О чем с тобой говорить, кроме любви?

Цукуё считалась второй по красоте гейшей Ёшивары. Она в самом деле всегда производила впечатление: светлые волосы, хорошая, видная фигура, статность, некая аристократическая возвышенность во взгляде и поведении, и даже два безобразных шрама на ее лице не отпугивали от нее мужчин. Вот только Цукуё выбрала иной путь служения кварталу грехов – она была чиста как женщина, выбрав защищать других грешниц, чем стать грешницей самой. Впрочем, не то чтобы она гордилась своей чистотой в таком развратном месте. Ее любимой фразой, скорее самовнушением, чем уверенностью, было: я отринула свою женственность. Да, Цукуё стала солдатом Ёшивары, ее охранительницей, присмотрщицей за порядком: чтобы клиенты получали лишь то, за что платили, а гейши давали лишь то, за что заплачено. Несколько лет холодное сердце Цукуё скрывалось за фасадом ее безразличного ко всему лица. И вот появился он. Она знает Сакату Гинтоки вот уже год? Верно, прошел год и она все чаще стала замечать как ей сложно просто находиться с ним рядом. Сердце барабанит, дыхание учащенное и говорит Цукуё совсем не то что хотела. Ей страшно было самой себе признаться: она влюбилась. Влюбилась не в порядочного гордого самурая, а в бездельника-пофигиста, который лишь в моменты опасности похож на мужчину. Тогда он взваливает на себя так много, что лишь он один и сможет вынести. Несколько раз Гинтоки спасал Ёшивару, став ее героем. И несколько раз он спасал ее… Вот только… Гинтоки безразличен к ней? Эти равнодушные, усталые глаза, эти кучерявые серебряные волосы, и губы, которые так неохотно произносят ее имя. - Гинтоки… - Цукуё тронула рот пальцами и неохотно поправила кунай в волосах, выйдя наружу. Сегодня чертов День всех влюбленных. Даже невольницы-гейши оживились, словно им можно любить кого-то одного. Девушки покупают и готовят шоколад и вручают любимым. А уж в плане сладостей Гинтоки большой любитель. - Обмажься шоколадом и приди к нему – вот он обрадуется! – услышала Цукки в кондитерском магазине и страшно распереживалась. Ее фантазия покинула Землю и ей больших трудов стоило вернуться обратно, где она уже стояла у кассы с каким-то немаленьким пакетом. - Большое спасибо за покупку! – кланялся кассир, с ухмылкой поглядывая на пакет. Что она купила? Зачем? Кому? Хинова сказала отблагодарить ребят, купить им что-то, но кажется она не решится пойти к нему... Она Гейша смерти! Она выбрала свой путь давно и отринула свою женственность!... Но… в ее руке этот пакет с подмигивающими сердечками - с таким и идти неловко. Что там? Она ведь купила шоколад? Цукуё сама не своя вернулась к себе и поставила пакет на середину комнаты, не решаясь заглянуть в него – там ведь конфеты? Конфеты для Гина? Или сына хозяйки? Может она всем купила шоколад? И для Шимпачи и для Кагуры, которые так много вместе с Гином помогали Ёшиваре..? Молодая женщина несколько раз протягивала руку к покупке, но так и не решилась посмотреть что там. Почему она не помнит? Зачем так разволновалась от всего лишь грязного разговора... Впрочем, ей ли, охраннице гейш, живущей в публичном доме, от грязных разговоров смущаться!? - Цукки-тян! – вдруг услышала она голос Кагуры и ее бросило в холодный пот – неужели Гин тоже здесь?! А может он ждет от нее подарка? Может за все что Саката сделал для Ёшивары – ее грешного дома, может она должна была подарить ему что-то определенное - что там Хинова говорила? Даже если шоколад как благодарность - сойдет ли? Рыжеволосая Кагура радостно открыла дверь и бросилась ее обнимать. - Цукки! Ты ведь свободна? Хинова сказала, что ты сегодня отдыхаешь. - Что? - удивилась блондинка. - Но я не… - Ого! – Кагура оторвалась от девушки и схватила пакет с сердечками, а потом хитро улыбнулась. – А это…? - Цукуё-сан! – в комнату влетели две девушки. – Там