***
На отшибе учебного городка выросла громада из раскорёженного металла и гор стеклянной крошки, на которой отражался жидкий свет летнего солнца. Учебный семестр подходил к концу, и в воздухе витали заметное напряжение и чувство отрешённости. В этом месте была потрясающая акустика: под полуразвалившимся куполом человеческому слуху даже не приходилось обостряться — малейший шорох можно было с лёгкостью уловить сидя где-то в закромах и ничем при этом не выдавая своего присутствия. Хотя это место могло послужить укромным убежищем для любителей уединиться, сюда почти никто не заглядывал — стоило только подумать о подобной авантюре, как при следующем психосоматическом сканировании были бы выявлены изменения не в лучшую сторону. Однако были и те, кто без зазрения совести мог исчезнуть на некоторое время с радаров без каких-либо последствий. С них взятки были гладки. Студенты с каждым днём подмечали всё больше забавных и сбивающих с толку закономерностей, присущих поведению преподавателей, родителей и своих же сверстников. Скорее подмечало эти закономерности то большинство, к которому можно было отнести истинных лодырей и любителей посплетничать. Поэтому если кто бы то ни было сказал бы Михаилу Игнатову, что он без перерывов скрупулёзно перепроверяет свои знания по дифференциальной психологии и перелистывает на планшете заумные таблицы по статистике, сидя в своём излюбленном убежище, этого бестолкового человека Миша наградил бы самым порицающим взглядом, даже не замечая, как вновь очутился в этом крытом амфитеатре. Настолько старом и всеми позабытом, что Миша едва ли сам помнил, как оно называется и для чего ранее использовалось. Этот молодой человек так самозабвенно был поглощён повторением материала, точно во всём мире для него не осталось ничего стоящего и толики внимания. Его ждал государственный, санкционированный Сивиллой, обязательный для всех выпускников тест на профпригодность. И кончено же для зубрёжки выпускник выбрал не самое очевидное место, однако, всё же лучше чем всякие забитые до отказа библиотечные залы, комнаты отдыха, просторные холлы общежитий главных учебных корпусов. Размеренное тиканье часов на руке парня в мёртвой тишине расслабляло, придавало уверенности, точно с ним не переставая переговаривался по кодеку его погибший старший брат. Сколько лет в этом замудрённом механизме ещё теплилась жизнь было не счесть. Михаилу и Василию Игнатовым эти наручные часы достались от деда их собственного отца, хотя прежде чем Миша смог надеть их на руку, за ними как за зеницей ока приглядывали Василий и его отец. Они были воплощением раритета, старины, и типичным для таких вещей духа ушедших эпох, к которым относились в этом обществе чванливо, почти что пренебрежительно. Чего только Мише не стоило поддерживать их на ходу, когда им было отведено так мало… Он знал этот механизм как свои пять пальцев, но он всё-таки был не всесилен. Стекло было надтреснутым, тиканье — приглушённым, а стрелкам пора было остановиться, навеки замереть, подобно человеку, стоящему одной ногой в могиле и закрывающему отказавшие глаза. Потому что ничего не вечно. Часы напоминали Михаилу об утраченном времени и скоропостижной смерти. Сначала он потерял отца, мать, а затем и брата. Но парень точно был не из лагеря тех, кто опускает руки чуть что и замыкается в себе. Рядом с ним были его друзья детства и тёплые воспоминания о брате, который в силу своего возраста отчасти заменял Мише и отца. Молодой человек не ведал, в какой момент стрелки часов, которые упорно показывали неправильное время, прекратят упорствовать. Ему казалось, что если они остановятся навеки, то и его жизнь оборвётся. Разумеется, это было глупо и достойно философии эскаписта. Однако, Михаил не принадлежал ко всяким там экзистенциалистам, а к любителям глубокого смысла или каким-то эскапистам — и подавно. Да и тех уже не так много