Февральское утро выдалось облачным и немножко туманным. К счастью, где-то далеко в прохладной тиши уже взошло солнце, и мир залило рассеянным, приятным для глаз мягким светом. Одинокие снежинки кружились в воздухе лениво, медлительно – а падая, немедленно таяли на мокром асфальте.
Приглушенно стуча каблуками выходных ботинок по гладкой черной поверхности, Мидория подошел к повороту, ведущему до общежития. Широкая мощеная дорожка утекала направо, к самым дверям Heights Alliance. Стыки между блестящими шоколадными плитками белели от нерастаявшего снега. Юноша разглядел остатки следов: в некоторых местах снежная решетка была неровной и менее пушистой. «Еще не успело засыпать, – Мидория скользнул взглядом по дорожке. – А еще... не одни мы выходили».
У дверей, прячась под козырьком от редких снежинок, стояла чья-то неподвижная фигура. Юноша смерил ее взглядом и шумно сглотнул. «Нас заметят». – Мысль оледенила его до самых носков ботинок. «Спокойней, – тут же приказал себе молодой человек. – Мы же не нарушаем правила... Но... – Он коротко оглянулся. – Было бы очень стыдно...»
Прозрачно-зеленая пластиковая пленка в его руках зашуршала, выдавая дрожь в пальцах. И лишь осознание, что за спину большой букет не спрячешь, остановило постыдный порыв скрыть смысл происходящего.
– Чего застыл, бро? – Киришима, шедший за ним позади, наконец-то нагнал парня.
Все получилось случайно: час назад они наткнулись друг на друга в холле общежития – оба собирались незаметно ускользнуть, пока остальные спали. Оказалось, что им даже по пути. И даже в один магазин. «Это потому, что мы мужики, а настоящие мужики мыслят одинаково круто, как победители!» – заверил его Киришима. В любом случае, покупать букеты вдвоем, зная, что товарищ так же стесняется и волнуется, было и проще, и одновременно напряжнее. Мидория думал со смесью стыда и какого-то облегчения: «Может, так даже лучше?» Его щеки горели так, что, наверное, к нужному времени все тепло бы закончилось... По крайней мере, юноша на это надеялся. «Не могу же я краснеть постоянно?» И действительно, на время вышло подуспокоиться. Они с Киришимой вернулись на территорию Академии, прошли по дороге – а вот теперь от смущения вновь зазвенело в ушах.
– Кто это там? – прищурился Киришима, разглядывая фигуру у входа. Потом замер. – Вернее сказать,
что это?! – Его голос сорвался в хрип.
– Э... все-таки, «кто». – Губы у Мидории онемели. – Эт-то Т-тодороки-кун.
–
С букетом, – возразил товарищ.
– А-ага!
– Бро! – Киришима остановил парня, положив руку ему на плечо. Дождался, когда Изуку обернется. И внимательно посмотрел ему в глаза. – Тодороки, бро. С букетом.
– Я вижу, – отозвался Мидория. – Н-наверное, он, как и мы...
Его друг шумно выдохнул, качая головой – мол: «Дальше что? Всемогущий из отставки вернется?»
Чуть замедлив шаг, подростки подошли к крыльцу.
– Славное утречко, – охрипнув, начал Киришима. – Погода... комфортные плюс два, да?
Тодороки посмотрел на парней безо всякого выражения, а затем переложил букет из одной руки в другую.
– И вы тоже, – констатировал он.
Мидория присмотрелся, и сердце у него ушло в пятки. В носу защипало от восхищения и осознания собственного провала. Тодороки, естественно, подобрал шикарный букет. Кто-кто, а он точно мог себе это позволить. «Яойорозу-сан будет в восторге!» – подумал юноша, прикусывая губу.
Сын Старателя не обременял себя роскошью. Его выбор был прост, но прямо-таки излучал стиль. Первое, что бросалось в глаза, был цвет. Тодороки взял синие гиацинты, и они поблескивали, припорошенные чуть подтаявшим снегом, как друза драгоценных кристаллов. Цветы словно светились изнутри холодной, незапятнанной чистотой. Между рядами соцветий, тянущихся вверх плотными, вельветовыми в свете непогашенного фонаря метелками, поблескивали хрусталинки цветов голубики – белых, с едва-едва красноватыми черенками.
– Где ты достал такой? – присвистнул Киришима.
