Нюрнбергская ночь

Ночь. Камера. Решётка. Дверца. Тюремной лампы тусклый свет. Ещё недолго биться сердцу: Петля иль яд — исхода нет. Тебе отказано в расстреле, И гонор твой тебя не спас. Ты хочешь — чудно, в самом деле! — Суд обмануть в последний раз. О чём ты мыслишь пред уходом, Сжимая ампулу в руке? Признанье вечное народа Надменно слышишь вдалеке? Иль верность бешеному волку, Считаешь гордо, проявил? В тебе он "много" видел толку, Когда наград тебя лишил! Стыдишься ль, как от бомб хвастливо Клялся всех немцев защищать? Берлин — вещал ты — горделивый В ночи спокоен может спать… Руками — помнишь ли? — своими Гестаповцев ты создавал И пулю, пущенную ими, Своею дерзко называл! Быть может, о военной славе Своей ты грезишь молодой, И "Цирк летающий", как въяве, Вновь предстаёт перед тобой, И твой предшественник удалый, Взглянув задумчиво в глаза, В последний раз триплан свой алый Стрелой уводит в небеса? А может, просто вспоминаешь Улыбки любящей семьи И на прощанье заключаешь Родных в объятия свои? Но хватит тягостных раздумий — Миг за мгновением бежит, И сладко-горек до безумья В стекле прозрачном цианид… Не слышен хрип. Не бьётся сердце. Не ждёт и врач уже ответ. Октябрь. Ночь. Решётка. Дверца. Холодной лампы мёртвый свет.