Аддикция

Появляться прилюдно вместе до сих пор было большим стрессом для Эллиота. Его не отпускали мысли, что на них будут смотреть, оценивать, искать ненормальность как в них с Рэем вдвоем, так и по отдельности. И хотя он делал успехи, учась контролировать эмоции и не реагировать слишком остро, как было на семейных сходках, до конца это не ушло. И он не знал, уйдет ли когда-либо, как и его психотерапевт, с которым он неохотно, но все же работал. Рэй был иного мнения и отчего-то слепо верил в его успех. В глубине души Эллиоту было приятно, что Рэй целиком и полностью с ним, но иногда ловил себя на мысли, что Рэй просто обманывается, неосознанно внушает себе ложную надежду, предвкушая тот момент, когда они оба будут свободны от травмирующих воспоминаний. С психотерапевтом Эллиот не желал об этом говорить. Во-первых, экзекуция вытаскивания наружу чувств до сих пор оставалась болезненной, а во-вторых, лучшим психотерапевтом для него всегда был Рэй. Он умудрялся заставить его почувствовать себя лучше безо всяких пустых слов, просто обнимая и прижимая к своей груди. И Эллиот упивался каждым таким моментом, впитывал его в себя как губка до последней капли. Психотерапевт говорил ему, что он должен набраться храбрости, чтобы позволить себе чувствовать себя счастливым. Рэй в моменты его нервного кризиса не говорил ничего, просто обнимал. Тогда Эллиот позволял себе закрыть глаза и немного расслабиться в его крепких уверенных и теплых объятиях, что отпускал даже синдром Туретта. Которого только и недоставало его психосоматике, будто в обычные дни он фильтровал свой разговор. Как бы не были ужасны грехи и травмы Рэя, ему было немного проще, потому что он был честен с собой и искренен. И никогда не боялся говорить о своих желаниях. В отличие от Эллиота. Ему каждый раз приходилось переступать через себя, чтобы выдавить хоть что-то, потому что Рэй не хотел тянуть ничего из него клещами. Особенно когда это касалось их отношений. Он знал, что Рэй всегда готов сделать для него что угодно, уже считая подвигом, если Эллиот вообще раскрыл рот. Но Эллиот, проведя весь свой пубертат в зависимостях, боялся новой зависимости. Зависимости от Рэя. И потому старался принимать его только порциями и дозировано, иначе его размажет в сопли. Он никогда не тянулся первым за объятиями, потому что тактильный Рэй сам обнимал его и дарил поцелуи, которые каждый раз превращались в ритуал, чтобы Эллиот уступил ему и ответил на нежность. Ему было комфортно, когда они оставались наедине, но выход в свет превращался в настоящее испытание. Как и идея намекнуть Рэю о чем-то откровенном и постыдном, потому что не хотел, чтобы единственный человек, которого он по-настоящему любил, считал его фриком. Он и так всегда был в семье белой вороной, несмотря на то, что предпочитал носить исключительно черные или темные вещи. Пожалуй, черная овца — это подходило ему куда больше… Именно поэтому Эллиот всегда старался говорить намеками, надеясь, что Рэй допрет до всего как-нибудь сам и сам же потом предложит. Эллиот правда старался преодолеть себя, но дать понять Рэю прямо посреди бара, что хотел бы взять у него в рот… Эллиот был к такому не готов. И ситуацию не упрощало само начало вечера и их свидания. — Гей-пиво для моего парня и бисексуальное для меня, — по-ирландски проглатывая «г», сделал заказ Рэй с неслыханной наглостью и непосредственностью, стоя вместе с ним у барной стойки. Бармен понимающе усмехнулся и полез за бокалами. Эллиота буквально тряхнуло от этого. Рэй подчас бывал тем еще раздолбаем, и подобные моменты выводили его из себя. Одно дело появиться где-то вместе, когда не надо ничего объяснять