Le déluge

— Саш, ты слышал? — прокричала Алина из кухни, — нас закрывают на карантин! Руневский, возившийся в подключением какой-то очередной новомодной приблуды от Apple к своему ноутбуку, должного внимания к ее крику не проявил, а когда взъерошенная и истерично-тяжело дышащая Алина предстала встала перед ним, скрючившимся над столом, в позе суровой жены, проявлять участие было уже поздно. — Это тебе, — громко сказала молодая вампирша и протянула Руневскому пачку медицинских масок. — Зачем это? — удивился тот. Мысли его все ещё занимала не поддающаяся дрессировке техника нового поколения. — Без этого теперь на улицу выходить нельзя! — Ой да брось, милая моя, — рассмеялся Руневский, — ты что, веришь всему тому, о чем тебе говорит современная пресса? Ей богу, во время испанки ты так не паниковала! — Да, но хочу напомнить, что во время испанки ты умер! В воспоминаниях Руневского пробежали неприятные картинки из Константинополя, когда ему, неудачно погибнувшему от болезни при свидетелях, пришлось битых три часа лежать, не шевелясь, в гробу на панихиде, а после выбираться из могилы под покровом ночи, испортив свой любимый из всех спасённых из России костюмов. Оценив неуместность своего упрямства, Руневский покорно взял из рук жены пресловутую пачку. — Хорошо, если это тебя успокоит, я буду ходить исключительно в маске! За свою добродетель Руневский заслужил долгий примирительный поцелуй и отчего-то ещё одну картонную упаковку непонятного происхождения. — Перчатки и антисептик. Для профилактики! — развела руками Алина и упорхнула обратно на кухню — дописывать сценарий нового выпуска своих разоблачений. Руневский за закрытой дверью кабинета смачно выругался по-польски. Вечером он засобирался в магазин — была чудесная мартовская суббота, и не отметить ее бутылочкой хорошего вина, по мнению вампира, было совершенно недопустимым упущением. — Маску взял? — спросила Алина. Руневский кивнул. Девушка посмотрела на него с недоверием. — Покажи. Скрипя зубами, Руневский разулся, вернулся в комнату, выхватил из задвинутой в самый дальний угол стеллажа коробки пару масок и, потрясая ими над головой как мечом, вылетел из квартиры. Алина на это лишь вздохнула. Буквально сгорев от испанки за пару месяцев, ее муж совершенно перестал верить в то, что какая-либо бацилла или вирус может его теперь убить. — Мужчина, наденьте маску и перчатки, — сурово произнесла неухоженная продавщица в красном переднике, когда Руневский, обаятельно улыбаясь, выставил на кассу четыре поблескивающие зелёным стеклом бутылки. — Милая мадам, ну зачем эти условности? — не прекращая улыбаться, проговорил вампир, — мы же оба с вами знаем, что этот кусок ткани нас с вами ни от чего не спасёт! — Маску наденьте, — продавщица сложила руки на груди. За Руневским уже собралась внушительная очередь. — Вы издеваетесь? — взвёлся вампир, — то есть то, что вы сидите от меня в метре, вас не может уберечь, а то, что вот эта пожилая дама за моей спиной дышит мне буквально в загривок, прикрывшись маской, надетой явно не в первый раз, обезопасит мир от распространения вируса?! За «пожилую даму» Руневский получил от стоявшей позади него женщины бутылкой под рёбра, а продавщица, оказавшаяся женщиной с характером — других в винные паркеты работать не берут, — потребовала с вампира не только маску и перчатки, но уже и паспорт. — Больно вы туповаты для того, кому по возрасту можно вино покупать. Когда Алина, услышав звуки сирен, и очень знакомый тембр ругани, выбежала на улицу, нацепив на лицо маску и зимнюю шапку пострашнее, чтобы поклонники не узнали, и захватив с собой на всякий случай удостоверение ФСБ действующего полковника Руневского, горе-ковид-диссидента уже усаживали в