осталось на этом веку. Никому не нужное самоистязание было прервано громким звонким голосом, который ударил по перепонкам мощной звуковой волной. Кей привык к тому бархатному, нежному баритону, которым мог похвастаться его обладатель, однако сейчас этот ангельский, полный светлого озорства голос резко отскакивал мячиком от стен, заставляя землю под ногами искажаться, а уши — кровоточить, точно рядом взорвалась граната. Кей был воспитан так, чтобы никогда не терять бдительность или разувериться, что подобные вещи были утеряны для этого мира бесследно, канув в лету или заняв свою нишу в анналах истории. — Эээээээй! Михаил поёжился, точно его тело пронзили фантасмагоричные шипы или громада осколков, свалившихся на него точно с небес, стеклянная корочка которых уже давно нависала над ним паутинообразной трещиной. — Кеееееей! — Хм? — Непроизвольно вырвалось из-под сомкнутых в тонкую линию губ. Кусок арматуры, который застилал школьный джемпер, казалось, на мгновение заходил ходуном. Тело студента пронзило ненавязчивой вибрацией. Русая макушка пришла в движение, а проницательные и учёные глаза молодого человека выхватили мягкий, точно нарисованный акварелью силуэт в тени крытого амфитеатра. — Эй! Ну как там на посту первого человека в министерстве финансов павшей сверх державы, а-а, Сэр Александр Гамильтон? Внизу замер обладатель этого невозможно грохочущего и задорного голоса. Кей вздохнул и заблокировал свой планшет. Он тепло улыбнулся своему приятелю, который даже к их выпуску был на голову ниже его самого, но которому шли этот персиковый румянец и всклокоченные волосы как никому другому. — Эй, Арата, не ты ли на прошлых экзаменах по теоретической аналитике и глобальной экономике провалился по всем фронтам? — Хмм, это потому что они придуманы так, чтобы сбить и без того перепуганных студентов, у которых дрожат коленки, с толку. Я-то всё знаю, только вот вопросы… Тут Арата прыснул и скорчил недовольную мину, которую было бы довольно рискованно показывать преподавателям. — Чёрт о них ногу сломит, так что это не мои проблемы, — пролепетал он невинным голосом. — Так что с меня взятки гладки. — Сформулированы они подстать выпускникам, готовых доказать, что усвоили всю программу. Ну что ж, у всех есть свои слабые места. Но ты не глуп, так что возьми себя в руки, будь добр. Вся проблема в твоём рассеянном внимании. Это потому что ты мало читаешь и постоянно витаешь в облаках. Сосредоточься. Кей стряхнул пылинки со своей сумки и набросил поверх слегка измятой рубашки пиджак со сверкающей эмблемой. Теперь он оказался лицом к лицу со своим товарищем детства. В глазах Араты горел азарт, но отчего-то сейчас Кей нашёл в них первые признаки беспокойства. Даже лёгкого флёра страха. Кей это чувствовал подобно животному, ведомому инстинктами, даже не пришлось напрягать свою проницательность. — Эй… Скажи, тебя что-то гложет? Михаил заметил, что его вопрос полностью обезоружил японца. Наверное, от его вопроса на губах Араты появилась такая сладкая, почти что пряничная или сахарная, улыбка. Мальчишка махнул рукой, точно то был пустяк, но всё же весь его вид вопил о том, что ему не терпелось поделиться с другом новостью. — Эй, эй, а знаешь, такого со мной ещё не случалось, Кей! — Хм? — Михаил Игнатов снисходительно улыбнулся в ответ, преспокойно ожидая продолжения. Он уже успел спокойно выдохнуть, будучи уверенным, что ничего серьёзного не пошатнуло их выверенный до мельчайших винтиков благолепный мир. Такой, который был собран за них по разноцветным стёклышкам, чтобы в результате получился самый утончённый и слепящий глаза витраж, скрывающий своей мозайкой всё уродство фасада и пустующего внутреннего пространства. Вокруг было так тихо… Всё вокруг было погружено во мрак… И лишь эта фреска, обращённая в витраж с сочно-ядовитыми цветами, слепила глаза, но по-доброму, целительно. Даруя каждому