Тодороки назвал магазин, и парни подавленно переглянулись: они даже знали название – так же, как можно знать «Ламборджини».
– Ясно-понятно.
– А-ага! Спасибо за и-информацию!
– Мы вот чем попроще обходимся! – Киришима, не унывая, забросил на плечо букет бордовых роз. Простая прозрачная обертка бодро шурхнула.
Мидория не мог не сравнить ее с выбором Тодороки: сын Старателя завернул цветы в легкий, лавандово-туманный газ. Букет словно парил на невесомом облачке. Юноша опустил глаза на собственный подарок.
«Так долго думал, – улыбнулся уголками губ он, – так что жалеть не буду! Мне же нравилось».
В его букете были зеленые хризантемы, белые розы, а также тюльпаны. Флорист подсказал ему добавить несколько веточек хмеля – и получился пучок нежно-зеленый, весенний, приветливый. «Хотя, конечно, и в сравнение не идет...» – У парня сжалось сердце. Его выбор был до наивности простеньким. Хризантемы дружелюбно улыбались новому дню, раскрывая свои похожие на пушистый газон соцветия. Салатовые шишки хмеля мягко покачивались на стебельках.
– Эй. Это что еще такое? – донесся откуда-то сзади до боли знакомый голос.
Мидория втянул голову в плечи.
– К-каччан?
Его друг детства и вечный соперник спрятал что-то за спину, подходя и останавливаясь в нескольких шагах от крыльца.
– С какого вы все в костюмах? – прорычал он.
– Баку-бро, ты сам тоже...
– Вон отсюда пошли! Деку с половинчатым – в первую очередь! – Парень мотнул головой в сторону двери.
– Мы как бы раньше тебя здесь... – начал было Киришима.
– Вам уши прочистить, что ли? Это что за букетный двор?! Убирайтесь!
Мидория, знавший Каччана всю жизнь, не мог не заметить и не понять.
– Т-ты тоже? – пролепетал он. – В-вот уж н-не думал, по... поздравляю, Ка...
– Не подлизывайся, жалкий ботаник! – Щеки у Бакуго пылали, как вишни. – Тут нет ничего такого! И я сказал: пошли прочь!
Тодороки, до сих пор молча наблюдавший за происходящим, сдвинул брови в раздумии и изрек:
– Получается... мы все собрались здесь с одной целью.
– Бинго, серединка-на-половинку! Дайте ему кто-нибудь миллион! – в совершеннейшем отчаянии выпалил Бакуго. И, не глядя ни на кого, вытащил из-за спины букет.
– Это... – Мидория пошире раскрыл глаза.
– Без комментариев, понял?! – Его друг детства заметался, тяжело дыша.
Букет Бакуго был, как взрыв – ярко-оранжевый. Кажется, там были апельсиново-теплые розы, и какие-то похожие на маленькие, мягкие подсолнухи цветы оттенка весенней зари, и даже алые ягоды... Как следует разглядеть Мидория не сумел – парень пару раз взмахнул букетом, как веником, отгоняя любопытствовавшего Киришиму, а затем отвернулся, напоследок обжегши всех отчаянным взглядом.
– Не ваше дело, вообще!..
Какое-то время парни постояли молча. Снег усилился, и теперь с неба падали частые, крупные хлопья. Дорожку медленно заметало. У Мидории все утро сильно горели уши, но теперь даже он почувствовал, что они замерзают.
– Однако, ветрено, – вздохнул Киришима.
– Заткнись! Не нравится что – иди в холл! Вообще, тут мое место!
Никто не возразил, но все остались на своих местах.
– Мидория... – нарушил вновь повисшую тишину Тодороки.
– Да?
– На тебе тот же костюм, что был и на новый год.
– Э-э... да! Он у меня единственный... – смущенно улыбнулся юноша.
Тодороки на какое-то время ушел в глубокие размышления, а потом выдал:
– Я не знал. – Помолчав еще, он поинтересовался: – Такое же можно спрашивать?
– Ну... да! Конечно. Только... Тодороки-кун, ты же ничего не спросил – только прокомментировал. А на такие замечания иногда не знаешь, что отвечать... Я, вот, например, не нашелся...
Мидорию перебил Бакуго:
– Не бормочи, ботан!
– И-извини...
