***
Антон никогда не любил четырнадцатое февраля. В старшей школе для него никогда не было валентинок, хотя он сам дарил их почти каждой, с кем общался чуть лучше чем " привет-пока". Ведь, если
он может скрасить чью-то тьму и добавить хотя бы пару звездочек в нее, то почему бы и не сделать этого? Каждый год он вырисовывал небольшие послания теплоты и любви, в надежде, что это заставит человека улыбнуться.
Потом он повзрослел. Стал заниматься юмором и нашел
"свое место" на этом огромном куске планеты. Он влюблялся и признавался в чувствах, используя разные жесты. Но все они были отклонены. Точнее, ни одна из его возлюбленных просто не понимала их. А возможно и вовсе не хотела задумываться. Нет, он не был парнем с разбитым сердцем или тяжелой судьбой. Просто в то время еще
не было человека, который способен залезть в душу и провести подушечками пальцев по ребрам.
Шастун не знал, что такое любовь.
Но Арсений рассказал, что на сцене ее сыграть нельзя. По началу, Антон не понимал этого высказывания, ведь у них с мужчиной всегда удавалось играть импровизированную сценку, где они —
пара. Они всегда были прекрасным дуэтом, ведь когда у Шаста в голове пустота и кажется, он не знает что делать дальше, Попов скажет что-то в роде: "Ангел, я пошутил", вгоняя парня в краску, а после этого все начнет идти само собой.
Все так и шло:
само собой. Вероятно, именно по этой причине Антон сейчас смотрит на спящего парня и улыбается, так искреннее, что кажется способен заразить своим свечением всех остальных.
Шастун смотрел на дрожащие во сне угольные ресницы и оглаживал щеку Арсения рукой, еле прикасаясь, чтобы не разбудить. За окном стоял холодный февраль, который почему-то именно сегодня решил поделиться солнцем и свежестью в воздухе. Кажется, кислород был наполнен малейшими частицами любви, смешанной с вчерашней страстью. У Попова осталось пару красных меток на ключицах и шее, но это делало его еще красивее. Лучики из окна запутались в черных волосах, из-за чего создавалось ощущение, что Арсений светится.
Антон оставляет невесомые поцелуи по всему личику, потому что он переполнен любовью
сегодня каждые сутки. Попова хотелось целовать всегда и везде. Неважно, были ли они до неприличия пьяны или наоборот старались сохранять серьезность в офисе — они все равно найдут губы друг друга, чтобы почувствовать это еще раз. Создается ощущение, что с каждым днем они все больше влюбляются друг в друга, хотя куда еще сильнее. Каждое утро хочется сохранить, спрятать, запомнить до самых мельчайших деталей, боясь, что завтра такого не будет. Хочется пересчитать каждую ресничку на лице, каждый шрамик, каждую вмятинку, чтобы никогда не забыть. Антон однажды пересчитал все родинки на спине Арсения. Их было ровно тридцать шесть. Жить с этой информацией почему-то легче.
— Ну ты меня всего уже обслюнявил, Шаст, — пробурчал Попов и сморщил носик, как ежик. Хотя сейчас он больше походил на довольного котенка, которого затискали до смерти.
— Будто бы тебе не нравится, — надувая губки подобно ребеночку, сказал парень, а потом улыбнулся, не отрывая взгляда от своего питерского запатентованного кота. Антон тянется вперед, чтобы чмокнуть в откусанный носик, но его опережают и подставляют вместо носа пухлые губы, которые были слегка шершавыми из-за мороза.
Они оставляют короткие поцелуи в губы, прерываясь, чтобы соприкоснуться лбами и улыбнуться, опуская взгляд. Они — два чертовых подростка, с шалящими гормонами, а по паспорту вроде бы взрослые дяденьки
. Два влюбленных идиота, которые смогли обрести нечто гораздо большее, чем просто любовь.
— В общем, сегодня День Святого Валентина, что делать будем? — если бы Антон умел, он бы точно замурчал от количества комфорта и любви, которые нагло поселились в их квартире и кажется уходить совсем не намерены.
— Правильно говорить в общем и целом, дурашка, — Улыбаясь во все тридцать два, душнил Арсений, радуясь своему подколу на все сто процентов. — А если серьезно, то я же не Валентин, да и ты не особо Валя, поэтому нечего праздновать.
— О Боже блять, благослови Святого душнилу Арсения, иначе я не вытерплю, — Шастун садится в кровати, снимая телефон с зарядного устройства, а Попов дублирует его действия. Теперь, Антон сидит по-турецки, а мужчина положил голову ему на плечо, потому что
"надо срочно касаться его, иначе кислород кончится и мир взорвется".