прикосновения самой Небожительницы. Мальчики, которые выросли в стране Восходящего Солнца, ценили каждый момент, даже не подозревая, что их повседневные заботы могут быть посерьёзнее тех, что связаны с подступающей итоговой аттестацией. Тут поток мыслей Кея пресёк паренёк с ореховой радужкой и заправленными за круглые ушки непослушные коричневые патлы. — Эй, эй, Кей, ты слушаешь? Меня оса ужалила, прямо в подушечку пальца! Ке… Ауч! — Вот же, — Михаил перевёл дух и дал затрещину по носу своему товарищу. — И что же это получается, по пустякам тревожить приятеля в такое время — нормально? В такое время? Арата хихикнул только и подмигнул на такое замечание. Он загадочно протянул, а его запал почти весь как рукой сняло. Тут японец выпалил на одном дыхании, как-то вымученно: — А вот и нет. Тебя ищут. — Что ты такое говоришь, Арата? Михаил уже смирился, что за его спиной люди разных статусов и происхождений имеют своё мнение на его счёт. Порой маятник указывал на осуждение, порой — на восхищение, мог зависнуть на зависти, в-четвёртых, его переклинивало, когда стрелка подбиралась в плотную к обожанию. Кей каждый день мог столкнуться с какой-то новой эмоцией, которую сам же вызывал у других. Не было тех, кто мог бы с уверенностью заявить, что принимает его полностью как равного. Потому что обязательно человек сам по себе существо неопределённое и переменчивое. Прямо противоположное числу Пи. Чувства всех людей, которые держали дистанцию, Кею были знакомы. Он смирился и даже научился не призирать окружающих, беря пример с дорогих для него людей. Даже когда их осталось так мало. Но его слегка выбивало из колеи, когда вот так некто «вызывал его на ковёр», он ведь в конце концов не дрессированная собачка… В сердце заныло. Экзамены показались пустяком. Он даже и думать про них забыл. О чем речь, когда ты всего лишь сын иммигрантов! Которым досталось место под солнышком. За это общество затаило обиду на него. На таких как он. Сивилла дала шанс. В этом сомнений быть не могло. А значит… Общество сидело на коротком поводке подобно злой собаке с пеной у скалящейся морды. — Кей, я буду рядом. — Шепнул на ухо успокаивающий шёпот друга, а плечо сжала тёплая рука, точно на бледной коже всю жизнь плясали солнечные зайчики. Арата был противоядием от всех болезней, изумился в сердцах выпускник, потерявший на минуту почву из-под ног. — Арата, спасибо. — Ну что ты! — Вытянул шею японец и с прытью заявил, — набьют шишки как минимум нам двоим. — Чиво?! — Ну же, двигай, простофиля!***
Новость быстро разлетелась по округе. Ребятам сообщили, что в главный ученический корпус прибыли важные персоны из Министерства Благосостояния. Шиндо Арате и Михаилу Игнатову оставалось только одно — теряться в догадках. Потому что данное обстоятельство выходило за рамки. Когда Кей пересёк порог просторной аудитории, примыкавшей к комнате для занятий по изобразительному искусству, то по спине у него пробежал холодок. Так бывает, когда не видишь, но ощущаешь всем нутром чьё-то давящее присутствие. Деревенеешь. Даже в мягком, убаюкивающем свете закатного солнца на другом конце огромной аудитории виднелись фигуры. Кею оставалось лишь молча наблюдать, как девушка с параллели с аккуратно забранными косичками спешила удалиться из класса. На её лице Кей успел прочесть обманчивый восторг, который дополняла торжественная быстрая походка. Видимо, в её душе зародилась смута, которая отнюдь на прибавила бравады Кею. — Эй, смотри на того парня, Кей. — Шепнул Шиндо товарищу, пробегаясь по всему подряд пронзительным и оценивающим взглядом, точно у него зрачок мог стрелять лазером, — вот те парни стоят перепуганные точно две облезлые перепёлки. Видел, как потряхивает? Это они там с представительницами директорского комитета разговаривают? Михаил пожал плечами, серьёзно разглядывая товарища детства во все глаза. Он догадывался, о чём