«Хорошо, что Тодороки-кун стремится социализироваться! – продолжил юноша про себя. – Если он собирается дарить цветы Яойорозу-сан, то наверняка хочет чувствовать себя уверенным в своих коммуникационных навыках! Как и все мы... Нам бы тоже не мешало... Ведь в тот самый момент ох как стыдно было бы оговориться, или замяться, или... вдруг, голос надломится?»
– Опять бубнишь, – дружески одернул его Киришима.
– А-а... ты Ашидо-сан цветы дарить будешь?
– Агась. – Парень постарался широко улыбнуться. – Старшновато, блин. Но настоящий мужик перед этим никогда не отступит! Да, Баку-бро?
– Отвалите!
– Бакуго. – Тодороки теперь обратился к нему. – Кому собрался дарить ты?
– Не твое дело!
– Мы все равно узнаем, мужик. Мы же все вместе ждем, – попытался образумить товарища Киришима.
«Я, кажется, знаю! – Сердце у Мидории забилось от восторга перед догадкой. – Но... Каччан только сильнее рассердится. Лучше не буду влезать».
Внезапно к началу мощеной дорожки подъехал автомобиль. Раскрылась дверца со стороны водителя, и в свежевыпавший снег опустились рокерские сапоги Сущего Мика. С другой стороны, хлопнув дверью, показался руководитель параллельного класса, Секиджиро-сан.
– Эти что еще здесь делают? – хмуро поинтересовался Бакуго.
Мужчины между тем, скрипя по снегу ботинками, подошли к багажнику. Створка поднялась, и Мик с Блад Кингом принялись вытаскивать из машины что-то большое и яркое.
– Это то, что я думаю? – пролепетал Мидория.
На свет явилась большая коробка, как для телевизора. Она была упакована в оберточную бумагу сине-зеленого цвета и перевязана ярко-оранжевым бантом.
«Эта цветовая гамма... Не может же быть, что...»
– Эгей! – воскликнул Сущий Мик, подтаскивая коробку ко входу. – Привет, ребятня!
– Здрасьте! – багровея, выпалили Мидория и Киришима, и поклонились – Изуку несколько раз, чуть ли не пополам сгибаясь, а его друг – ровно и четко, как и положено мужику!
– Здравствуйте, – спокойно склонил голову Тодороки.
Бакуго же громко фыркнул, но головой тоже кивнул.
– Четырнадцатое февраля! – радостно улыбнулся Мик. – Так, дорогу, пожалуйста!
Секиджиро-сан открыл и придержал дверь. Из холла вырвался поток теплого воздуха. Парня вздохнули.
– Может, и нам зайти? – предложил Мидория.
– Нет! Стоим! Глупости!
– Валите-валите, это мое место!
– Не начинай...
Мужчины между тем внесли коробку в здание общежития.
– Ошибочка вышла, – объяснил Мик, закрывая дверь. – Секиджиро-сану вместо Айзавы доставили!
Оставшись на холоде, юноши недоуменно переглянулись.
– От кого бы это могло быть?
– Кто-то не из Юэй, – сказал Тодороки. – Раз ошиблись адресом.
– Кто-то, кто знает Айзаву. – Киришима взялся за подбородок.
Мидория опасливо покосился на Бакуго, и все же подал голос:
– Это, должно быть, мисс Шутка. Про-героиня! Я узнал цветовую схему...
– Она прислала что-то нашему классруку?
– Зачем? – Тодороки устремил задумчивый взгляд вдаль.
Внезапно до них донесся смех Бакуго.
– Действительно, зачем?
Из-за двери вдруг раздался какой-то стук, гул голосов. Киришима прыснул в кулак, Мидория зажал рот ладонью. Через несколько секунд на крыльцо вышел Блад Кинг.
– Мое дело сделано! – крикнул он в холл. – Не знаю, что сказать тебе, Айзава-кун!
– Это. Не. Мне! – донесся до слуха парней напряженный голос классрука.
– Слышь, ну ладно тебе! – рассмеялся где-то в холле Сущий Мик.
– Чтоб глаза мои не видели этой расцветки в моем общежитии!
– Мы тебе доставку, между прочим, по адресу сделали...
– Уносите сейчас же!
– Куда, в мусорку?
– Куда угодно.
– Ничего не знаем! Все, мир, чувак! – Мик выкатился на крыльцо вслед за Блад Кингом, бросая распальцовки невидимому Айзаве.
