Каким бы живым и перенаселенным не казался Метрополис, даже он в особо холодные ночи больше походил на серый городишко, в котором изредка можно было услышать гул проезжающих по монорельсам поездов. Люди боялись холода и всеми силами сторонились его, из-за чего город словно замирал, сковываясь под давлением леденящего холода. Улицы давно опустели, пока ветер разгонял листовки с провокационными идеями маленьких групп, отчаянно пытавшихся изменить порядок их жизни, каждый раз терпя неудачи но снова и снова пытаясь свергнуть верхушку медиа индустрии.
А за всем этим свысока, с террасы главного театра, наблюдал мужчина, которому вовсе не была страшна стужа, ведь именно она и удерживала его постепенно угасающую жизнь.
Но даже несмотря на весь холод, господствующий на улице, с его лица изредка стекали капельки воды, которые приходилось раз за разом убирать. И уличный мороз не мог заставить их снова заледенеть, ведь лёд в его теле менял своё состояние не из-за погоды на улице, а из-за погоды в его душе. Однако, это больше не огорчало Фроста, раньше его пугала мысль о собственной смерти: так как из-за малейших проблесков чувств и эмоций, лёд в его теле начинал таять, тем не менее теперь он даже не жалел о том, что это происходит. Ведь взаимен на все эти муки, что не давали ему спать по ночам, он получил тепло и спокойствие в душе, что медленно убивало его. Каждый раз, когда Фрост слышал пение Авроры и видел ее, внутри все пылало и он забывал о боли, что тут же пронзала его изнутри.
И ведь раньше он только и делал, что жил мечтами о разговоре с ней, прекрасно понимая: такая знаменитая и важная личность никогда не обратит своё внимание на обычного человека, что никак не выделялся в окружении таких же модифицированных людей, как и он сам. Даже внешне, среди всей этой серой и однотипной толпы она выделялась своим сияющим обликом, что затмевал всех. Все же, не заметить Аврору было очень сложно, а остаться незамеченным ею слишком просто.
Тем не менее все это не мешало Фросту верить и надеяться на ее милость, находясь в зале и слушая ее пение, ощущая как лёд внутри все тает и тает. И в один день мир и вправду подарил ему надежду, взамен сократив его жизнь чуть ли не вдвое. В тот вечер он, как и всегда, был в зале главного театра и наблюдал за ней. За ее резкими движениями, что больше походили на движение машины, нежели человека, и вся она сияла, словно была глянцевой, ведь свет был выключен и на сцене подсвечивалась лишь Аврора, будто ангел спустившийся с небес. И все это время в зрительном зале царила гробовая тишина, ведь никто не смел произнести и слова, пока она пела. Все вокруг восхищались ее идеальностью и величием, и он не был исключением.
И все же концерты каждый раз длились одинаково долго и многих утомляло находиться на одном месте, наблюдая за одним и тем же образом, что каждый раз возникал на сцене. Людям могло быстро наскучить подобное однообразие, им всегда нужно было больше эмоций и ощущений, больше разнообразия, но явно не Фросту. Ведь он каждый раз оставался до конца, до последнего восхищаясь ее красотой и мотивами ее песен, ведь они всегда были ему так близки. И в один из вечеров, после очередного выступления, когда зал полностью опустел, внутри остался только он. В одиночестве размышляя о том, насколько же грациозна была Аврора. В его глазах она была идеалом, лидером мнений что заслуженно заняла свое место, ведь ее идеи и взгляды на жизнь в Метрополисе чудесным образом полностью совпадали с мнением Фроста. И в то время как все люди пытались выбраться из всей той тьмы и холода, царившей в Метрополисе, даже в самую тёмную ночь Фрост жил мечтами о ее искренней и светлой улыбке. Тогда он больше не мог отрицать всю свою симпатию к ней, тем не менее Фрост все еще пытался убедить себя: это лишь детская, горькая влюбленность; лишь игра, что рано или поздно закончится; лишь кусочек льда, что вскоре растает.
Однако, когда заведение уже должно было закрываться, к нему очень тихо и осторожно подошла
она. Это было так неожиданно, что Фрост аж вздрогнул и поднял взгляд, не веря своим глазам. Ведь Аврора как ни в чем не бывало села рядом с ним и улыбнулась ему своей фирменной улыбкой, в то время как Фрост потерял дар речи. Он не мог до конца осознать и принять то, что она заметила его, пусть было и очевидно: причина была не в самом Фросте, а в его слишком долгом присутствии в театре, хотя представление давно закончилось. Возможно она хотела попросить его покинуть заведение, тем не менее Фрост нашел в себе силы заговорить первым, сказав что пение Авроры это лучшее, что он слышал в своей жизни. Но в ответ было лишь молчание, из-за которого сердце Фроста неприятно сжималось.