беспокоился Арата — они могут вылететь за пару недель до наступления экзаменов. Но за что? — Всё обойдётся. Мы ничего не сделали. Правил не нарушили. А кто это, — Кей кивнул в сторону двух незнакомок в строгих костюмах, — мне не ясно. Вскоре очередь по добралась и к ним. Наконец ребята стояли напротив незнакомых, но собранных молодых девушек. От них веяло уверенностью, полной компетентностью и реальным, несломимым авторитетом. — Бюро Общественной Безопасности… но… — Кей позволил лёгкому удивлению отразиться на своём лице и со всей учтивостью, как его воспитывали, поклонился девушке с россыпью забавных веснушек на лице. Боковым зрением Кей заметил, как на лице Араты проступил мягкий румянец, который на фоне его бледной кожи особенно выделялся. Девушка напротив Шиндо Араты носила не плиссированную мини-юбку, как каждая седьмая девушка их заведения, а юбку-карандаш. Довольно строгую, такую, которая весьма шла выразительным умным карим глазам. Девушка представилась как старший инспектор Цунемори Акане и постепенно вовлекла затаившего дыхание Шиндо Арату в диалог. Мика. Эта была та девушка, которая была одета с иголочки. Именно она решительно, точно опасная пантера, прожигала взглядом, точно вострым ножом, Кея Михаила Игнатова. Оценивала. Стройненькая, ниже самого Игнатова и наверняка такая душка… временами… когда не взирает на каждого таким вот циничным взглядом, который ни одному знакомому Мише преподавателю и не снился. Он её взгляд выдержал, сохраняя всем своим видом строгость и холодность. На лице помощницы старшего инспектора отражался невыразимый цинизм, пока она коротко ввела Игнатова в курс дела. Они были прямо здесь из плоти и крови именно потому, что для такой ответственной работы требуется личная независимая оценка всех возможных кандидатов, которые рекомендованы Сивиллой. Очень своевременно. То есть до того как выпускники приступят к сдачи экзаменов. Мика тем менее грозно и цинично смотрела прямо в синие глаза Михаила, чем дольше они говорили. Точнее Мика превратила их диалог в допрос, а Кей — быстро находился с ответами. Которые весьма импонировали младшему инспектору. — У нас катастрофически мало кадров. Как считаешь, Кей Михаил Игнатов, насколько благополучие нашего общества зависит от вмешательства правоохранительных органов? Миша не растерялся и даже на такой вопрос дал весьма достойный ответ. На лице Мики было отразилась крайняя степень удовлетворения. Её последний вопрос прозвучал даже как-то слишком заупокойно в почти пустой аудитории… В высокие окна били красноватые лучи заходящего солнца. Кей призадумался, даже смутившись сильнее, чем если бы ему предложили стать во главе нового кабинета министров его родного государства, переживающего кризис за кризисом. Ему и то было бы проще адаптироваться к подобной должности. Но сотрудник Бюро Общественной Безопасности Министерства Благосостояния… — Рада была знакомству, Кей Михаил Игнатов. — Мика наконец протянула ему руку для гордого рукопожатия, точно этот жест был равносилен заключению мирного договора между давно враждующими государствами. — Редко случается, когда я встречаюсь с действительно компетентными и собранными молодыми людьми. — Взаимно… мэм. — Кей легко ей улыбнулся, и только когда лёгкое касание их рук оборвалось, Мика впервые за их непродолжительную встречу тепло улыбнулась в ответ, точно теперь смотрела в глаза давнему другу. Кею вдруг показалось, что под её начальством работа не может быть выполненной не иначе как безупречно. — Ах, да, позволь полюбопытствовать, эта довольно старая модель… — Хм? Ах, это… — Таких в Японии уже днём с огнём не сыщешь. Есть какая-то причина, по которой ты их носишь? Довольно потрёпанные, если разрешишь заметить. — Да… точно, — прошептал Кей, аккуратно продемонстрировав часы собеседнице. — Вы совершенно правы. Что до причины, то это не более чем память. — Даже с остановившимися