Повернувшись к молодым людям, про-герой развел руками.
– Пошли скорей. Холодно, – поторопил его Секиджиро-сан.
– А парни вот мерзнут! – Сущий Мик подбоченился. – Чего не в холле?
– Чтобы сюрприз был, – отозвался Киришима. – Так-то заметят. А мы провожать хотим.
– До главного корпуса! – набрался смелости Изуку.
Мик покивал головой.
– Одобряю! Вот это настрой, ребятня! Только... – Он внимательно оглядел их букеты. – Что вы какой выбор странный сделали? Вы уверены?
Парни переглянулись. Мидория посмотрел на Киришиму. Тот – на Бакуго. Бакуго – на Тодороки. Затем внимательные взгляды достались каждому букету. Затем – по второму кругу, чтобы удостовериться.
– А... что не так? – наконец спросил Мидория.
– Ну... – Мик сжал губы. – Просто... вы уверены, что выбрали букеты для них, а не для себя?
– Саботаж! Не слушайте, – тут же среагировал Бакуго.
Сердце у Мидории сжалось: «О... М-мик ведь прав!» Юноша любил анализировать все вокруг, да и причуды, характер товарищей был ему хорошо известен. Он бросил взгляд на цветы Бакуго – яркие, оранжевые, как взрыв. Настоящее воплощение его характера в букетной форме.
– Ты для кого подбирал, Баку-бро? – поинтересовался Киришима. – Потому что... твой букет – точно, как ты.
– Во-первых, щас врежу, – на удивление спокойно отозвался парень. – Во-вторых, ни для кого, я даже не знаю, как эти цветы называются – взял, что понравилось.
– Понравилось-то
тебе!
– Э-э... – Сущий Мик смущенно почесал затылок. – У вас у всех такая проблема. На будущее учтите: дарить то, что нравится
девушкам! – Сказав это, преподаватель поспешил вслед за Блад Кингом.
Парни еще раз переглянулись.
– Так кому? – еще раз попробовал Киришима. – Баку-бро...
– Цую! – пылая, выдохнул наконец Бакуго. – Лягушке! Довольны?
– Ни разу. Зачем ей оранжевые цветы? Это ее любимый?..
– Киришима прав, – сказал Тодороки.
– Половинчатого не спрашивали! И вообще, ты-то кого обманываешь, ледяной наш Ромео? «Посмотрите, я не принимаю свою левую сторону!»
– Так. – Сын Старателя шагнул навстречу Бакуго.
– Спокойно! Спокойно! – Мидория, совладав с собой, бросился между молотом и наковальней. И обнаружил, что, несмотря на свой страх, все еще жив... – Сущий Мик прав: наши букеты подобраны, чтобы удовлетворить наши вкусы! Они ничего не говорят о том, как мы... – Все тормоза сорвало. Юноша говорил свободно, чувствуя, как кружится голова от куража. – ...Как мы ценим и понимаем наших подруг! Нам следовало быть внимательнее... Показать, что знаем их вкусы!
Над крыльцом повисла угнетающая тишина.
Первым голос подал Тодороки:
– Что ты предлагаешь? Времени менять цветы нет.
– Разумно, – буркнул Киришима. Опустив глаза, парень уставился на свой букет алых роз, и его щеки приобрели такой же оттенок. – Мы попали, – сдавленно выдохнул он.
«Попали!» – Осознание похолодило Мидории сердце. Он представил, как дарит свой зеленый букет Урараке. Конечно, девушка бы смутилась и очень обрадовалась... Они бы оба смутились. Она бы поблагодарила его, и была бы... счастлива. «Я надеюсь, – вздохнул Мидория. – Но... будь я предусмотрительнее, она была бы счастлива больше!» Аналогичные мысли, должно быть, пронеслись в голове каждого юноши.
– Мужики, мы не просто попали. Мы пропали!
– Заткнись! Не нагоняй панику! Подумаешь, цветочки...
– Нет, Баку-бро, Мидория-кун прав. И Мик прав.
Снег вдруг перестал. Еще мгновение назад в воздухе кружились пушистые хлопья – а сейчас они вдруг словно иссякли. Словно что-то остановилось. Тишина, установившаяся над заметенным кампусом, была долгой и полной.
– Так, – наконец изрек Бакуго, прикусив губу. – Понятно.