посторонним, которым и дела до них быть не должно, но вот так прямо и в лоб… — Сейчас. Ты. Получишь. В глаз, — тихо и угрожающе процедил он, косясь на Рэя и по привычке натягивая манжеты кардигана на кисти, будто это могло защитить его от позора. Эллиот не стыдился Рэя, его напрягало повышенное внимание к его девиантному поведению, будь то наркотики в подростковом возрасте, злоупотребление алкоголем или гомосексуальность сейчас, которая среди его родственников также попадала под это определение. Рэй не стыдился вообще ничего. Расплатившись, они забрали с барной стойки открытую бутылку с крафтовым гей-пивом и два бокала — обычная пинта темного для Рэя, и пока что пустой «тюльпан» на ножке для Эллиота. Почувствовав избавление, Эллиот целенаправленно направился в самый дальний конец бара, где было темнее на фоне всего остального зала для курящих. Он уже давно заприметил это место в их прошлые визиты. Плюхнувшись на диванчик под фоторамкой с портретом Джонни Деппа, Эллиот поставил свой тюльпан на картонный бирдекель с символикой бара, Рэй размашисто уселся напротив него на стул. — Эй, все нормально, — миролюбиво проговорил Рэй, наливая ему в бокал пиво и наблюдая за тем, как ладони Эллиота все глубже утопают в длинных манжетах, так что было видно только кончики пальцев. — Просто… — склонив голову, напряженно выдохнул Эллиот, — не делай так больше. — Но я горжусь тобой, милый, — тянясь к нему всем телом через стол, объяснил Рэй. — Я не люблю привлекать к себе внимание, — напомнил он, проигнорировав ласковое обращение, нервно забарабанил подушечками пальцев по столешнице, а потом полез в карман за пачкой сигарет, чтобы немного унять нервозность. Рэй не стал спорить, хотя им обоим было прекрасно известно, что буквально весь подростковый период заключался для Эллиота в привлечении внимания к себе и своим проблемам, некоторые из которых он собственноручно и создавал. С блаженством отхлебнув пива, которое Рэй после всех его визитов в бар счел самым приемлемым из всего американского меню, пусть из ирландского упрямства и клеймил редкостным пойлом, он задумчиво уставился на все еще хмурого Эллиота. Тот даже почти не курил, а просто держал сигарету над пепельницей и смотрел, как горит бумага и тлеет табак, невольно вспоминая рассказанную ему когда-то историю. Однажды в Брюгге Рэй пошел на свидание с девушкой по имени Хлои, и рядом с ними сидела пара американцев… Хлои курила в зале для курящих, что не помешало «тому сраному янки» возмущаться, и это настолько выбесило Рэя, что он зарядил по лицу обоим. Эллиот поржал, решив, что Рэй прикалывается, но, видя его болезненно серьезное лицо, мигом напрягся, считая секунды до момента, когда тоже получит по морде. Хотя Рэй, судя по всему, и не возражал против его курения. Но отчего-то Эллиоту все равно хотелось задеть его, чтобы испытать судьбу, потому что Рэй медлил. — А тебя, значит, не пугает пассивное курение? Или думаешь, что раз не убила пуля, то теперь уже ничего не страшно? — нагло ответил ему Эллиот. Он предвкушал, что вот сейчас ему точно прилетит от бывшего киллера, но Рэй как-то сник, ударившись в воспоминания и будто уже не видя его, что Эллиоту даже стало не по себе. Но буквально через минуту Рэя все же отпустило, и он попросил просто выдыхать дым в другую сторону, если он так заботится о его здоровье. Когда Эллиот наконец-то потушил сигарету о пепельницу и сделал глоток бельгийского пива, которое вызывало первое время волну сарказма со стороны Рэя, тот протянул руку через весь стол. Эллиот уставился на раскрытую ладонь и скривил губы в печальной улыбке. Одернув рукав и сдвинув манжет на запястье, Эллиот накрыл его руку обнаженной