— Святой Арсений?...Звучит как прекрасный хештег для инстаграмма!
— Ага. Или как хуевый вариант для ролевой игры. Я тебя люблю, но не хочу чтобы меня трахал священник, Арс, — заходя в телеграм канал, шутит Шастун, после чего квартира заливается искренним смехом
двух родственных душ, которые нашли свой дом еще несколько лет назад.
Парням нужно быть в офисе через пару часов, поэтому они встают и бегут делать завтрак. На фоне звучит их любимая песня, солнце играется с мебелью в доме, а Арсений как всегда, кладет руки на талию Антона, пока тот пытается состряпать что-то за плитой. Это было их рутиной, но с годами она не потеряла своей нежности и интимности. Сейчас, на этой кухне было только двое парней на "А", которые влюблены друг в друга до кончиков ушей.
А большего и не надо.
Завтрак проходит почти успешно, не считая разбитой кружки, осколки которой разлетелись по всей кухне. Попов, как только увидел царапинки на музыкальных пальцах, сразу побежал за аптечкой, хотя в этом не было необходимости. Он конечно же подул на крохотные порезы и наклеил самый милый розовый пластырь.
— Откуда они у нас вообще блять дома есть? — смотря на рисунок принцесс, который теперь красуется на указательном пальце, спрашивает Антон.
— Специально для тебя купил, котеныш, — Арсений смотрел с теплотой на парня в растянутой домашней футболке и черных безразмерных штанах, который в свою очередь с неимоверным интересом разглядывал пластырь.
Он ни разу не ошибся с парнем. Абсолютно нет.
Шастун ушел принимать душ и как только Попов услышал шум воды, то сразу же побежал за своим тайником. Они никогда не праздновали День Всех Влюбленных "правильно". Да если быть честными, то из-за количества работы вообще не замечали эту дату в календаре. Поэтому, в этом году Арсений решил исправить эту отвратительную традицию игнорирования четырнадцатого февраля.
Попов всю прошлую неделю вставал на пару часов раньше, чтобы успеть нарисовать пару валентинок, каждая из которых была по своему уникальна и необычна. На них не было типичных и слащавых фраз.
Они были особенные. Арсений выглядел как сумасшедший художник, когда в пять часов утра старательно вырисовывал котика или звездное небо на маленьком клочке бумаги.
Попов раскидал небольшие послания повсюду: начиная от шкафа с одеждой, заканчивая пачкой сигарет. Он не скажет ни слова про эти сюрпризы.
Ведь, так намного интереснее?
***
Шастун садится за руль и сует руку в карман куртки, чтобы достать телефон и включить музыку для дороги. Но подушечками пальцев он чувствует какую-то бумажку и старается вытащить ее, не помяв. Арсений сидит на пассажирском сиденье и пытается придумать отговорку для Стаса, почему же они оба опаздывают уже на двадцать минут.
— Если я напишу впервые в жизни, что мы трахались, а не залипали на видосики с милыми котиками двадцать минут перед выходом, он поверит? — не отрывая взгляда от экрана, говорит Попов.
—
"Сколько бы вагонов ты не рисовал, в итоге-то все равно голубой?" — Антон читает содержимое, которое было написано аккуратным почерком на красной бумажке в форме сердечка. Гадать кто это написал долго не пришлось. — Арс, ты приготовил мне валентинку? — Шастун сейчас больше походил на котенка из шрека, чем на самого себя. Хотя нет, он всегда котеныш. Антон расплавился как масло на сковородке от такого пускай и незначительного, но все равно жеста любви. Достав телефон, он снимает чехол и кладет под него записку, чтобы
всегда рядом.
***
Дима, Сережа и Стас сегодня отличились уникальностью. Каждый пошутил про Арса и Антона, но в своей манере. К таким шуткам в этом коллективе уже все давно нормально относились, к тому же, они были сказаны с некой семейной теплотой и любовью, которую парни хотели передать. Все коллеги на самом деле были рады за них. Потому что
любят. Потому что сколько бы шуток не было сказано, все равно все мило улыбнуться при каждом их проявлении внимания друг к другу.
Ведь, это любовь?
Шастун ходил хвостиком за Поповым, выдумывая новые подкаты и вызывая тем самым смех и улыбку.
— Я конечно не Тик Ток, но ты можешь проводить по мне пальцем снизу вверх, —обхватывая пальцами подбородок Арсения, говорит Антон, почти в губы.