– Эй!.. – Мидория даже не успел среагировать, как друг детства выхватил у него нежно-зеленый букет, и, словно веником, хлестнул по макушке букетом оранжевым. – К-каччан! Ты что?
– Вижу проблему, решаю ее. – Бакуго перебросил добычу в другую руку.
– Н-но... Каччан, это же...
– Хочешь обсудить это? – Юноша сверкнул взглядом.
У Мидории опустились плечи. Но... «Настоящий герой смотрит на трудность, как на возможность!» – Он сжал губы в улыбке.
– А ведь это идея – обменяться букетами! – пробормотав так, молодой человек устремил взгляд на алые розы в руках Киришимы. – Ты мог бы отдать их Тодороки-куну! Яойорозу-сан же любит красный цвет...
– Правда? – окаменел Тодороки. – Ох... Я допустил ошибку?
– Ну конечно! – Изуку подлетел к товарищам. – Согласитесь, Ашидо-сан... очень розовая, а розовый с темно-красным не то что бы сочетаются!
До них донесся «фырк» Бакуго.
– Это дело! – Киришима поспешно всучил алые розы все еще не вышедшему из прострации Тодороки. – Вот только... синий тоже ведь не подойдет.
– Оранжевый хорошо сочетается! Розовый и оранжевый!
В итоге гиацинтовый букет Тодороки оказался в руках Мидории, взрывной оранжевый – у Киришимы, а незамысловатые алые розы – у сына Старателя.
– Вот, так лучше!
«Правда, синие цветы вряд ли сильно понравятся Урараке-сан! – Изуку оглядел просиявших товарищей, и утешился тем, что помог им. – Ну, что же... Герой также жертвует собой ради общего блага». Но на сердце у юноши было тесно и горько. «Все-таки я подбирал зеленый букет так долго и так волнительно!»
Однако, времени на то, чтобы жалеть, думать, переживать больше не было. Дверь общежития приоткрылась, и на крыльцо выглянула закутанная в три шарфа Цую. Несмотря на плюсовую температуру, девушка не могла позволить себе мерзнуть из-за особенностей причуды: лягушкам же положено засыпать, когда холодно?
Парни встретили ее вязаную шапочку и зеленые варежки умиленными взглядами. Только от одного их вида можно было согреться – если сам уже с полчаса стоишь на февральском воздухе в одном только выходном костюме!
– Ой. Ква, – осторожно сказала Цую. – Замерзнете...
– Лягушка!!! – Бакуго подскочил к ней и сунул девушке в нос зеленый букет. – Вот! Это тебе! Достало уже тут стоять, пошли в главный корпус скорее!.. И не смотрите так на меня, придурки! – Последнее предназначалось товарищам. – Ах, да! Это... С четырнадцатым февраля поздравляю! Любим же мы фигню всякую праздновать!
– Ква. – Цую неловко взяла букет в варежки. – Пахнет! Спасибо... Ква, Кацуки-чан!
– Ква, ква, пошли! – пылая от смущения, поторопил ее Бакуго. – А вы что уставились?! Глаза отведите!
Мидория проводил парня и девушку долгим взглядом. «Все-таки ты первым додумался поменяться цветами. – Юноша кивнул про себя. – Хоть ты и бываешь невыносимым... в такие моменты видно, что это все напускное, Каччан!» Странная, нелепая, удивительная картина навсегда отпечаталась у него в сознании: его друг детства, пунцовый, кусающий губы и втягивающий голову в плечи – и румяная, укутанная, как снеговик, Цую, с заплетенными в бант волосами, струящимися поверх шарфа, куртки, словно плащ. Нашедшие наконец друг друга.
«Ну... вот, теперь чья-то еще очередь!» – улыбнулся про себя Мидория.
– Парни-и-и, я не опоздал? – донесся вдруг до его ушей голос Каминари.
Желтоволосый двоечник пронесся мимо Цую с Бакуго, шедших в сторону Академии. Затормозил, скользя на мокром асфальте. Свернул к общаге. И подбежал к крыльцу, отдуваясь.
– Не опоздал же?
В руках у него был букет роз – белых и розовых. Но не успел никто раскрыть рта, как на порог вышла Яойорозу.
– Тодороки-кун, – шепнул другу Мидория.
Сын Старателя как будто заледенел – словно не справился со своей причудой.
– Тодороки! Шото! – Мидория потряс его за плечо.
