Tyler Shaw — Abcdefghi
John Hugh Laurie — The St. Louis Blues
Когда Трутни ближе к середине февраля совершенно внезапно оживились (даже Гасси выпил на пять стаканов апельсинового сока больше, чем обычно) и принялись наперебой что-то обсуждать (в их словах чересчур часто проскальзывала некая дата — 14 февраля), я даже ничего и не понял. Мало ли, вдруг у дядюшки Барми будет день рождения или у Таппи назначена на то число покупка шикарного торта. В конце концов ситуацию разрулил старина Бинго — он подлетел ко мне на крыльях очередной любви и вместо того, чтобы по-джентльменски спросить у друга "как делишки?", затараторил про какого-то Валентина, сердца и прекрасную официантку из кафе на Беркли-Сквер. Черт знает, как они были связаны. Не успел я отхлебнуть еще хотя бы каплю в. с с., как меня утащили от стакана куда подальше.
Когда я потребовал чуть больше разъяснений (а я потребовал просто-таки ого-го!), Бинго лишь отмахнулся от меня как от назойливой мухи. Я ему это в будущем припомню! А в этот раз я ему помог, конечно, ну не бросать же друга в беде. В общем, вцепился Бинго в эту девицу из кафе, словно грелка в тузика, а я ему оказал немного моральной поддержки. Или в пословице говорится "словно тузик в грелку"? Надо будет посоветоваться с Дживсом, когда закончу писать.
Как вы уже наверняка поняли, выяснять про сердца, В. и всякую остальную нечисть мне пришлось у Дживса. Что, в сущности, совсем неплохо. Этот парень знает все на свете и может донести это самое "все" до любого ума (даже до такого недалекого, каким обладает ваш покорный слуга). И это только одна из причин, почему я его обожаю.
— Дживс! — я заозирался, пошарил взглядом по квартире, стенам, потолку и даже под диваном, но Дживса, даже самого крошечного, найдено не было. Я даже немного приуныл, но потом вспомнил, что у нас еще есть кухня, куда я и заглянул. — Дживс? А! Вот ты где, дружище. Я тебя уж разыскался. Ты что тут?
Он парил в своем излюбленном фартуке по кухне от холод. до стола и наоборот, что-то брал и нарезал, что-то отправлял прямиком в жадный рот кастрюли. Короче говоря, работа у него кипела. Мне всегда нравилось наблюдать, как он в этой небольшой комнатушке творит свои чудеса.
— Ваш ужин будет готов через десять минут. Сэр, — лед в его голосе неприятно резанул меня прямо по самому сердцу. Кажется, он до сих пор переживал из-за той распрекрасной розовой рубашки с огуречным желтым узором. Я хмыкнул, примостился возле холод. и попробовал его чутка расшевелить.
— Сегодня немного позже, чем обычно, да? Что, отопление снова сбоит?
— Нет, сэр. Просто вы вернулись домой немного раньше, чем обычно, — ловко отбрил меня Дживс.
— А! — только и воскликнул я. На Дживса мое восклицание не подействовало, наоборот, лягушка на его циферблате насупилась еще сильнее.
Я мысленно почесал затылок и не нашел решения лучше, чем подойти к нему впритык, обнять со спины и звонко чмокнуть куда-то в макушку.
— Ну не дуйся, — пробурчал я и зарылся носом в его аккуратненько уложенные волосы.
— Сэр! — недовольно отреагировал Дживс, но я ясно понял, что антарктические льды чутка подтаяли. Морковку он стал нарезать менее яростно, а кончики ушей вовсе кокетливо порозовели. Да и холод из его голоса поушел. Уж поверьте мне, я в этом специалист, я могу написать целую книгу о его голосе. Черт, даже три книги!
Я еще немного поерошил его волосы, а потом отстал, а иначе точно бы получил полотенцем по носу. Камердинеров лучше не злить, тем более, если это твой собственный камердинер.
— Дживс, послушай-ка, — очень серьезно начал я и также серьезно потерся щекой о плечо моего идеального джентльмена.
— Сэр?
— Тут такое дело... понимаешь, в Трутнях сегодня разговоры только о каком-то там Валентине. Уж не знаю, что это за парень, но он непостягаемым образом...
— Вероятно, вы имели в виду "непостижимым", сэр.
— Не перебивай! Короче, этим самым твоим образом связан он с завтрашним днем и сердцами. Человеческими или, может, кошачьими? Я так и не понял. Судя по тому, каким счастьем светились лица всех этих лоботрясов, дело назревает важное. Не просветишь меня?
Дживс выразительно откашлялся, а я с предвкушением приготовился слушать.
— Вероятно, вы имеете в виду День святого Валентина. Иначе его называют "День всех влюбленных". Люди отмечают его 14 февраля. По традиции в этот день признаются в любви и дарят подарки в форме сердец.