— Ты все-таки записался в школу флирта? — какой бы нелепой не была эта фраза, щеки мужчины все равно окрасились в нежно-розовый, выдавая его с поличным.
Арсений кусает свою нижнюю губу, после чего его вовлекают в очередной поцелуй. Они прижимаются друг к другу ближе, хотя кислород давно делят на двоих. Возможно, прямо сейчас, если наложить их кардиограммы друг на друга, то получится одинаковый график, не имеющий ни единого различия.
Неужели сердца бьются в унисон?
— Постыдились бы хоть, педики, — Сережа проходит мимо парней, лыбясь и смеясь. Он конечно привык к двум голубкам под боком, но почему-то каждый раз как в первый.
— Арс?— тихо-тихо, шепотом, говорит Антон, соединяя нос с родинкой и нос-пипку в единый
пазл. Матвиенко проигнорировали оба, потому что
не до этого сейчас.
— Да?
—
Я вдохновляюсь тобой.
До технички оставался час, а чехол Антона был забит валентинками, которые тот находил на протяжении всего дня. Ни одна из них не была подписана, но знакомы линии букв и слишком личные фразы выдавали с поличным, некого
"Парня на "А"
"Все-таки, Артон—канон."
"Шучу только для самого лучшего ангела."
"С тобой тьма отступает."
"Я люблю, когда ты поешь Солнце Монако."
"Ты все еще самая яркая палитра в моей жизни."
Перед выходом на сцену, Арсений притянул Антона за цепь и сказал еле слышно:
Ты же помнишь, что со всем справишься, да, звездочка?
Кажется, произошло несколько взрывов на заднем фоне, вероятнее всего это были крупные планеты и звезды, которые уже не выдерживали
их любовь. Потому что она
необычная. Она никому не понятна, интимна, скрытна и существует только для этих двоих. Она не для камер или фанатов. В этой вселенной есть только Антон Шастун, родом из Воронежа, и Арсений Попов из холодного Омска. Абсолютно разные города. Абсолютно разные профессии, на которые они поступали. Разница в возрасте в восемь лет. Возможно, они бы никогда и не встретились. Но сегодня, четырнадцатого февраля две тысячи двадцать второго года они вместе. И кажется, это будет длиться чуть дольше, чем вечность.
***
В машине играет песня дуэта "МЫ—Новый мир". Рука с одним кольцом лежит на коленке Антона и это
донельзя правильно.
— Арс?— кладя окольцованные пальчики поверх
чужой любимой руки, спрашивает Шастун.
— Чего, родной?
—
Я пиздецки влюблен в тебя. — Весь день он заменяет слова о любви другими возможными синонимами, потому что
любит. Многогранно и безгранично. Антон слабо сжимает руку на коленке, передавая в этом жесте куда больше любви, чем некоторые в своих длинных текстах и поэмах.
Два бокала красного. Две свечки. Переплетенные пальцы. Губы на губах. Небесные сапфиры в зеленый дурман.
Правильно. Так и задумывалось с самого начала. Все должно было произойти именно по этому сценарию, который они не раз сжигали, потому что иногда не соглашались с написанным и принимались импровизировать.
Арсений вжимает Антона в стену, властно проникая в рот языком, как будто снова изучая. Он кусает его нижнюю губу, пошло оттягивая, а Шастун лишь стонет в родные губы, стараясь прижаться еще сильнее. Попов запускает руку в кудряшки, создавая из них двоих одно целое. Они с самого начала родились целым кусочком пазла, которого не хватало именно тебе. Антон скользит подушечками пальцев под футболку, вызывая мурашки по спине, а потом подставляет шею для новых красных отметок. В штанах становится невыносимо тесно, особенно когда Арсений перекладывает руку с головы на них, поглаживая возбужденный орган, сквозь ткань джинс.
— Антон? — дыхание сбитое, на лице выступила испарина, но этот момент не испортит ничто.
Шастун лишь мычит в ответ с вопросительной интонацией, потому что пальцы Попова проникли под боксеры и теперь имеют полный доступ к члену, что заставляет Антона лишь тяжело дышать и прижиматься
ближе.
—
Я люблю тебя, — поцелуй в нос—
Ты невозможный,— поцелуй в скулу—
Ты невероятно красивый, — поцелуй в лоб—
Ты...
—
Я люблю День блядского святого Арсения, — закатывая глаза, говорит Шастун, а после из-под прикрытых ресниц, уже наощупь тянется к пухлым от поцелуев губам.
Мир Арсения — смеющийся Шастун.
На фоне Попова для Антона все меркнет.
И это правильно, да.