ладонью, показывая, что верит ему и доверяет. Рэй чуть сжал пальцы, обхватывая кисть, и смущенно улыбнулся ему, склоняя голову, но не пряча глаз, будто сам стеснялся собственного счастья. Дальше вечер пошел бодрее, когда Эллиот наконец перестал загоняться и немного оттаял. Единственное, о чем он жалел — им пришлось расцепить ладони. Он старался дозировать прикосновения, но это не значило, что он не желал их до безумия, до зуда, не задыхался от них, не упивался нежными касаниями голой кожи… Собственное тело для него тоже было в некотором роде препятствием. Наглухо закрытая кожа стала защитным механизмом, так он ощущал себя безопаснее, будто отгородился ото всех спасительным коконом. Так что даже когда они начали встречаться, Эллиот не слишком спешил закатать рукава или остаться в одной футболке. Рэй умудрялся рефлексировать по этому поводу, поскольку был жаден до прикосновений и не скупился дарить их, но одновременно его это дико заводило. Он шутил, что Эллиот как принцесса, шанс коснуться локтя которой уже вызывает дикий экстаз. За что обязательно получал в бок болезненный тычок этим самым острым локтем. На то, чтобы полностью раздеться перед Рэем, у Эллиота ушло чертовски много времени. Он даже начал переживать, что Рэй просто устанет ждать, когда он снизойдет до полноценной близости. Надо ли уточнять, что стоило Эллиоту наконец оказаться в его объятиях, не на шутку заведенному Рэю потребовалось постыдно мало времени, чтобы достигнуть оргазма просто от самого факта того, что все это вообще с ними происходит. Спустя некоторое время гиперреакция Рэя немного притупилась, когда воздержание перестало быть проблемой для них обоих, но не прошло одно — трепетное отношение к тому, сколько себя готов показать Эллиот. Но что стало еще одним препятствием — так это минет, который сводил Эллиота с ума, причем не в самом позитивном ключе. Оказалось, что для Рэя отсосать ему вообще не проблема, зато Эллиот испытывал откровенный стресс, стыдливо читая в интернете информацию о технике процесса. Он психовал, что у него ничего не получится, что начнет задыхаться, пока рот будет занят делом, его стошнит в процессе или Рэю просто не понравится. — Милый, меня бы унесло, даже если бы ты просто поводил по коже губами, — с щемящей сердце нежностью заверил Рэй, когда Эллиот решился признаться ему в своих страхах. В чем Эллиот так и не смог признаться, так это что ему понравилось. Боже, ему нравилось сосать член! Ему нравилось, как реагирует Рэй, какие звуки тот издает, но боялся настаивать и предлагать сделать минет самостоятельно. Он переживал, что Рэй начнет над ним иронизировать или как-то в своей грубовато-ирландской манере комментировать, что Эллиот вошел во вкус. Он бы сгорел со стыда. И потому Эллиоту приходилось идти на всяческие ухищрения — не заявить о своем желании прямо, а как-нибудь витиевато намекнуть, чтобы раскрепощенный, у которого иногда просто не было тормозов, Рэй сам попросил его взять в рот. Как правило, Эллиот для виду немного упирался и торговался, прежде чем уступить, гадая, как давно догадался Рэй, что в процессе он слишком увлекается? Возвращаясь из туалета, Эллиот, не долго думая, попросил у бармена соломинку, раз сигарета и то, как он брал в рот фильтр очередной сигареты, не произвели на Рэя ожидаемого эффекта. Уж коли ему взяли гей-пиво, то идти надо до конца. Пока Рэй жаловался на очередного встреченного на улице тупоголового янки, уже заметно повеселевший и расслабившийся Эллиот, провокационно обнажив запястья, закинул соломинку в пиво и обхватил губами, нежно касаясь кончиками пальцев длиной ножки бокала и довольно настойчиво ее поглаживая. Эллиот не смотрел