Очевидное и ещё очевиднее

Они особо не пили, всего пара бутылок пива, но Ставрогин всё равно первый лезет целоваться, даже без своей обычной грубости, нарочитой или естественной. До этого Петя думал, что на его долю не перепадёт и ласкового взгляда — что, конечно, было сильным утрированием в своём духе для упивания жалостью к себе же. Ставрогин заботился о нём в своей обычной манере — вызвать такси, попросив отписаться дома, или же зайти к Пете в квартиру с пакетами продуктов, зная, что обычно у того в холодильнике шаром покати — в общем, баловал на свою стипендию как мог. Вот только одних денег Верховенскому было мало, и, по всей видимости, Коля заметил это совсем недавно. Начал неловко обнимать при встрече, ворча, что люди смотрят, или таким же образом быстро клевать в щёку, чтобы успокоить моментально расходящегося по каким-то мелочам Петю. Этого было более чем достаточно, но сегодня, видимо, совсем особенный день. Повалив Верховенского на диван, Коля ловит его за бёдра и стаскивает с ног клетчатые тапочки. — Вечером никуда не торопишься, — ставит он перед фактом, — остаёшься у меня. — Я могу выбрать звонок другу? — заливается смехом Верховенский. — Похвастаться. — Нашёл чем, — Ставрогин улыбается в ответ, — выгоню утром без завтрака, если будешь ёрничать. А похвастаться действительно есть чем — если всё пойдёт так, как уже успел надумать себе Петя, то у него в кои-то веки случится первый раз. Он сам удивлялся, как со своим рискованным поведением не протащился по всем без разбора, но факт оставался фактом — в школе было не до того, а в универе, стоило увидеть Ставрогина ещё на первом курсе, Петя поставил себе цель и шёл к ней напролом, не обращая внимания ни на кого больше. Знал бы, что на третьем курсе его мечты сбудутся, не нервничал бы так. — Что, прям сразу? — Верховенский не сопротивляется, пока Коля стаскивает с него футболку, и даже помогает, выгибаясь, — А как же узнать друг друга поближе, свидания, кафе, парк и прочая пошлятина? — он не скрывает своего ехидства, пытаясь, напротив, замаскировать им своё волнение. — А что ты обо мне не знаешь? За три курса уже всех подкупил, чтобы тебе рассказывали, куда я хожу после пар и чем занимаюсь в свободное время, — Петя уже даже не стесняется каждый раз при упоминании своего сталкерства и довольно лыбится во все тридцать два, — а о тебе я про всё в курсе не меньше. Ты такой болтун, что просто ужас. — Не болтун, а экстраверт! Который принял тебя, буку, под своё крыло. Ставрогин даже не находит сразу, как это прокомментировать, и молча кусает Верховенского за ухо. — Может, ты тогда и будешь вести? Верховенский тут же тушуется, предоставляя Коле право делать с ним, что угодно, поскольку сам он не имел ни малейшего понятия, с чего начать. — Признаю ошибку, — заявляет он, — ты царь, бог и всё такое. — Верховенский, который осознал свою неправоту, это что-то новенькое. — Да у меня всё сегодня новенькое, — не удерживает Петя язык за зубами. Коля только насмешливо смотрит на него, спускаясь к ногам и прикусывая за бедро. — Вообще, насколько я знаю, начинают сверху, а ты с места в карьер, — вновь заговаривается Верховенский, забыв, что только что отказался от своего права на руководство процессом, — ничего не путаешь? — А я начинаю снизу вверх. Считай, у меня такой фетиш. Ставрогин и правда слишком увлечённо жмётся к его коленям, но даже так выглядит полноправным хозяином ситуации. Осуждать нечего, наоборот, глаза Пети тут же сверкают, стоит ему осознать, какой простор для дальнейших манипуляций ему открывается. Да и без этого приятно видеть, как тот, о ком он грезил столько времени, сейчас самозабвенно обнимает его ноги, пусть и принося больше удовольствия себе, чем Пете. Хотя ему несомненно это нравилось. — Со всеми такой хернёй занимаешься? — хихикает Верховенский, заливаясь слабым румянцем. Коля осторожно целует его голень, придерживая за щиколотку, а затем зубами стягивает носок, заставив Петю ойкнуть от неожиданности и возбуждения. — С теми, кто не осудит, — хмыкает Ставрогин, потираясь о лодыжку Пети щекой, — а ты точно не из таких. — Чего это ты так решил? — Верховенский улыбается, — Вдруг потом пойду всем своим рассказывать, какие у тебя тараканы? — Не пойдёшь, — говорит Коля, — я более чем уверен, что у тебя самого этих самых тараканов не меньше. Губы прикасаются к ступне, и Верховенскому приходится придержать свои колкости, выпустив вместо них тихий вздох — Ставрогин мягко прикусывает вслед за поцелуем, наблюдая за меняющимся лицом Пети. — А много кто не осуждал?.. — Давай не будем о былом, — приказывает Коля, — сейчас только ты и я. Он ведёт ногтём по своду стопы, и из Пети вырывается нервный смешок — услышав это, Ставрогин ухмыляется, продолжая. — Ну хватит мучать, — тот запрокидывает голову, глубоко вздыхая, — я всё понял, глупых вопросов не задаю… — А я и не мучаю, — лёгкая щекотка сменяется очередным поцелуем, и Верховенскому настолько странно хорошо, что дрожащую ногу едва удаётся удержать от слабого пинка. — Ставрогин… — Можешь брыкаться, я привык. Эти слова ненадолго селят в Пете смутное чувство ревности — он