— "День всех влюбленных", ну надо же. Это объясняет сумасшествие Трутней! Там каждый в кого-то влюблен по самые уши. Я в том числе, — заявил я и прижался ухом к широченной спине Дживса. И пусть нас отделяли несколько слоев одежды и, разумеется, кожи, я смог услышать, как громко стучит его работящее сердце. От довольства я чуть не застучал зубами в ритм ему.
— Бертрам, вы как никто знаете, что ваши чувства взаимны. Но давайте мы не будем отвлекаться от темы, — его холодный тон совершенно не вязался с тем, как мягко он качнулся назад в ответ на мои действия. Я задушил желание захихикать.
— Извини, старина, твоя правда. Продолжай.
— Согласно старинной легенде, жестокий римский император Клавдий Второй запретил мужчинам и женщинам вступать в брак, так как считал, что необремененный семьей мужчина будет лучшим воином на поле боя.
— Что за вздор! — я закричал, не выдержав, и крепче вцепился в Дживса, ирраци-как-то-там боясь потерять его из-за каких-то дурацких римлян.
— В самом деле, сэр.
— Интересно получается. А каким боком ко Дню всех влюбленных прилип этот самый Валентин? Что это за парень?
— Валентином звали простого человека, который воспротивился запрету императора и решил обручать любящие души самостоятельно, секретно и под покровом ночи. В том числе он передавал тайные записки и утешал безнадежно влюбленных. Существует любопытная теория, что Валентин освящал браки между мужчиной и мужчиной, женщиной и женщиной.
— Ого! А он ничего так!
— Действительно, сэр. Но как бы там ни было, скоро его деятельность стала известна властям. Это не сошло Валентину с рук: его казнили рано утром 14 февраля. С тех пор среди влюбленных пошла традиция отмечать этот день, а Валентин в католичестве признан святым.
— Ох, — выразительно произнес я и, раздавленный раскладом дел, умолк.
— Не могу не согласиться, сэр.
— Пошли от моего имени приличную сумму друзьям и близким мистера Святого. Он был хорошим человеком, не представляю, как с потерей справились его родители, — с горечью в голосе попросил я.
— Обязательно, сэр, — пообещал Дживс. На душе сразу стало спокойно, как бывает на море после сильного шторма.
Мы немного помолчали. Дживс продолжал терзать несчастную морковку, я устроил заплыв в супе из своих мыслей. К своему удивлению, несмотря на то, что я безумно сочувствовал бедолаге В., в вустеровской черепушке обнаружилось желание подарить что-нибудь Дживсу завтра. Не каждый день выпадает возможность оказать знак внимания этому замечательнейшему и умнейшему из людей, сами понимаете, в какой век мы сейчас живем. А так, завтра запросто можно его порадовать и, возможно, даже увидеть самое что ни на есть настоящее счастье на его циферблате. С., которое он так тщательно скрывает ото всего остального мира, но не от меня. В конце концов, это же День всех влюбленных, верно? Мы под эту категорию не просто попадаем, а влетаем со свистом и воплями на скорости двести миль в час.
Тогда решено.
Я понял, что пора снимать купальник и возвращаться из мысленного супа в мир настоящий, когда Дживс развернулся в моих руках и торжественно объявил:
— Ваш ужин готов, Бертрам.
Я разулыбался, Дживс тоже поднял уголок губ на восемь десятых дюйма. Окончательно оттаял, хотя в ближайшие дни он наверняка устроит мне очередную головомойку по поводу рубашки. Но это ничего!
Я не сумел сдержаться, ткнулся носом в его нос, проехался губами по его коже тут и там. Дживс, будто того и ожидал, подставил лицо под мои поцелуи, ласково гладил меня по щеке и льнул к рукам. Меня совсем уж развезло, я так расчувствовался, что чуть не пустил слезы. Словно барышня на свадьбе. Испугавшись такого позорного исхода, я спрятался в шее Дживса и в его объятьях.
— Вас беспокоит ситуация с Валентином? Это произошло многие годы назад. Он прожил достойную жизнь и умер за благое дело, — голос Дживса сейчас похож на ощущение мягкой подушки под головой. Я положил черепушку ему на плечо, он с готовностью чмокнул вустеровское ухо. — Он более хороший человек, чем те люди, которые проживают долгую жизнь, но проводят ее, добавляя лишь смертоносный яд в жизни других людей, но никак не счастье.
— Похоже на описание тети А.
— Совершенно верно, — я услышал улыбку в его голосе и инстин-как-то-там сам чуть не разулыбался.
Помолчали еще немного. Потом я прочистил горло, поднял на Дживса гляделки.
— Меня злит, что сейчас могут жениться все, даже Гасси и Мадлен, даже Бинго и официантка. Но если мы попробуем... это сделать, то отведаем того же яда, что получил Валентин. А тебя это не злит, Дживс?