стрелками? На лице Михаила Игнатова поступил лёгкий шок. Неужели снова? Неужели сейчас? — И правда, так и есть. Как же так… — Ну, ну, у нас инспекторы носят вот так же на запястье коммуникаторы. Но тебе не кажется, что чем дольше эти часы пробудут на руке, чем быстрее они износятся? Точно! А ведь и правда! На самом деле, ему эта мысль даже и в голову не приходила. Кей чувствал себя донельзя странно. Когда они прощались, Михаил слегка запоздало спохватился, но не упустил шанс задать уже свой вопрос. — Прошу прощения, а какой ответ считается верным? — Хм? На какой конкретно? Предпоследний. Тот, что про вмешательство. Младший инспектор никак не ожидала услышать что-то подобное — по лицу было очевидно, что как только она услышала его, посмотрела на Мишу точно впервые его увидела. Но она бы не была собой, если бы сразу же не нашлась. Понимающе кивнула и просто пояснила: — Главное то, как считаешь именно ты, а не кто-то другой. На подобный вопрос просто не может быть единого верного ответа. — А не значит ли это, что я пригоден для службы в Бюро? — А разве я не сказала, что система Сивилла ранее рекомендовала твою кандидатуру? Кей не мог отделаться от занимающих его голову всё новых и новых вопросов, накрывающих его точно громадной волной как от цунами. — А что на счёт вас? Даже если чисто гипотетически вообразить, что Сивилла подобного заключения не выносила?***
— Вот как? Решил, значит? — В голосе Кея сквозила фальшь, точно он неумело оправдывался за серьёзный проступок. — Станешь инспектором чтобы понять, какую правду утаил от тебя отец? — Н-да уж, в моём прошлом слишком много параноидального бреда. Кей спустя недели оказался на перепутье, сетуя впервые в жизни на то, что его ветренный товарищ вот так всё окончательно и бесповоротно решил на счёт своего будущего. Из головы Миши всё не выходили слова младшего инспектора, Мики, её холодная уверенность и непоколебимая компетентность. А ещё те слова… про нехватку кадров, его часы и разумный, независящий ни от чего взгляд на вещи. Профессиональный, более чем подходящий для инспектора Бюро Общественной Безопасности. Часы он так и не смог возродить — стрелки так и замерли. Он их проверял каждый божий день. Вероятно, стрелки перестали бежать по кругу именно в тот вечер, когда Михаил узнал от Мики, что он как никто другой подходит на… пост инспектора? — В жизни бы не поверил, — признался Миша, задумчиво рассматривая такие дорогие сердцу старинные часы. — Но знаешь что? Арата навострил уши и с лёгким сердцем отложил пустую коробку с соком и планшет с мелким текстом на экране — ему предстояло запомнить ещё как минимум тридцать страниц, а это означало, что впереди была ещё одна бессонная ночь. Но Арате не нужен был крепкий и супер растворимый кофе, чтобы оставаться бодрее всех в этом суровом студенческом мирке — энергия из него била ключом даже в такой поздний час. Кей заметил, что друг в нетерпении закрутился на своём кресле на колёсиках по комнате, дрыгая ногами и хитро исподтишка наблюдая за задумчивым и притихшим Мишей. — Я не ручаюсь за Сивиллу, но если сама инспектор так считает, значит я брошу все силы на то, чтобы получить должность в Бюро. — Значит ты и мне поможешь, — Арата подскочил к нему пулей и похлопал дружески по плечу. — Довольно неплохо для сына эмигрантов. — Да, но кто сказал, что мне что-то мешает? Вот вскоре и узнаем, на что горазды такие оболтусы как мы. Арата фыркнул и промямлил что-то вроде «говори за себя», а затем до самого выпуска важно так, со знанием дела рассказывал всем, что это такое двум представителям Бюро от них тогда было нужно. Не больно много нашлось человек, которые поверили, что у ребят есть какие-либо шансы. Таких скептиков можно было смело пересчитать по пальцам. Зря. Ребята были единственными, кто в результате по рекомендации самих инспекторов оказался в элитном первом подразделении.***