проблема… Цукуё убегала в смятении, предчувствуя, что что-то не так. Проблема заняла полдня: снова объявились дилеры наркотиков – такое нельзя спустить с рук негодяям, и она должна была сделать все возможное, чтобы они там больше не появлялись. Возвратившись к себе, Цукки уже радовалась такому делу: это отвлекло ее от глупостей о Гине и дурацком празднике – он не для нее. Светловолосая воительница села, устало массируя шею, думая лишь об отдыхе. Как хорошо, что сейчас вечер; глупый праздник скоро закончится и она сможет обо всем забыть: на время, но у нее получится – как получалось до того. - Госпожа, - позвала ее одна из помощниц. – К вам пришли. Цукки устало выдохнула и приготовилась разрешать новую проблему, но дверь отодвинулась и вошел Саката Гинтоки. Он как всегда смотрел рыбьим взглядом, равнодушно, устало и лениво, но ее сердце принялось скакать от горла к пяткам. Храбрая воительница не смогла совладать с цветом своего лица и только хотела спросить что ему надо, как увидела что он протягивает ей похожий на ее пакет. Она обернулась и поняла – ее пакета со сладостями нет! - Это ведь твое? - Саката закатил глаза, всем видом показывая как ему лень говорить об этом. - Ой-ой, так не хотелось тащиться сюда – я же без денег, выпить даже не на что! И тут Кагура притащила этот пакет… - Он замолчал, и совсем другим тоном, серьезнее и тише, добавил. – Она сказала это мне – от тебя… - Т-там и Шимпачи тоже! – заикаясь, вскрикнула розовая от смущения Цукки, стараясь держать себя в руках, но у нее совсем не выходило. - Правда?... – Гинтоки заглянул в пакет. – Знаешь, я не люблю делиться сладостями. Ты уж определись: это мне или Шимпачи? Теперь его взгляд стал уверенный и серебряные волосы лишь оттенили темно-карие глаза. Цукуё замерла. - Это мне? – повторил он вопрос. Она, краснея, отвела взгляд. - Д-да, от всей Ёшивары, герою, который… - Да плевать! Вся Ёшивара тут не поместится… - Что?! Саката словно не слышал и подошел ближе. - Сейчас молодежь более продвинутая в развлечениях, но Шимпачи таким заниматься еще рано. Конечно, это мне. И это от тебя, потому, - Гин решительно протянул ей пакет, - вперед. Я готов. Она недоумевая смотрела на его покрасневшее и какое-то возбужденное лицо и с подозрением взяла пакет – может Гинтоки по голове стукнули или еще что? Такую чушь тут несет… Цукуё достала из пакета довольно большую коробку с какими-то сердечками, пожеланиями, кричащими обещаниями необыкновенной сладости и удовольствия для обоих и нахмурилась на изображение трусов и лифчика. Это такие конфеты?! - Что это?! - нахмурилась воительница. - Пхе! - усмехнулся Саката, глядя на нее так, будто думает она тут изображает что-то перед ним. - Да, ты опытная девушка, знаешь чем меня подкупить – два в одном, да! Два в одном! - ЧТО ЭТО?! – она открыла коробку, где в специальной упаковке был закреплен лифчик и трусы из какой-то сладости - шоколад, тянучки, леденцы?! Цукки таращилась на это безобразие и снова вскрикнула. – ЧТО ЭТО?!! - Эй-эй! Ты меня пугаешь! – Гинтоки прищурился. – Это же ты покупала?! Ты? Это ведь не шутка? – мужчина взволнованно принялся чесать лохматую голову. - Вообще, такие вещи в духе той чокнутой сталкерши, и я удивился, что это от тебя, но… - Я не покупала это! Я… Цукки вспомнила все те понимающие взгляды продавцов и теперь все стало ясно – она действительно купила ЭТО, и теперь… Как ей посмотреть ему в глаза?! Он будет считать ее извращенкой – съедобное белье! Она не понимала как вообще такое купила! - На-наверное там что-то пе-перепутали! – заикаясь, пытаясь как-то оправдать свое честное имя в его глазах, лепетала Гейша смерти. Гинтоки сел рядом и стал рассматривать упаковку. - Ну, вернуть уже не получится. И деньги тоже… Хм… Я бы и так съел, но… - Саката неожиданно смущенно посмотрел на нее и совсем раскраснелся: рот