сладкое прощание

Морозный октябрьский воздух просачивается через приоткрытое окно тихой спальни, скользит по ворсистым светлым коврам и крадется к упругой кровати, намереваясь прошмыгнуть по складкам тяжёлого одеяла и вальяжно лизнуть выступившую из-под него точёную стопу. Он уже подбирается зябкими прикосновениями к поджавшимся пальцам, как его сметает прочь настигший жар чужого тела, укрывший открытые женские ноги своими. Мадара шумно выдыхает в узкое плечо, опаляя озябшую кожу горячим дыханием, заключает сонную супругу в крепкие утренние объятия, согревающие после ночной прохлады. Тобирама сонно мычит и морщит бесцветные брови, сопротивляясь подступающему пробуждению, но Мадара и не настаивает. Он приоткрывает правый глаз – рефлекторно, каким привык смотреть в прицел – чтобы посмотреть на стрелки будильника и прикинуть, сколько у них времени в запасе. До построения три часа. Время есть. Тобирама так и не вырвалась из липких объятий сладкой дрёмы, сморённая мягким одеялом и крепкими мужскими объятиями. В любых других она бы чувствовала себя в опасности и постаралась бы если не выбраться из цепкой ловушки чужой хватки, то устранить того, кому она принадлежит. Но с Мадарой не так. Он ведёт широкой ладонью по изгибу тонкой талии, оглаживает аккуратный плоский живот, под нежной кожей которого спрятаны сильные мышцы, и укладывает руку у рёбер под маленькой грудью, прижимая ближе к себе. С Мадарой тепло по ночам – он горячий, окутывает заботливым жаром и успокаивает после тяжёлого рабочего дня низким голосом. Она каждый раз прижимается к нему крепко-крепко, запускает руку в необъятную гриву волос и прячет лицо в чужой шее – массивной, широкой, и источающей его запахом. Терпким и обволакивающим. Успокаивающий. И родной. Тобирама лениво изгибается разнеженной кошкой и поджимает тонкие губы, щуря глаза от мягкого утреннего солнца, пробивающегося робкими лучами из окна и пригревающего редкие островки открытой светлой кожи. Ещё не освободившаяся от липкого уюта уходящего сна, она слепо оглаживает обхватившую её руку, прищипнув ноготками грубую кожу. Мадара расплывается в улыбке и тычется носом изгиб изящной шеи, оставляя на ней тёплый поцелуй. - Сколько времени? – невнятно мурлычет она, сладко вытягивая из-под одеяла длинные ноги. - Ещё много, не торопись, - заверяет он, опалив тёплым дыханием ухо. Тобирама крупно вздрагивает в ответ и приоткрывает сонные глаза: раскосые, с ворохом бесцветных ресниц манящими алыми глазами. - Хватит даже на утреннее кофе, – любовно мурлычет Мадара, прильнув губамик порозовевшей щеке. - Только на кофе? - игриво бормочет она в ответ, зарываясь руками в пучину спутанных волос и оцарапывая чувствительный затылок. Если бы хоть кто-то в военной части знал, что если сурового кайзера пригладить по холке, как игривого пса, то он расплывётся в непонятное разнеженное месиво, то этот человек непременно покрутил бы у виска. Но Мадара млеет, жмётся ближе и припадает щекой к маленький аккуратной груди, с отзвуком, напоминающим сытое мурлыкание, коснувшись носом светлого соска. - Может быть, - он задумчиво ведёт пальцем по изгибам тонких запястий, а после поправляет сам себя. – Скорее всего не только на кофе. Тобирама улыбается и закидывает на него длинную красивую ногу. - Вот и славно, - подтверждает она, притягивая Кайзера за утренним поцелуем.