полицейский автомобиль. Из сбивчивого рассказа очевидцев, Алина, представившаяся «женой этого дурака», узнала, что Руневский, в целом, готовый капитулировать после продолжительной перепалки с продавщицей, после просьбы показать паспорт окончательно разозлился, а обнаружив, что все документы, включая удостоверение работника спецслужб, были оставлены им дома, совсем вышел из себя и, не сдержавшись, пробил ударом кулака кассовый аппарат. Сделав самое страдальческое лицо из всех, Алина в красках рассказала, какая тяжёлая у ее мужа работа, что нервы шалят, и что полицейский наряд проявит высшую степень благородства, отпустив своего «коллегу» за такое крошечное правонарушение. То ли Алинины театральные жесты, то ли корочка полковника ФСБ помогли ситуации, но полицейские ограничились вынесением предупреждения и обязали Руневского выплатить штраф за порчу казанного имущества. — Саша, я тебе поражаюсь, — воскликнула Алина, когда за четой Руневских закрылась дверь квартиры, — ты же взрослый двухсотлетний человек, что за ребячество?! Ладно бы мне такое в голову пришло, но ты, ты! Руневский виновато потупился, помогая жене стащить с себя наспех надетый пуховик. — Прости, — пробормотал он, — но эта неопрятная дрянь за кассой вывела меня из себя! — Я же тебе говорила, что всё серьезно с этим карантином! Ещё одно такое же приключение, и, уж поверь, я не буду вытаскивать тебя из СИЗО за нарушение правил Роспотребнадзора и за буянство на ровном месте! Алина отчаянно хлюпнула мужа ладонью по груди, оскалилась от злости, обнажив готовые к нападению клыки, но тут же успокоилась, погладила место ушиба и продолжила уже мягче. — По крайней мере, постарайся больше не громить ничего, — прошептала Алина, — иначе на компенсацию ущерба мы потратим все накопленные за последние сто лет сбережения. — Я постараюсь. Казалось, буря миновала. Алина, вновь улыбнувшись, потянула мужа на кухню. — Я пока тебя ждала, сварила нам пасту. Ты так надолго пропал, что я отчаялась дождаться. Руневский с недоверием покосился на явно недоваренные спагетти под томатным соусом, но улыбнулся в ответ и, усадив жену за стол, сам сервировал на тарелках скромный субботний ужин. Спагетти хрустели посередине и слиплись по краями, но, в целом, Руневский посчитал их вполне пригодными для употребления. Он уже отправил в рот четыре ложки и собирался было похвалить жену за явный прогресс в кулинарном деле, как Алина вокруг побледнела и совершенно неинтеллигентно выплюнула только что съеденную порцию обратно на тарелку. — Какая мёрзлость, — сказала она, отплевываясь, — выплюнь немедленно! — Почему? — удивился Руневский, доедая, — вполне неплохо получилось, с учётом твоего предыдущего опыта. Алина покосилась на него с напряжением. — Я перепутала соль и сахарную пудру, а к чесноку подмешала мускатный орех, и ты, сибаритствующий гурман с двухсотлетним стажем, можешь так откровенно врать мне в лицо о том, что это можно есть? Тут уже напрягся сам Руневский. Медленно он поднёс к носу тарелку с остатками ужина, облизал вилку, потом доел последнее, медленно пережевывая каждый кусок. Затем, подскочив с места, ринулся к кофемашине и засунул нос в отделение для зёрен. — Саша, ты чего? — обеспокоено спросила Алина. Телевизор, тихо шелестевший на фоне, что-то рассказывал голосом ведущей вечерних новостей о симптомах новой коронавирусной инфекции. «Одним из основных симптомов является частичная или полная потеря обоняния и вкуса». Алина взглянула на мужа. Тот, виновато сжавшись, отнял голову от корзины с чесноком. — Дорогая, ты только, пожалуйста, не ругайся. Алина, издав гортанный рык, запустила в мужа оказавшейся под рукой поварёшкой. Больше Руневский против масочного режима не возражал.