открылся и он стал усиленно чесать волосы. – Эээх… Жаль оно быстро пропадет – упаковка вскрыта и сладости растают! Черт! Лифчик из шоколада и… - Я… - Густо краснела Цукки, - я могу позвать понравившуюся тебе девушку, и она… - А если это ты? – Гин упрямо смотрел в ее глаза. – Если я хочу слизать шоколадный лифчик с твоих сисек, а не с чьих-то еще? Краснеть дальше Цукуё было некуда: природная скромность и чистота вопили о том как бы приложить его посильнее и в другие дни он бы уже лежал утыканный ее кунаями. Но она словно оцепенела: а если… если ему не все равно, то что же она ломается? - Ты хочешь… Хочешь чтобы я…? - Хочу увидеть тебя в этом развратном подарке! Хочу! Тебя! – он был серьезен и Цукки такому Гину никогда не могла отказать. Словно под гипнозом, она взяла коробку и ушла к себе в спальню, зайдя за ширму. Шоколад действительно терял форму – у нее жарко – или просто ее тело горело от стыда. Прежде чем надеть этот разврат, она обтерлась влажным полотенцем: так странно смотреть на себя полуголую в зеркале. В этом диком шоколадно-конфетном купальнике, где только промежность трусов была несъедобна… А еще, на ее грудь еле налез этот ненастоящий бюстгалтер, кажется он просто не был рассчитан на такое природное богатство. Цукуё вышла из-за ширмы, где спиной к ней сидел ее любимый мужчина, страх гулял в ее теле, она инстинктивно закрылась руками, вставая перед ним в этом пошлом наряде, а по сути выставляя себя почти голой. Гинтоки медленно, тяжелым взглядом осмотрел ее с ног до головы и поднялся с пола, убрав ее руки от груди. - Ты очень красивая, Цукуё… Она не успела подумать, как губы тарабанили привычное: - Я отринула свою женственность, чтобы… - Заткнись, - прошептал Гин и его губы закрыли ее. Первый поцелуй, первый поцелуй с любимым человеком, с мужчиной для которого она готова на все. Первый… Он отлип от нее и вдруг поднял ее руку и лизнул локоть – шоколад от лифчика и какие-то сахарные конфеты прилипли к ее руке. Цуки страшно жарко, сейчас она была как печка, не удивительно, что все на ней тает. Она заметила как по животу медленно потек густой шоколад. Ожившие глаза Гинтоки стрельнули, и он, нагнувшись, слизал и это недоразумение, пройдясь горячим языком по вжавшемуся внутрь подтянутому животику Гейши смерти. Блондинка вздрогнула и едва удержалась от вскрика, зажав себе рот. - Ты такая горячая, - выпрямился Гин и стал снимать с себя кимоно и рубашку, оставшись в одних брюках. Не смотря на то, что он делал, ее взгляд теперь прикован к многочисленным шрамам на теле возлюбленного. Там были и те раны, благодаря которым он защитил ее. Гин вдруг сел перед ней на колени и провел языком по внутренней стороне бедра, слизывая тающий шоколад, вынуждая ее задрожать и едва ли не встать на цыпочки от этой пошлости. - Ты слишком горячая, - пробормотал он с каким-то затуманенным взором, - пожалуй, медленно не выйдет, придется ускориться. Но, так мне даже больше нравится. Не дать тебе испачкать постель шоколадом – слизать его всего с тебя… Цукуё… Она хотела спорить и невинность в ней сопротивлялась, но горячий язык на ее бедрах, жаркие губы на ее сосках, между ее грудей, между ее пальцев, его крепкие руки на ее теле. Цукки сходила с ума и, понимая, что падает в бездну, из которой уже не выберется прежней, она рада была падать в нее вместе с ним. Гин обманул ее: он долго, с наслаждением слизывал с нее развратный костюмчик, не давая ей сесть, заставляя стоять на дрожащих от его прикосновений ногах, издеваясь над ней своими похотливыми взглядами и страстными объятиями, пока совершенно обнаженная девушка, чистая и мокрая от его слюны, не повалилась на Сакату. Гинтоки уложил ее в постель и просто смотрел на ее тело, а она заливалась краской, вспоминая что он делал с Цукуё: сладкоежка-самурай действительно съел весь ее сладкий лиф и