После этого он пожалел, что вообще открыл рот и посмел заговорить с ней. Все же он был явно не первый, кто говорил подобное Авроре и в их ситуации это звучало так неуместно и неправильно, от чего Фрост больше не мог спокойно находится рядом с ней, сгорая от стыда. Он уже собрался встать и уйти, чтобы не делать ситуацию еще хуже, если бы не ее мягкая улыбка и слова благодарности, что заставляли все внутри Фроста буквально плавиться. Ему впервые было настолько хорошо и так больно, ведь для Фроста тепло было смертельно. Его не могла растопить жара на улице или в помещении, но его давний друг всегда говорил: "будь холоден душой и телом, будь рассудителен и не поддавайся эмоциям, иначе страсть растопит тебя". Но в тот момент Фрост даже не думал о его словах, ведь для него уже было поздно что-то менять, да и он даже не хотел этого, ведь сама Аврора обратила на него внимание и продолжила разговор. И они правда говорили, словно были знакомы целую вечность, обсуждая идеи которых они придерживались и судьбу Метрополиса. Мысли в голове путались из-за боли, пронзающей сердце Фроста и эйфории, которую приносил ему их разговор.
В прошлом Фрост всегда был одинок и сторонился людей, не давая никому приблизиться к себе, ведь не мог позволить эмоциям растопить его, тем не менее в тот вечер он окончательно осознал как же ему этого не хватало. В голове Фроста окончательно закрепилась мысль о том, что он всегда мечтал о чьем-то внимании и любви, просто отрицая это. По большей части это был человеческий фактор, ведь люди нуждались в обществе и комфортной среде вокруг себя; люди не могли перенести одиночество. И вместе со всем осознанием своих желаний и происходящего, он все же признал, как же сильно был влюблён в Аврору. В ее внешность, голос, идеи и просто в неё. И это начало еще больше убивать его, ведь Фрост понимал: у него нет и шанса завоевать не то что любовь, даже обычное признание столь знаменитой личности, как Аврора. Она была главой медиа и сцены, все знали о ней и обожали ее. Никто не мог свести глаз с ее идеальной внешности и никто не смел перечить ей. И Фрост был не единственным, кто был готов отдать все ради внимания Авроры и он прекрасно понимал это.
Тем не менее он все ещё надеялся, что этот факт успокоит бурю в его душе, которая возникала при каждом прослушивании ее песен. Однако, это уже был его приговор, так как от одних лишь воспоминаний о их разговоре, Фрост начинал все сильнее таять, не в силах даже стоять на месте. Из-за этого ему пришлось отказаться от посещения ее концертов. Мучая себя ещё сильнее. Но разве у него был иной выход? Ведь от одного взгляда на Аврору, лёд в его теле с невероятной скоростью обращался в воду, всем этим процессом заставляя Фроста чуть ли не корчиться в агонии. А ведь его же предупреждали: говорили, если он поддастся любви — непременно умрет. Но разве в этом была его вина? Разве он мог контролировать все эти чувства, что разгорались в его сердце? Ведь сколько бы льда и железа не было в его теле, он все еще душой и разумом оставался человеком, что нуждался в любви и понимании.
Тем не менее после того разговора Фрост мог лишь издалека наслаждаться одним ее пением, не заходя в зал и оставаясь на террасе, наблюдая за неоновыми огнями Метрополиса. В такие моменты он старался не думать о всей эстетичности Авроры, так как от этого его не мог спасти даже леденящий холод улицы. Малейшее воспоминание о ней и ее улыбке заставляли лёд на лице Фроста миновать состояние жидкости, сразу обращаясь в пар. И он даже не мог убежать от этого, ведь стенды и плакаты с ее изображением встречались повсеместно, да и сердце каждый раз тянуло к главному театру, он начал зависеть от ее представлений и страдать, ведь больше не мог наблюдать за ними.
Однако, от всех этих воспоминаний его оторвала тишина, так как в один момент стихла музыка и Фрост сделал вывод, что представление закончилось, оставив его наедине с шумом Метрополиса. Это заставило его выдохнуть, ведь теперь у него был шанс хотя бы немного восстановить себя, чтобы в следующий раз не растаять окончательно. Как никак, когда он оставался наедине с собой или просто работал, вода в его теле вновь обращалась в лёд, принося неимоверное облегчение, пусть оно и близко не могло сравниться с блаженством, которое он ощущал находят рядом с Авророй.
И он уже собирался покинуть террасу, если бы не стеклянная дверь, что слегка скрипнула, вынудив его рефлекторно обернуться. А на пороге он увидел
ее взгляд, направленный именно на него, взгляд который он так любил и от которого так страдал. И она снова улыбнулась, своей сияющей, пусть и не живой улыбкой, сказав лишь одну фразу.
«Прекрасный вид, не так ли, мистер Фрост?»
Но в ответ было лишь молчание, ведь он не мог найти в себе силы сказать и слова, Фрост словно потерял дар речи. Он все ещё не мог поверить, что сама Аврора обратила внимание и запомнила именно его. От одной этой мысли ему казалось, что он вот вот упадет замертво.
