард морщится, и Люцифер фырчит, сердитый, что их прервали. Но момент всё равно — хрупкий и невесомый — остаётся нерушимым и целостным.       — Меня похищают деловые партнёры на онлайн-встречу, Люцифер.       Ричард косится на розы, чьи пара бутонов могут оказаться в уголке камеры. Думает, невольно думает, что с ними безжизненный кабинет смотрится лучше. Как и с неугомонным архангелом под боком. Сколько бы тот его ни доставал.       — Можно я полежу у тебя на коленках, ящерка?       — Только если не будешь мешать.       Ричард усмехается, ловя быстрый кивок и смотря в честные-честные глаза, и думает, что ни за что на свете им не поверит. И как всегда окажется прав.       Он опускает ладонь, зарываясь пальцами в волосы Люцифера. Тот едва ли не урчит, довольный, и вздыхает шумно, будто чувствуя себя освобождённым. Бормочет:       — Больше я никому не позволю похищать мою ящерку. Даже Отцу.       Ричард не отвечает, но его касания неуловимее становятся нежными.       Розы тихонько дремлют. В безжизненном кабинете, кроме них и архангела, положившего голову на колени морского чудовища, ничего в память о саде больше нет.       Ричард на мгновение вспоминает Эдем — и улыбается, смахивая наваждение. Его ждёт деловая встреча, а после — в распоряжении целый мир. Вечерний кофе, который принесёт кто-то ещё — может быть, менеджер, который даже не удивится, увидев рядом с Ричардом задремавшего Люцифера. Пока босс счастлив и ему платит — вопросов он не задаёт.       Ричард, несомненно, счастлив.       Здесь и сейчас всё гораздо лучше.