❅
— Аллен... Ты напрягаешь меня одним своим видом. Почему бы тебе не пойти в свою комнату? Сгорбившись над тетрадью, Аллен чиркает ручкой будто бы безостановочно, воспылав в процессе слишком сильно, чтобы уделить внимание склонившемуся над ним Хаджуну. Либо у него в ушах невидимые наушники, в которых играет воображаемая музыка, либо напихана вата, мешающая посторонним звукам попасть внутрь и достучаться до него. В 99 случаях из 100 с ним невозможно разговаривать: тема может незаметно сместиться на хип-хоп и закончиться огромным монологом с его стороны, а может и скакнуть в неизведанные дали, удивляя просто их существованием в его голове – один такой шокирующий элемент, поселившийся там, даже носит имя. Хаджун, наклонившись ещё ниже, щебечет так близко, чтобы его притворяющийся глухим собеседник его точно услышал: — Эй. Кажется, Каната- Не успевая и минимального – хотя бы договорить фразу! – он получает по носу резко вздёрнувшейся головой Аллена, чуть отшатываясь от непредвиденного нападения. — Несчастье... — Прости! Я писал тексты, чтобы отвлечься от ожидания какой-нибудь реакции от Канаты... Но он всё молчит, так что я увлёкся ещё сильнее... Хаджун хмыкает, потирая ушибленное место пальцами. — Зная его паршивый характер, он и не отреагирует. Не думал, что ты действительно рассчитываешь на это, — ядовито выплёвывая всё, что первым делом всплывает в уме, он отступает назад и продолжает готовить ужин как ни в чём не бывало. — У тебя характер ещё хуже! Не говори того, что расстраивает других людей! — О, это расстроило тебя? Какое благословение. — Ты ужасен... — со вздохом Аллен откладывает ручку, теряя прежний настрой. Если бы не нервы, он бы действительно сидел в своей комнате и не терпел противные улыбочки и высказывания Хаджуна, прекрасно понимая, что он ему мешает своим бормотанием, но Аллен банально не может находиться один сейчас. Ему не нужна поддержка, но если рядом никого не будет, кто знает, что ему взбредёт, – возьмёт и напишет Канате, жаждая узнать, не выбросил ли он его подарок, а потом, в пятидесятый раз оказавшись в чёрном списке, пожалеет и поползёт извиняться неизвестно за что. Плавали – знаем. Положив подбородок на сложенные на столе руки, Аллен пялится в одну точку, обвиняя Хаджуна в том, что тот отвлёк его, и теперь его мысли снова путаются, каждый раз возвращаясь к одному-единственному человеку, как на самых страшных горках в парке развлечений. Сочинительский пожар потушен, а сердце горит сильнее, чем любой текст в его тетрадке, обжигая всполохами предположений, построенных на наблюдениях за Канатой. Из-за чего же Аллен так переживает? Откуда это затаившееся предвкушение, вопящее, что должно что-то произойти, щекоча этим криком стенки души? Может, Хаджун в чём-то прав. Иногда Аллен творит глупости, надеясь на результат, который должен сделать его счастливым, но в итоге всё идет не так, как хотелось бы, не оставляя ничего даже отдалённо напоминающего желаемое. Любовь к человеку и страсть к музыке у Сугасано чертовски похожи, и это в каком-то роде ошибка. Он становится невероятно прилипчивым и навязчивым, готовым кричать о том, что или кто ему нравится. Как проявить себя через музыку всему миру, если он даже не может должным образом показать одному Канате свою внеземную симпатию ко всему, что он делает? Распустив сопли, Аллен приходит к умозаключению, что Анн – неважно, чем он занимается, – мог бы помочь ему успокоиться от назойливых мыслей больше, чем занятый готовкой ужина Хаджун. Совет даст какой, носовой платочек помощи протянет... Аллен лишь выпрямляется, как его телефон разражается такой кучей уведомлений, точно кто-то ужасно настойчивый отправляет ему по одному сообщению в секунду, не давая своим пальцам отдыха, либо прибегая к помощи бота. Театральный вздох Хаджуна успешно прорывается сквозь этот шквал, из-за своей наигранности прозвучав громом посреди звенящего ливня. — Ну что опять у тебя? — Э-э, ну... Трудно сказать... Аллен, не веря своим глазам, вдруг почувствовал, как над головой разливается радуга. Его нога показательно и довольно тупо задёргалась, отбивая бешеный ритм от накатившей огромной волны возбуждения. — Пол проломишь – это будет только твоей проблемой. — Н-нет... Нет, подожди, — Аллен делает паузу, словно всё ещё переваривая то, что собирается сказать. — Он видел! Каната видел, Хаджун!! — Что видел? — Ту фразу, с которой ты мне помогал и причитал, что это самое бесполезное занятие в твоей жизни! Хотя ты почти ничего не сделал и вообще не должен был так говорить! Н-но, в общем... Я ведь даже предполагать не мог, что он это сделает... — с каждым словом рокочущий тон голоса Аллена становился всё мягче, пока вовсе не перешёл в шёпот: — Он невероятный... Хаджун не смог удержаться от поддразнивания, видя, как его и без того не слишком умный друг лишается рассудка: — Я тоже видел. Теперь и я твой Валентин? — Это