И Аврора видела это, она видела как лицо Фроста исказилось в улыбке, но она не была радостной, в ней читалось столько отчаяния и боли, которую он так пытался скрыть. Тем не менее ее все еще интересовало, почему же Фрост пропал на столь долгое время, как никак в прошлом он не пропускал ни одного ее выступления. Каждый раз, когда она выходила на сцену, она видела его на одном и том же месте, пристально наблюдающим за ней. Поэтому Аврора подошла ближе, положив свою ладонь на ледяную щеку Фроста, отчетливо слыша как лёд на его лице шипит, минуя состояние жидкости и сразу обращаясь в пар, из-за чего он вздрогнул и даже такая искаженная и лживая улыбка спала с его лица, тем не менее Фрост все равно потянулся к ней, явно желая обнять ее, явно нуждаясь в ее внимании.
В тот момент Аврора окончательно осознала, как же сильно Фрост был в неё влюблён. И все вопросы тут же отпали, ведь стало предельно очевидно, почему же он пытался избежать их встречи. И видимо, появление Авроры вновь сократило его жизнь, ведь Фрост уже был не в состоянии ровно стоять на месте, начав все сильнее опираться на нее.
Аврора понимала — ему осталось не долго.
И пусть все это время она была лишь бездушной машиной и была уверена, что не способна любить и проявлять жалость, она не могла просто взять и бросить Фроста умирать в одиночестве. Что-то в его глазах, наполненных агонией и безнадежностью, заставило ее остаться, и может, будь Аврора человеком, она бы сказала что сердце внутри сжалось от боли и сожаления.
Фрост для неё стал довольно интересным собеседником, пусть они и говорили лишь раз. Но она все ещё замечала его и его взгляд, всегда направленный только на неё, такой мечтательный и влюблённый, хоть Аврора и хотела верить, что ей лишь казалось. Но теперь, когда они вдвоем стояли на террасе, на фоне неоновых огней Метрополиса, Аврора вновь поняла, как же сильно заблуждалась в прошлом, хотя ошибиться для неё было чем-то невозможным в глазах других.
«Могу ли я пригласить вас на танец?»
Аврора не нашла выхода лучшем, чем просто пригласить его на танец, прекрасно понимая, что не сможет помочь ему, не сможет спасти его жизнь. Именно поэтому она решила сделать последние часы его жизни хотя бы немного счастливее.
«Шум поездов не лучшая музыка для этого, не считаете?»
И Фрост снова улыбнулся, а главное так печально, что Аврора больше не могла смотреть на это, лишь прошептав: «тогда я спою для вас.»
В ту секунду Фрост начал отчетливо слышать звон в ушах, все еще отказываясь верить в то, что происходило. В тот вечер произошло слишком много чудес, видимо, если бог и вправду был, то он впервые был так милостив к нему. И все же, после слов Авроры, Фрост не мог и пошевелиться, пока сама женщина в очередной раз слышала шипение, которое издавало тело Фроста.
У них было слишком мало времени.
«Я сочту ваше молчание за согласие.»
После чего та вновь улыбнулась, обхватив Фроста за талию и потянув на себя. Она ожидала что Фрост так и продолжит бездействовать, как никак в его положении было сложно сделать хоть что-то. Тем не менее, не смотря на боль, что иглами расходилась от сердца к мозгу, он начал двигаться с ней в такт, словно они делали это далеко не первый раз. Они кружились в танце, не обращая внимания на окружающий их холод, под пение Авроры, танцевали так, словно были созданы друг для друга и готовились к этому моменту всю свою жизнь.
И в тот момент, когда жизнь Фроста постепенно угасала, он впервые почувствовал себя настолько счастливым и живым, искренне улыбаясь, не обращая внимания на боль, что разрывала все внутри. И даже несмотря на это, он все равно был настроен продолжать, даже когда его сердце почти остановилось. От каждого движения у Фроста спирало дыхание и казалось — он вот вот задохнется, однако даже это не могло остановить его. В какой-то момент Авроре даже показалось, что Фрост взял всю инициативу на себя, все же он полностью отдал себя их танцу.
Возможно, если бы не лед внутри Фроста, что почти растаял, они бы так и продолжили танцевать, не ощущая то, насколько же время может быть скоротечным. Тем не менее, в какой-то момент Фрост просто упал, и пусть Аврора смогла поймать его, ни она, ни уличный холод больше не могли помочь ему.
И Фрост умер на ее руках, улыбаясь.
Но в его улыбке больше не читалась боль и отчаяние, только искренняя радость, ведь он явно не жалел о всем произошедшем. И Аврора больше не могла и пошевелиться, лишь закрыв его глаза. Она не могла поверить, что буквально пару мгновений назад глаза этого человека были наполнены жизнью и счастьем, а теперь в них ничего не было, они были такими же стеклянными, как и ее собственные.
В тот момент она даже не понимала: почему же плачет, ведь ей говорили использовать слёзы только чтобы сделать имитацию жизни, скрыть то, что она просто робот, что не может испытывать эмоций. Но если она и правду лишь бездушная машина, тогда почему она не могла сдержать слез? Всей душой надеясь, что она ещё сможет увидеть блеск в этих безжизненных глазах.
Пусть и прекрасно понимая — чудес не бывает.