трусики и она не могла спокойно смотреть на него – прямо довольный кот! - Ты очень вкусная. - Это все шоколад… - пробормотала Цукки, желая прикрыть пышную грудь и то что ниже, но Гин вдруг сел на нее сверху и убрал ее руки в сторону. - Нет, ты вкусная и без шоколада. - Он плотоядно смотрел на ее грудь – разве ему мало было? У него и без того должна наступить диабетическая кома! Саката склонился и потерся носом о ее набухшие соски. А потом снова охватив губами, смачно втянул в себя ее грудь. Цукки ахнула от тепла и довольства, разливающееся по ее телу. Она была невинна, но знала, работая в таком месте, как и что должно происходить между мужчиной и женщиной, но ее ощущения от происходящего до этого момента были лишь догадками. Столько эмоций, которыми Цукки не может управлять, столько приятного, которое она получила от Гинтоки – какой бы ни был сладкоежка Саката, он мог творить настоящие чудеса своим губами, пальцами, языком. Цукки купалась в наслаждении, новом для нее, но, оказывается, таком приятном - Гин не останавливался и его густая шевелюра щекотала ее кожу, его пальцы и губы заново обследовали нежное, но закаленное тренировками девственное тело. Цукуё не могла с собой бороться, забыв обо всем, что в любой момент может кто-то зайти, она может понадобиться, и что у нее столько дел - сильная, но ранимая, она стонала от неведомого ранее удовольствия, понимая одновременно как слаба, как женственна в этот момент. То, чего она всегда избегала, но что сейчас так нравилось. - Эй… Расслабься уже, - Гинтоки обнял ее, прижавшись к ней под одеялом. – Твои девочки все сделают. Думай только о себе. Гейша смерти, с неугасающем румянцем на щеках, повернулась к нему: - Я ведь тоже должна бы… - она смущенно нахмурилась, понимая какой эгоистичный у нее праздник – она лишь получала, и принимала ласки. – Если хочешь… - Конечно, хочу, - спокойно сказал Гин. – Но сегодня пусть будет так – я вполне получил свою порцию счастья. К тому же… это как сон, продолжения которого я буду ждать с нетерпением. Спи… Завтра, скорее всего, ничего не скажет об этой сладкой ночи. Ну, если только мой шоколадный передоз... Он не солгал, наутро Цукки действительно проснулась одна, следов Гина не было в комнате и девушка уже сочла, что все это и правда сон, но ее обнаженное тело говорило и показывало иное – радостное и полное засосов, отдохнувшее и изнеженное в чужой любви. Гейша смерти собралась, вышла посмотреть на обстановку и бродила несколько минут по верхним этажам зданий квартала грехов, пребывая все еще в том полусне, желая всем сердцем вернуться обратно, но понимая, что это скорее всего лишь мечта. От неожиданности она вздрогнула и едва не запустила свои кунаи: Гин стоял на крыше, на которую она только что забралась. - И как? Спокойно? – он хитро посмотрел в ее сторону, в его рту перекатывалась карамель на палочке и он как-то недовольно перебирал ее то с левой стороны щеки на правую, то наоборот. - Гинтоки… - Зарделась Цукуё, вспоминая все неловкости, которые были между ними вчера. - Что ты тут делаешь?... - Как ты?... - Серьезно спросил Саката. - Не жалеешь? Я ведь от того и остановился, потому что боялся, что ты пожалеешь… - Так значит… поэтому, - она зарделась и заметила на соседней крыше девушек из Хьякка. – Д-давай лучше поговорим о чем-нибудь другом? Он фыркнул, убрав одной рукой карамель изо рта, а другой подтянул ее к себе за талию. - О чем с тобой говорить, кроме любви? Его губы медленно опустились к ее щеке и мягко коснулись ее. Цукки пребывала в ужасе, понимая что их видят, и одновременно счастлива: он признает ее как свою девушку… Будь что будет. Раз всю жизнь избегая любовь, она была прозвана Гейшей смерти, сейчас самое время поговорить о любви с тем, кого она действительно любит. И Цукуё очень надеялась, что это будет очень долгий разговор.