***
Платье горничной оказалось на мужскую фигуру, однако ужасно коротким: Ёкодзаве постоянно хотелось оттянуть пониже пышную юбочку, чтобы прикрывала края чулок. Но Киришима безапелляционно сказал: — Эй, убери руки, так и задумано, костюм эротический! — Можно я хотя бы не буду надевать парик?.. — с надеждой взмолился Ёкодзава, поглядывая на чёрные локоны, перевязанные белой лентой. — Дай-ка подумать… М-м-м, нет! — Это слишком! Киришима, подлец, заявил, что тогда не исполнит одно из его условий. Пришлось Ёкодзаве скрепя сердце напялить на себя и парик. Но добили его шёлковые женские трусики — совсем странное извращение, уж лучше бы сразу без них. С комментарием «Милашка!» он не согласился. Платье, передник, чулки — которые, кстати, приятно ласкали кожу нежной полупрозрачной тканью, длинные волосы, собранные в два пышных хвоста… возможно, всё это на ком-то другом выглядело бы симпатично, но Ёкодзава стеснялся и злился. Он не мог связать отражение в зеркале с реальным собой. А когда Киришима настоял, что необходимо накраситься, и сам провёл по его губам гигиенической розоватой помадой Хиёри, Ёкодзава ощутил себя вконец обречённым, словно его самоуважение и мужская идентичность полетели к чёрту. Он мысленно повторял: «Это всего лишь игра. Только чёртова глупая игра! Я обязательно отыграюсь!» Киришима втянул его в поцелуй, явно наслаждаясь земляничным вкусом помады, и Ёкодзава просто закрыл глаза, пока они ещё не заслезились от пережитых унижений. Но побоялся зажмуриться — не хватало ещё, чтобы размазалась тушь: тогда он станет похожим на уставшего после выступления трансвестита. Их шоу было ещё впереди. — Скажи: «Я сделаю всё, что вы захотите, мой господин». — Ещё чего! — возмутился Ёкодзва. — Я приличная женщина! Киришима удивлённо рассмеялся ему. — Играть так играть! — пояснил тот. — Какая непослушная у меня горничная…***
— Замечательные шёлковые ножки! — улыбнулся Киришима, медленно проводя рукой вверх по бедру любовника, и спросил, повалив его на постель: — Ты ведь позволишь мне трогать тебя где угодно? — А вот это… пожалуй… — … мой господин, — закончил за него Кришима, оторвавшись от поцелуев и ласк. — Ты забыл про «мой господин»! — Хорошо, хорошо, — фыркнул Ёкодзава и рвано выдохнул. — Так и быть... — Ты должен произносить это с чувством, — обиженно попросил Киришима, забравшись под юбку и уже высвободив из трусиков его член. — Разве не хочешь, чтобы я доставил тебе удовольствие? Параллельно он уже расстегнул платье и, приспустив его с плеч почти до локтей, зафиксировал руки Ёкодзавы, а сам терзал его соски: покручивал пальцами, обводил языком и слегка покусывал. — Скажи это для меня, — попросил Киришима. — Сказать… что? — уже позабыл он. — «Мой господин». — Киришима обхватил его напряжённый член у основания, другой рукой погладил и слегка сжал мошонку. — Если, конечно, хочешь, чтобы я сделал тебе хорошо… — Ох, чёрт! — простонал Ёкодзава. — Хочешь? — Да… о, да... — Умница, — Киришима поцеловал его и на миг отстранился, словно потянулся куда-то. Ёкодзава лежал с закрытыми глазами и не видел, куда, но вскоре отчётливо почувствовал запах ванили и… взбитых сливок. — Что ты делаешь? — напрягся он, когда пальцы с прохладной воздушной пеной скользнули ему между ягодиц, настойчиво и нежно массируя анус. — Доставляю нам удовольствие, сладкий. Ёкодзава поморщился от эпитета, но возбуждение накрывало приятными волнами. Не успел он опомниться, как Киришима, полностью задрав юбку, стянул с него трусики и широко раздвинул его ноги. Положив подушку ему под поясницу, принялся вылизывать перепачканный сливками зад, параллельно лаская рукой член. — М-м-м, очень сладкий… — довольно протянул Киришима. — Прекрасная моя девочка, я, быть может, тебя прощу… Ёкодзаве было уже всё равно, как его называют, лишь мешался проклятый парик: длинные волосы разметались по постели и щекотали шею, лезли в лицо. Он не мог убрать их, снять парик или прикоснуться к Киришиме, а последнего очень хотелось, но просить — ни за что! Непривычно давили резинки чулок, раздражало проклятое платье, приходилось принимать мучительное наслаждение, смешанное с неудобством, что как-то не добавляло восторга. Но Ёкодзава опустил взгляд и встретился с лукавыми полуприкрытыми глазами Киришимы: слегка растрёпанный и покрасневший, с испачканным в белых сливках лицом, он был дьявольски соблазнителен и прекрасен. За такого Киришиму Ёкодзава был готов простить даже юбку. — Как бесстыдно! — усмехнулся Киришима, заметив его интерес. — Тебе ведь нравится? — Ох... — «Мой господин», — напомнил он. — Мой господин… — автоматически повторил тот, — …мой Дзен! — Молодец, ты заслужила награду. Киришима приставил свой член к его входу. Ёкодзава застонал: именно этого ему и хотелось, так сильно, что ныло внутри. Киришима умел доставлять ему удовольствие, входить и касаться самых чувствительных точек, доводя буквально до исступления. Но Ёкодзава сдерживался невероятным