не считается! — приняв шутку за чистосердечный вопрос, Аллен затыкается, уставившись в экран телефона и так быстро бегая глазами из стороны в сторону, как если бы ему прислали с сотню сообщений, что совсем не похоже на Канату. — Насколько я помню, это и было основной идеей. Почему ты так ошарашен? Как же много «почему» от Хаджуна касательно Канаты осталось, как и сейчас, без обстоятельного ответа Аллена. Факт того, что придурковатый лидер BAE оказался влюблён в одного из близнецов из команды соперников, пришлось из него вытягивать, несмотря на то, что правда лежала на поверхности и нуждалась лишь в озвучивании. Незаметно подкравшись к Аллену, Хаджун, никогда не понимавший его привязанности к Канате, из любопытства заглядывает в переписку. Одностороннюю. — Разве он не прямым текстом говорит, что хочет убить тебя за эту нелепую фразу? — Да, но всё не так, как кажется! И чего это ты подглядываешь?! — вскочив, Сугасано срывается к коридору, дочитав все сообщения до конца и узнав, что Каната пришёл аж к их дому и ждёт его прямо сейчас внизу. Сказка становится реальностью – настолько захватывающей, что Аллену кажется, что он потеряет сознание, переступив порог. — Я выйду ненадолго! — Что вы за шум развели?! — Анн, недоумевая, успевает услышать только хлопок входной двери. — Не спрашивай о том, чего не хочешь знать.❅
Солнечный февраль именно в середине – самый расцвет – спрятал жёлтое светило за плотные облака. Погода из плюсовой вновь скатилась в небольшой минус, заставляя кутаться в попрятанную по шкафам зимнюю одежду, а с неба того и гляди посыпятся редкие снежинки, совсем сбивая с толку всех, кого за последние несколько дней успело обласкать весеннее тепло. В один из самых холодных февральских дней Аллен выскакивает из дома в распахнутой куртке, практически подлетая к Канате преданным пёсиком, которому и команда «ко мне!» без надобности. Боясь сделать что-нибудь неуместное или резкое, он замирает перед ним, глядя в переливающиеся фиолетовым и голубым глаза, словно волшебная пыльца клубится в его радужках. — Это нечестный ход. Каната нарушает тишину неоднозначным высказыванием, и Аллен, переволновавшись, не понимает, о чём он говорит. — «Если ты прочтёшь это, станешь моим Валентином». На английском языке. Ты ебанулся? Сугасано внезапно расплывается в дурацкой улыбке, поднимая одну руку, чтобы с самым глупым видом почесать в затылке. — Я правда не думал, что ты захочешь потратить на это время... Поэтому не вкладывал огромный смысл в эту фразу. Ты можешь не воспринимать её так серьёзно. Но... С днём влюблённых я тебя поздравить всё же хотел искренне. Каната распахивает глаза и отводит их в следующее же мгновение, переводя метающийся взгляд на окрестности, с деланой внимательностью осматривая каждую веточку. На улице было не настолько темно, чтобы Аллен не заметил румянец на его щеках. Вот к чему он был совершенно не готов – о чём голосило что-то внутри, сжимая внутренности в комок. — В итоге я уделил этой детской затее внимание. В чём была цель? Поставить меня перед фактом? Серьёзно... Так раздражаешь, — Каната бормочет, потеряв нить событий с того момента, как звон ключей оповестил о закрытии входной двери, но не привёл его в чувство, и теперь он стоит прямо перед Алленом, смотрящим на него так странно, словно Каната – трёхлетний ребёнок, не понимающий очевидных вещей. Он сжимает кулаки в карманах куртки. И почему жизнь связала его с этим беспорядком на ножках? — У тебя, наверное, руки замёрзли столько мне писать на улице, — Сугасано вытягивает свои ладони тыльными сторонами вниз, убежав от темы 14 февраля со сверкающими пятками. — Я только из дома вышел, ну же. Неизвестные космические силы заставили Канату вытащить руки из укрытия курточки, но, осознав, что собирается сделать, он скрещивает их на груди, смотря вниз от замешательства и стыда. Какого чёрта? — Каната. Ты не умрёшь, если мы подержимся за руки, ведь так? «Умру», – хочется сказать неподатливому Ятоноками, но он молчит, упрямясь, как бык. Если он так ответит, то усугубит своё положение ещё больше, хотя его, похоже, уже ничто не спасёт. Аллен с мягкой улыбкой бездействует какое-то время, но порывистый холодный ветер дует ему в спину, как бы заставляя сократить дистанцию. Повинуясь силам природы, он делает один большой, давшийся с превеликой лёгкостью, шаг, заключая Канату в объятия. — Тогда постоим так. Готовый пыхтеть паровозом, Каната краснеет до ушей, упёршись взглядом в тёплое препятствие – грудь Аллена Сугасано, допуская мысль, что всё лучше, пока инициативный идиот не видит его лица. Он взаправду замёрз слоняться здесь без дела, но само присутствие Аллена так близко его будто обжигает, а на любое воздействие огня у человека есть реакция – тушить или бежать. Но он не делает ничего, позволяя себе гореть. В конце концов, он всё равно попался на уловку с этой глупой фразой.