неспособный ученик

      эйден ухватился за карниз обросшего плющом двухэтажного дома и осмотрелся по сторонам. ему нужно было на крышу, но отсюда он не допрыгнет. солнце беспощадно выжигало сетчатку, оставляя после себя темнеющие круги в глазах. эйден часто моргал, стараясь унять боль, и лез выше по выступающим из кладки кирпичам. где-то там, на одной из крыш, его ждал снайпер. в мастерской эйдена ждал раненный хакон. где-то в сентрал-луп затаился этот подонок вальц и тоже ждал его. и наконец, эйдена ждала его сестра мия.       эйдена ждали все, но ни у кого из них не было достаточно терпения дождаться его. зато все были уверены, что у эйдена оно было. и оно действительно было, потому что он считал, что цель оправдывает средства, что за все приходится платить, что первый блин чаще всего именно комом. эйден помогал нуждающимся, выполнял просьбы айтора и софи, ждал, когда его просили об этом, и тратил свои время и нервы на то, что все называют «заслуживанием доверия». эйден был услужливым и терпеливым. он считал, что доверие — это основа чего-либо. без доверия человек не мог выжить, хотя бы потому что отсутствие доверия значило одиночество. а человек не был создан для одиночества. эйден считал, что оно убивало человека. но убивало медленно, потому что быстро убивало только предательство.       эйден сморгнул накатившие слезы. они были так не кстати. он догонял потенциального убийцу хакона и думал, что так ему и надо. эйден схватился за ржавую водосточную трубу, идущую вдоль крыши, и услышал, как она застонала под его весом.       — черт… нет, нет, нет…       он попытался подтянуться, чтобы залезть на крышу, но ржавый, иссохший на солнце металл не выдержал, и эйден полетел вниз, глухо ударившись об асфальт. закружился и поплыл яркий мир, голова болела будто изнутри, но он остался в сознании. эйден перевернулся на спину и тихо зарыдал.        в самую первую их совместную ночь в вилледоре они с хаконом пришли к его старому другу, киллиану. хакон обещал эйдену биомаркер за просто так. и он, может, сомневался в чистом желании хакона помочь ему, но шел за ним. слушал рассказы про его бывших жен, принимал его советы и следовал за ним по незнакомому вилледору, откуда-то зная, что хакону можно верить. просто можно. и когда киллиан спросил его, почему он так легко доверяет кому попало, то ответ был, может, и глуп, но до ужаса прост. потому что больше некому. потому что каждому человеку нужно кому-то верить, в ком-то быть уверенным. потому что когда человек кому-то доверяет, то он живет, а не выживает. люди не рождены для того, чтобы быть одинокими, а никому не верить и значит быть всю жизнь одному, жить в страхе и паранойе. и это не жизнь, верил эйден. в мире было полно ужасных вещей, которых стоило опасаться. и человек не должен был становиться такой вещью для другого человека, потому что тогда мир был бы обречен. поэтому когда человеку некому доверять, он доверяет кому попало. и хакон был для эйдена тем самым «кем попало», но быстро превратился в «того самого», о которых принято говорить с волнующей сердце дрожью. эйден нашел в хаконе больше, чем просто напарника. напарников в новом мире было полно. а вот друзей и возлюбленных гораздо меньше. и эйден не заметил, как перескочил от одного ко второму. просто потерялся во времени, пространстве и своих чувствах. хакон стал не просто тем, кто сдерживал обещания, а тем, кому можно было довериться, даже если он этих обещаний не давал.       он лежал на горячем асфальте, захлебываясь в собственных слезах, и было все равно, что где-то на крыше за ним наблюдал снайпер. возможно, его было легко сейчас пристрелить, и знал бы этот снайпер, как эйдену было не до него. не до вальца, не до айтора и даже не до мии. эйден так долго был взрослым ребенком, так долго терпел, что сейчас упивался своим горем и жалел себя за все то время, что было у него отнято. он четыре года бегал по свободной земле в поисках сестры, самостоятельно учился выживать и делать вещи, которые не должны были уметь подростки в его возрасте. предательский вирус, предательские ученые, предательские вальц и конец света — все было против него с самого начала. и предательский хакон, спасший его от повешения. лучше бы оставил его там в петле под потолком и истязал себя чувством вины каждый раз, когда проходил мимо. посмотри, хакон, это мальчик, которого мучил вальц, на которого ты, аморальный ублюдок, работал.       захрипела старенькая рация на ремне. эйден едва нашел в себе силы, чтобы взять ее в руки.       — эйден, ты в порядке? живой?       в груди болезненно сжалось сердце, да так, что на мгновение эйден подумал, что оно больше не забьется. но оно забилось. и эйден никогда не знал, что от обиды по вискам может так сильно бить пульс.       — сукин сын! — взвыл он в рацию. — да я же тебе доверял! правда верил! всем, сука, сердцем своим!       — эйден… — так слабо, что за шумом рации едва было слышно.       — ты знал с самого начала и молчал! молчал и смотрел мне в глаза! да как тебе, уебку, хватало наглости смотреть мне в глаза?!       — эйден, мне жаль… мне так жаль…       эйден зашелся новой волной плача, тихого и судорожного. столько времени прошло после того, как он бежал из госпиталя. и это, наверное, было началом его нескончаемых мучений. в госпитале на нем ставили опыты, его мучили, но он был не одинок. мия вытирала ему слезы, держала за руку, рассказывала сказки на ночь и всячески поддерживала его. даже когда его забирали, а мия оставалась в палате, даже тогда на другом конце коридора он чувствовал, что он не одинок. но как только эйден перешагнул порог госпиталя, то мир сразу обрушился на него тяжелым прессом: разруха, зараженные, бандиты. мир хотел растоптать его, ограбить, сделать больно и убить. никому нельзя было доверять.       