не первый и, скорее всего, не последний, с кем Ставрогин делит такой интимный момент, и размышлять об этом сейчас вовсе не нужно. Он сам, пытаясь добиться Колиного внимания, даже и думать забыл про то, что с большой вероятностью будет для него просто этапом, в лучшем случае приятным и достаточно длинным — возможность быть окончательным партнёром Петину голову даже не посещала, настолько она казалась призрачной и далёкой от реальности. Заметив, что Верховенский мыслями уже не с ним, Ставрогин целует его в испещрённое синяками колено, возвращая назад. — Петь, приём. Мне остановиться? — Нет-нет, продолжай, — машет рукой Верховенский, но Коля уже поднимается к его лицу, хмуро всматриваясь в Петины глаза. — Повторяю — нет сейчас никого другого. Мы вдвоём. — Я понимаю, но… — Но не можешь перестать думать о том, что у меня до тебя были другие партнёры. Верховенский стыдливо краснеет и шмыгает носом, отворачивая лицо, которое Ставрогин тут же ловит за подбородок. — Пока ты будешь от этого молчать и бегать, лучше не станет. — Но я же это не исправлю!.. — выпаливает Петя, тут же зажмурившись от страха, что сейчас Коля точно оденется и уйдёт, решив больше не связываться с настолько нервным и мнительным человеком, а потом не позвонит и не напишет, как после неудачного свидания в тиндере. Полный провал. Ставрогин, на его удивление, никуда не уходит, а ложится рядом, приобнимая. — Верно. Но можешь изменить своё к этому отношение, — горячо шепчет он на ухо, — подумай, сколько людей было «до», но я остановился на тебе. Они не подошли, а ты — подошёл. Верховенского такие слова убеждают слабо — может, на каждый момент жизни эти другие подходили тоже, а затем просто были вычеркнуты, как будет вычеркнут и он сам. Не лучшие мысли для первого раза, но, видимо, стоило слушать Лизу, говорившую, что это просто переоценённый и ужасно неловкий момент. Что можно, что нельзя делать — Петя выяснял это досконально, но в такой ситуации, сбив всем настрой, остаётся только обнять себя за плечи и плакать. Его переворачивают на живот и целуют между лопаток — Верховенский и не думал, что Коля способен на такие нежности, хотя после уже прочувствованного этому было трудно удивиться. Вот только если предыдущие прикосновения являлись скорее личным фетишем, эти походили на попытку сгладить углы и усмирить нервы. Он прячет зардевшееся лицо в подушку, глупо улыбаясь от каждого поцелуя, пока его не подтаскивают за рёбра ближе. — Спокойнее? — Всё нормально, Коль, — не сказать, что стопроцентная правда, но теперь Петя чувствовал себя лучше. — Будешь обманывать, расстроюсь. И откушу тебе обязательно твой замечательный нос, — в ответ на это Верховенский тихо усмехается, поддаваясь мягким рукам. Они оглаживают впалый живот, заостряясь на тазовых косточках, спускаются до внутренней стороны бедра и чувствительной подколенной ямки, прикосновения к которой заставляли Верховенского трепетать. Эту слабость Ставрогин уже подметил и не преминул ей воспользоваться, спускаясь назад и целуя рядом, осторожным движением выпрямив ногу Пети. — Ты так извиняешься, что ли? — Верховенский краснеет пятнами, тем не менее, поддаваясь чужим прикосновениям и выгибаясь так, как этого хотелось Ставрогину. — И это тоже, — кивает тот, — но больше смотрю, что тебе нравится. — Я всё хочу спросить, с чего ты такой заботливый. Ты ведь явно не со всеми… — Повторяю — их всех тут нет. А с тобой сейчас надо быть нежнее. Петя закрывает лицо руками — Ставрогин видел его насквозь и даже сумел угадать, что он у него первый партнёр. Стыдно, волнительно, но больше приятно — наверное, такое внимание и должно быть нормальным в подобной ситуации, но от опытного Коли оно почему-то ожидалось меньше всего. Хотя на то он и опытный, чтобы раскусывать таких, как Петя, на раз-два. Даже обидно, что долго не получилось держать интригу — наверное, Ставрогин в какие-то моменты мог думать по Петиному нахальству, что тот уже испробовал в этой жизни и отношения, и беспорядочные половые связи, и вообще собаку съел на таких вопросах, а оказалось, что он даже за ручку никогда не держался — не с кем было. Оставался открытым вопрос, понял его секрет Коля сразу после поцелуя или же заметил взволнованное лицо Пети уже в процессе. Что в том, что в этом случае Верховенскому безумно неловко признаваться. — Ты всё понял, да? — разочарованно тянет он. — Я думал, у меня получится и здесь наебать. — Я похож на идиота? — смеётся Коля, — У тебя на лице написано, как ты боишься. Я всё-таки не садист. — А выглядит именно так, — очевидная ложь, которой Петя всё ещё пытается отшутиться, но безуспешно. Преуспевает сегодня только Ставрогин в том, чтобы выбить его из колеи. — Не говори глупостей. Лучше говори, как ты любишь к себе прикасаться. — Коль, да блядь… — Верховенский приглушённо стонет, откидываясь на подушку. Начинается. Ставрогин, по всей видимости, решил навсегда вогнать его в краску и заставить смущённо молчать всю оставшуюся жизнь, поняв, что иначе не сможет осадить его болтовню. Не победил, так возглавил, — Шёл бы ты с такими вопросами… — Куда захочешь, туда и пойду. Но сперва расскажи.