усилием воли: не время сейчас кончать. Обычно он плыл по течению, принимая любовника, лишь ворчал прежде и немного сопротивлялся ради порядка; Киришима казался ему порой чересчур откровенным, норовил приставать в неподходящих местах, не только дома наедине. Возможно, он прав, требуя от Ёкодзавы больше внимания. Тем более раз возник повод… Киришима обнял его и, перевернувшись на спину, положил на себя, поправил Ёкодзаве платье, освобождая руки. — Ты, кажется, хотела попробовать сверху? Женское обращение резало слух. «Ладно же…» — подумал Ёкодзава. Преодолев приятную расслабленность в теле, он приподнялся и, опираясь Киришиме на грудь, стал медленно двигаться, наблюдая: Киришиме нравилось. Когда он нетерпеливо подавался бёдрами вверх, входя чересчур глубоко и резко, Ёкодзава невольно вздрагивал от острого наслаждения. Они впервые занимались любовью в такой позе. Обычно в постели с мужчинами Ёкодзава позволял им вести, а в активной позиции выступал только с женщинами, но так управлять ситуацией было ново и по-своему очень приятно. — М-м-м, я не против, когда ты сверху, моя милая горничная… — протянул Киришима, поглаживая его бёдра под юбкой. И Ёкодзава не выдержал. Настала пора ещё кое-что изменить. — Как пожелаете, мой господин! — прищурился он, улыбнувшись. Ёкодзава снял через голову ненавистное платье и поправил сползший парик. — Так мне тоже нравится, — хохотнул Киришима. — Люблю смелых девочек! «…с членом», — хмуро добавил про себя Ёкодзава и завязал ему платьем глаза: наблюдать за довольным лицом этого извращенца сил больше не было. — Ох, какая стеснительная! Ладно, согласен. Ёкодзава молча потянулся за взбитыми сливками, оставив ненадолго любовника без внимания. — Ты куда? — чуть обиделся тот. — Моя сладкая, не оставляй меня! — Господин, я лишь хочу, чтобы вы поняли, как делаете мне хорошо… Ёкодзава устроился у него между ног и, обильно намазав сливками, обхватил его член губами и начал посасывать, удовлетворённо наблюдая, как Киришима запрокинул голову. Ёкодзава ненавидел, когда отвлекают, болтая в процессе, — и почему некоторых так тянуло? Остановившись на миг, издевательски спросил: — Нравится? — Да-да, продолжай! — Хорошо. Господин... — М-м-м, — протянул Киришима, когда в него протолкнулись перепачканные в сливках пальцы: одновременные ласки снаружи и изнутри заводили его явно сильнее. — Замечательно, — невольно вырвалось у Ёкодзавы. Когда пальцы заменил член, Киришима от неожиданности охнул и сжался. Но и не думал возмущаться вопреки ожиданиям: этот подлец из всего стремился извлечь пользу, словно даже с чужим членом в заднице оставлял за собой ведущую роль. Ёкодзава продолжил ласкать его, дразня большим пальцем головку, и Киришима расслабился. Он подставлялся, пока его вдавливали в кровать, крепко сжав руки, чтобы не снял с глаз повязку. Тихо постанывал и облизывал пересохшие губы, но Ёкоздава не торопился его целовать: нравилось наблюдать за мучениями. От того, как в живот упирался член Киришимы, и от обжигающей узости его тела вело голову, но он ещё недостаточно насладился своей маленькой местью. Ёкодзава поднялся и положил ягодицы Киришимы себе на бёдра. Поза казалась наиболее откровенной и унизительной, так видно всё: как подрагивает член Киришимы, как член Ёкодзавы погружается в растянутое покрасневшее отверстие, туго обхватывающее его. Киришима лишь млел, казался раздражающе довольным, отчего его хотелось трахать пожестче, быстрее и глубже. Наблюдать, как руки сжимают простыни, а с губ срываются приглушённые стоны. Немного замедлившись и переведя дух, Ёкодзава сдёрнул с его глаз повязку. — Ну что, господин, нравится, когда тебя трахает горничная? Киришима расхохотался: — Мне нравится, когда это делаешь ты! И да, тебе очень идут длинные волосы. Тот сконфузился: — Извращенец! — Сам такой, — подмигнул Киришима, нетерпеливо ёрзая и прося продолжения.***
— Признаться, ты меня удивил, — игриво улыбался Киришима, накручивая длинный искусственный локон себе на палец, пока Ёкодзава стирал сперму с его живота проклятущим платьем. — Не думал, что ты однажды на такое решишься… — Не забывай, я мужчина! — недовольно заметил тот. — Я знаю. Он поправил его парик. Но Ёкодзава парик злобно сдёрнул. — Надоело, я в нём вспотел! — Но ведь оно того стоило, правда? Тебе понравилось в кои-то веки надо мной доминировать? — лукаво спросил Киришима. — Всё бы тебе издеваться… — У-у-у, моя девочка расстроена! — умиляясь, надул он губы. — Ничуть! — Ой не ври! — Киришима расслабленно потянулся и, игриво прищурившись, посмотрел ему прямо в глаза: — Признайся, каково быть «девочкой с членом»? — Это тебе, чёрт возьми, всё нравится, извращенец! — Но не с каждым, — уже серьёзно уточнил тот. — Я люблю тебя, а в любви не существует комплексов. Ёкоздава лишь фыркнул, но подумал, что, возможно, он прав. Однако пускай не совсем, но уязвлённая мужская гордость Ёкодзавы Такафуми была удовлетворена: сегодня он был сверху.