Он посерьезнел, на его циферблат набежала тучка, в замечательных синих гляделках засверкали страшные молнии. Он снял вустеровские руки со своей талии и совершенно восхитительным образом переплел наши пальцы.
— Я тоже не понимаю законов нашей Англии. Но даже несмотря на них, я люблю вас. И клянусь вам, я не допущу того, чтобы с нами случилось что-то похожее. Что бы ни случилось, я всегда буду рядом, любовь моя.
После этих слов, произнесенных горячим дживсовом шепотом, я почувствовал, как окончательно раскис. Но у меня хватило сил намотать сопли на кулак (так выражается тетя Далия. В молодости она любила охотиться и сквернословить. Страшная женщина) и ответить:
— Ты как никто знаешь, что эта клятва взаимна, старина. Черт подери, Вустеры воевали при Азенкуре, неужели их прямой потомок откажется воевать за тебя? Да ни в жизнь! — я боднул своим лбом лоб Дживса и ненадолго соединил наши губы. — У нас все будет хорошо, а если понадобится, мы сделаем это "хорошо" совместными усилиями!
— Как писал Ремарк: "Любовь не знает ни меры, ни цены".
— Отлично сказано, любимый. А вот теперь пошли-ка ужинать. В вустеровском корпусе абсолютно пусто, надо это поправить.
Дживс в ответ только кивнул. И поцеловал меня еще раз.
***
Знаете, у Дживса есть исключительная способность угадывать момент пробуждения моего сознания и являть свою персону в спальню именно в тот момент, когда сознание уже порядком пробудилось и приказало гляделкам открыться. Вот кстати еще одна из многих причин, почему я люблю Дживса.
Когда гляделки таки распахнулись и яркий мир предстал предо мной, Дживс, разумеется, уже парил в районе моей тумбочки с подносом наготове.
— Доброе утро, сэр, — провозгласил он.
— Доброе утро, Дживс. Какой сегодня день? — по нашей с ним традиции задал я сей вопрос.
— Чрезвычайно благоприятный. Небольшая облачность, комфортная температура. Смею предполагать, что такая погода установится на целый день.
— Вот и чудненько! Ну давай уже сюда поднос.
Дживс же на мое требование лишь кашлянул, снова становясь похожим на овечку с холмика. Поднос он опускать явно не собирался, продолжая парить в районе моей тумбочки. Я нетерпеливо вздохнул и поднял вверх свои гляделки, сверля ими дырку в нем.
— Сэр.
— Дживс.
— Исходя из поднятой вами вчера темы и сегодняшнего Дня святого Валентина, я осмелился приготовить вам немного необычный завтрак, — Дживс завершил свою речь и на том отдал мне наконец поднос.
Я еще перед сном размышлял над тем, какой бы подарок преподнести завтра (то есть, уже сегодня) Дживсу. На ум сразу же прилетела мысль выкинуть восвояси ту расчудесную рубашку, ее было безумно жаль, но чего не сделаешь ради Дживса и праздника. Плюсом я хотел купить пару-тройку его любимых книжек всяких разных философов и отдать приказ приготовить нам недельную поездку в Париж. Я слышал от того же Бинго, этого романтика до глубины души, что Париж — город всех влюбленных. День всех влюбленных и город всех влюбленных... мне кажется, совпадение просто потрясающее. К тому же я давно не бывал во Франции, а Дживс любил путешествовать (правда, он давно канючил у меня Кубу, но Кубу он получит только через мой труп!). Короче говоря, планы у меня были самые что ни на есть грандиозные, и воплотить их в жизнь я хотел как только, так сразу.
Но нет ничего удивительного, что Дживс на пару со своим большущим откормленным рыбой мозгом успел быстрее меня. Естественно, я должен был предугадать такой исход событий, но вустеровские серые клеточки никогда не отличались той же мощью, которой обладали дживсовы.
Поэтому я пораженно уставился на поднос, а с подноса уставились на меня в ответ самым расчудесным образом следующие ребята: кружка идеального дживсового чая и небольшая горка ид. дж. блинчиков. И все бл. были в форме аккуратных сердечек, политых сверху розовым клубничным джемом.
Стоит ли говорить, как я обрадовался, как схомячил все ид. дж. бл. за минуту-две, а затем полез к Дживсу обниматься? (и, по правде говоря, не только обниматься. Если вы понимаете, о чем я)
Дживс прямо сейчас завис над моим плечом и разумно предлагает опустить детали. И я с ним полностью согласен. Пора вашему покорному слуге Берти Вустеру поставить в этой истории логичную точку, обернуться, поцеловать Дживса и потащиться вместе с ним разглядывать
эльф эфир кефир Эйфелеву башню (спасибо, родной, что бы я без тебя делал).
Именно так я и поступаю.