– Что? – совершенно невыразительно отозвался юноша.
– Иди!
– Да.
Подойдя к девушке, Тодороки остановился, осанистый, совершенно прямой, в идеально выглаженном костюме. И замолчал, не в силах сказать ни слова.
– Яойорозу, – наконец выдохнул он. – Это тебе. – Подросток протянул ей простые темно-красные розы в безыскусном, прозрачном листе обертки. – Поздравляю.
«Это волшебные розы, – пронеслась вдруг мысль в голове наблюдавшего Изуку. – Кто их не возьмет, тот сразу по цвету, как они, и становится!»
Яойорозу побагровела до корней волос. Приняла цветы дрожащими, изящными, как у греческой статуи, пальцами.
– Тодороки-сан, я даже не знаю, как выразить свою благодарность...
– Я знаю, – не изменившись в лице, ответил тот. – Позволь проводить тебя. – И, протянув идеально полусогнутую в локте руку, прикоснулся к Яойорозу, как и положено джентльмену к прекрасной даме.
«Ты... даже не знаешь, наверное, как стильно выглядят некоторые твои поступки!.. – покачал головой Мидория. На его губах заиграла улыбка. – ...И как забавно – другие!» Но он никогда бы не стал смеяться над своим другом. Тем более, что сейчас Тодороки должен был быть совершенно счастлив. Так они с девушкой и пошагали тем утром – аккуратные и прямые, словно два персонажа из старого, прекрасного фильма.
Проводив их глазами, Мидория вернулся к делам насущным.
– Каминари, ты попал, как и все мы! – Киришима уже объяснял незадачливому, опоздавшему двоечнику суть дела. – Ты серьезно считаешь, что для Джиро подошел бы розово-белый букет? Это даже твоей сути не отражает!..
– Да я что? Я вообще... Я ничего!.. – судорожно оправдывался несчастный. – Я думал: девушка!.. Ну, розовое купить!..
Не выдержав, Киришима рассмеялся и хлопнул товарища по спине.
– Как никогда вовремя! – Отобрав у растерянного Каминари цветы, парень показал их Мидории. – Меняемся?
Сердце у Изуку подскочило и в восторге заколотилось.
– К-конечно! – Этот букет был идеален. Так нежен и светел. И формой своей (розы были уложены аккуратным куполом) он напоминал мотти, которые так любила покупать Урарака!
Юноше вспомнилось, как на Рождество они устроили обмен подарками – и ему досталась упаковка сладостей... И он сразу узнал, от кого! А Урараке достался его брелок со Всемогущим...
– Меняемся! – Мидория сунул Каминари синий букет гиацинтов, а сам, приплясывая от волнения, схватил чудесное бело-розовое спасение!
Как раз в этот момент дверь распахнулась, и на свежий воздух вылетела Урарака. Каминари, не сдержавшись, захрюкал, но, получив подзатыльник от Киришимы, замолк. Дело было в том, что несчастную девушку, похоже что, действительно вытолкнули за дверь. По крайней мере, вместо того, чтобы направиться к Изуку, Урарака принялась отчаянно тянуть за ручку и стучать в створку. А потом бессильно прижалась к двери лбом и чуть сползла вниз.
Вздохнув, девушка обернулась и встретилась с юношей взглядом. Сердце у Мидории наполнилось такой любовью и светом! Его избранница всегда умудрялась поразить его своей необыкновенностью. Своей красотой, добротою и мягкостью. Неожиданным поступком, при этом таким милым и таким характерным, настоящим, прочувствованным! А иногда просто движеньем ресниц. Так, сейчас Урарака поймала его полный восхищения взгляд и вернула его – стократно более прекрасным, правда, таким смущенным!
– Деку-кун...
– Очако-чан...
– Ой! – Урарака увидела букет в руках у Мидории – и, отчаянно покраснев, прижала ладони к лицу. Всеми пальцами. – О-ой!.. Улетаю...
«Один-за-Всех! Три процента!..» – Юноша активировал причуду и подпрыгнул, чтобы поймать невесомую девушку. Мягко вернул ее на землю, полуобнимая и одновременно протягивая букет.
– Вот, пожалуйста...
– Спласибо!.. То ефть... – Девушка залепетала, прикусила губу. – То есть, спасибво! Спасибо!