чушь полная, с раздражением подумал эйден, нельзя было верить в то, что никому нельзя было доверять.       сам себе он, наверное, могилу и вырыл. это было ясно как день еще с самого начала его путешествия. и доказано это было не им, а тысячами других, таких же доверчивых. эйден считал, что если предупрежден, то вооружен, но ошибся. сейчас он был раздавлен и обессилен предательством человека, в котором действительно никогда не сомневался.       — я не смогу оправдаться, и тебе не нужны мои оправдания, эйден. я проебался. никогда я так не проебывался: ни с первым своим браком, ни со вторым и ни с третьим. и не когда я служил вместе с киллианом. он правду говорил: тебе нужно было опасаться меня.       и хакон давил на больное. это действительно была вина только эйдена, что он поверил и дал себя обмануть какому-то трусу, которого видел впервые в жизни. подумать только: впервые в жизни! эйден сдержал рвущуюся наружу истерику. слез хватало.       — заткнись! заткнись нахрен, хакон, я не хочу слышать! засунь свои извинения себе в задницу!       болела глотка, болели голова и грудь. в легких не хватало воздуха, и они горели изнутри. сердце, казалось, порвалось по швам и теряло кровь быстрее, чем успевало качать ее. все тело будто разладилось и не хотело работать в одном ритме. эйден чувствовал себя так, будто вот-вот потеряет сознание. он беспомощно подтянул к ноющей груди колени и обхватил себя руками, убаюкивая больную душу. эйден жалел себя, и ему было ни капельки не стыдно. он заслуживал сочувствия, но ни от кого не получал его. и если никто не мог дать ему этого, то он имел полное право самостоятельно себе посочувствовать.       — эйден… пиздец… — по ту сторону рации послышался несдержанный всхлип. — я не знаю, как объяснить тебе, что мне действительно жаль. наверное, я потерял тебя, эйден. наверное, ты никогда не вернешься ко мне. и я пойму тебя. любое твое решение будет правильным, и я приму его. я заслужил и стрелу, и твою ненависть. можешь бросить снайпера и вернуться добить меня. если от этого тебе станет легче, то возвращайся, эйден. я не дам сдачи.       замолчал хакон, и замолчала рация. в воцарившейся тишине рыдания эйдена показались ему непристойно громкими, почти что оглушающими. наверное, зараженные уже направлялись прямо к нему — учуяли легкую добычу. эйден тоже не дал бы им сдачи. эйден вообще уже никому бы не дал сдачи: ни снайперу, ни вальцу, ни хакону, ни этой несправедливой жизни. хотя все они заслужили хорошей взбучки. эйден только больше не мог ее дать. у него не было сил, потому что последние он потратил на то, чтобы быть взрослым и принимать якобы взрослые решения. вот только все шло из рук вон плохо. у эйдена было ощущение, будто он всю свою недолгую жизнь принимал неверные решения, которые губили его и закапывали еще глубже. он был сам виной своих страданий и ничего не мог с этим сделать. потому что всякий раз делал только хуже. а впереди его ждали еще столько же лет невыносимых ошибок. эйден все гадал, когда будет его последняя, фатальная. и казалось, это была она. здесь был его предел. ему хотелось кричать, разбить что-нибудь и бежать без остановки одновременно. бежать подальше от себя.       — эйден… я, кажется, догадываюсь, кто стрелял. и она не глупая. пожалуйста, будь аккуратен. я больше ни о чем тебя не прошу. — голос хакона был слабым, но рация эйдена работала исправно. — береги себя, эйден. и возвращайся живым.       вскоре слезы кончились. эйден чувствовал, как ему не хватило выплакать все, что скопилось у него на душе, но слезы кончились, и он лежал на залитом солнцем асфальте, разбитый и обессиленный. день медленно перетекал в вечер, и солнце обходило эйдена стороной, надменно глядя на него сверху вниз. вместе со слезами кончились и эмоции. он смотрел на голубое небо и проплывающие белые облака, на нависшие над ним дома и деревья, понимая, что больше зол на себя, чем на хакона. другие люди вообще ни при чем, когда дело доходит до лжи. это всегда было о том, кому врали — позволишь ли ты обвести себя вокруг пальца или заслуживаешь большего, чем лжи?       и эйден заслуживал. он взял рацию в руки.       — хакон?       тихие болезненные хрипы на той стороне и слабый голос:       — да?       эйден тяжело вздохнул, поднимаясь с земли. его сердце болело, но слушалось приказов, которые отдавал ему мозг. то, что собирался сделать эйден, могло показаться ему невыносимым, болезненным и даже, наверное, смертельным, но только лишь потому, что первый блин чаще всего именно комом. а дальше легче. дальше уже по изученной схеме — лишь закрепление пройденного материала. уроки — вот из чего состояла жизнь. иногда их было слишком много, и не каждый был способным учеником. как и эйден. и если какой-то урок был не усвоен, то он не шел дальше, а учился до тех пор, пока не вбивал себе это в голову. так уж он был воспитан.       — сейчас я догоню снайпера, а потом вернусь к тебе. мы подлатаем тебя, и ты расскажешь мне все, что знаешь о вальце. ты поможешь мне остановить его и найти мию. и только после этого я подумаю над тем, вести ли тебя к океану. понял?       — понял, — дрожащим голосом ответил хакон.       — отлично. — эйден забрался на крышу жилого дома и спрятался за каминной трубой, выглядывая снайпера. — чтобы когда я вернулся, ты был на месте. живой. конец связи.