Отчаянно косясь на нее, Мидория протянул было руку, чтобы положить ладонь на плечо – но отдернулся, как ошпаренный. «Слишком смело!» – попытался остановить себя он.
– Пойдем? – Урарака посмотрела на него. Улыбнулась, красивее и милее любой розы.
И Мидория, почувствовав себя вдруг, словно в момент осознания силы Одного-за-Всех, словно в момент открытия... все-таки взял любимую за плечо.
– Да. Конечно.
***
Что было дальше, Изуку не мог видеть – но Киришима и Каминари потом рассказали. Следующей появилась Мина. Она вчера умудрилась постирать форму Академии не с тем моющим средством, так что в то февральское утро ей пришлось надеть геройский костюм.
«Розовый, сине-зеленый и оранжевый! – восхитилась девушка. – Киришима-чан, ты прям мастер по сочетанию цветов, это очень круто! А что это за цветок?»
Бедняга не смог ответить. Букет-то был не его. «Хотя, – объяснял потом парень сквозь смех, – Бакуго же тоже не знал!» За разъяснениями гораздо позже удалось обратиться к Яойорозу. «Это альстромерия», – сообщила она. Центральное украшение цветочного взрыва, ярко-оранжевого, ягодного, а теперь еще и экзотически-крапчатого.
Последней же вышла Кьёка. «Где ты букет украл?!» – тут же перешла к сути дела она, увидев припорошенные снегом гиацинты в тумане волшебной обертки. «Что сразу «украл»? – попытался сыграть в стиль Каминари. – Разве я не могу прикупить цветов для своей девушки?» Кьёка, ни разу не впечатленная, направила на него ушной штекер. «У Мидории! – немедленно пошел на попятный бедняга. – А тот у Тодороки!» Вся история вышла на свет...
«Но представляете? – задыхаясь от увлечения, рассказывал потом Каминари. – Она мне даже по башке не надавала... Сказала, что букет «ничего» – а это многое значит...»
На самом же деле, думал Мидория, его желтоволосый товарищ не заметил и десятой доли того, на что следовало бы обратить внимание. Например, он был уверен, что глаза у Кьёки горели от восхищения. И то, что в результате паники, и метаний, и решений, принятых в последнюю секунду, эта темно-синяя, как звездная ночь, красота оказалась вверена именно ей, да еще и с мыслью, что она отражает ее интересы и сущность... Быть может, сказав меньше всех, Кьёка запомнила этот праздник ярче, чем остальные.
***
Дождавшись, когда последний студент покинет общежитие и уйдет на занятия, Айзава выглянул из-за занавески в окно. Подозрительно сощурился. Но ни у крыльца, ни на дороге больше никого не было.
Чувствуя, как его морозит, как что-то волнительно замирает в груди, как тянет щиколотки, мужчина неспешно направился в гостиную, где оставили гигантскую посылку Мик с Секиджиро.
Дурацкая ярко-оранжевая лента манила.
– Я прекрасно знаю, что там, – прошептал себе под нос Айзава. – Рациональнее было бы выбросить на помойку и забыть поскорее.
Но на сердце кололо. Эми никогда раньше не позволяла себе отправлять посылки – раньше все ограничивалось текстовыми сообщениями с предложениями жениться...
«Ну, ладно», – вздохнул Айзава. И развязал бант.
***
Директор Незу смотрел на территорию вверенной ему Академии, заложив руки за спину. Его кабинет находился высоко, в одной из башен главного корпуса, и за панорамным окном открывался прекрасный вид на весь кампус. Так что директор был первым, кто заметил
это.
Heights Alliance, общежитие класса 1А, вдруг странно преобразилось. Сначала Незу подумал, что это дым – но дым же не может быть розовым? «Причуда Полночи? – Мозг разумного зверька работал с бешеной скоростью. – Нет... Похоже на какие-то частицы».
Розовый «дым» (по крайней мере, так это выглядело на большом расстоянии) вырвался из труб здания. Затем одно за другим стали распахиваться под его давлением окна. И наконец – дверь.
«Частицы», подхваченные февральским ветерком, стали разлетаться по кампусу. Одна из них взлетела выше других, и шквал бросил ее на стекло прямо перед мордочкой директора Незу.
Это была валентинка, сделанная из тонкой, полупрозрачной розовой бумаги. Одна из десятков, нет, сотен тысяч таких же. «Стерка, женись на мне!» – было напечатано в центре сердечка.