на Рэя призывно и завлекающе, а как обычно — хмуро и немного равнодушно, но тот, заметив, что он делает, начал сбиваться на словах и повторяться. Если бы Эллиот был такой же раскрепощенный, как он, то предложил бы сразу уединиться в туалете бара, потому что его охуеть как заводила внезапная растерянность Рэя. Ему становилось жарко от возбуждения и выпитого алкоголя, но он даже не думал о том, чтобы снять свой темно-серый кардиган, только закатал до середины предплечий рукава. Рэй, наблюдая за ним голодными собачьими глазами, шумно сглотнул собравшуюся во рту слюну. — Элли… — затравленно прошептал он. — Я каждый раз поражаюсь тебе, Рэй! — невозмутимо проговорил Эллиот, гадая, через сколько тот сорвется с цепи, и оставляя нежное обращение без внимания. Какое-то время оно ужасно выводило его из себя… Но не теперь. — Ты с таким упоением жалуешься мне на американцев, при этом каждый раз забывая, что я тоже американец. — Ты неправильный американец, — не видя проблемы, отмахнулся Рэй. Он с завидным упрямством продолжал держать себя в руках. Эллиот неопределенно пожал плечами, ставя локти на стол, чтобы подпереть щеку ладонью и коснуться острой скулы, как это обычно любил делать Рэй, пока он ублажал его ртом. — Может, что-нибудь заказать? — Рэй предпринял мужественную попытку вернуть вечер в привычное русло. — Гренки? — с готовностью предложил Эллиот и почти сразу решил добить его, задумчиво облизав губы. — Или сырные палочки. — Нет, от… от палочек мы, пожалуй, воздержимся. — В голосе Рэя прорезался истинный уроженец Дублина, ставящий «ох» вместо «о» даже там, где это не предполагалось правилами английского языка. Эллиот никогда не придавал значения собственной внешности и особенно губам, пока Рэй однажды прямым текстом не сказал ему, что ходить с таким ртом преступление против природы, и он удивлен, что за ним до сих пор не волочится толпа похотливых мужиков. Эллиот не хотел толпу похотливых мужиков, только Рэя. — Тогда на твой вкус. Я знаю, что у тебя отличный вкус. Эллиоту показалось, что он все же перегнул, потому что Рэй в сердцах наподдал столу ногой. К его разочарованию, пиво в «тюльпане» закончилось, а значит выступление с соломинкой и ножкой бокала достигло антракта. Эллиот взял початую бутылку, чтобы долить. Но прежде, чем успел это сделать, его озарила поистине гениальная в своей похабности идея. — Так что? — невинно спросил он, поднося ко рту бутылку, и мягко обхватил темное стеклянное горлышко губами. От содержимого осталась примерно треть, так что Эллиоту пришлось наклонить бутылку, крепко перехватив ее всей ладонью. Он сделал медленный чувственный глоток, чтобы дернулся кадык, пропуская горлышко в рот, пока то не ткнулось в зубы, и обнимая губами гладкое стекло. Рэй застыл, не прося его прекратить и не предлагая немедленно уйти из бара, возможно даже из любопытства, чтобы узнать, как далеко Эллиот готов зайти. Но Эллиот и сам этого не знал. Рэй недвусмысленно заерзал на месте, пытаясь как-нибудь усесться на жестком деревянном стуле. Этот порно-спектакль явно завел его, как и самого Эллиота, под задницей которого скрипнула обивка из фэйковой кожи. — Так что там с закусками? — спросил Эллиот, наконец-то оторвавшись от старательно обласканного горлышка, напоследок проехавшись по нему губами. — Нахуй закуски, — тихо рыкнул Рэй, пряча руки под стол. — Милый, это так сексуально… Ты так сексуально пьешь пиво… Даже сквозь игравшую в баре фоновую музыку Эллиот услышал звук растегиваемой молнии и застыл, так и не донеся донышко бутылки до столешницы. — Нет, не останавливайся… — прохрипел Рэй. Эллиот в шоке распахнул глаза, наблюдая за тем, как подрагивает его плечо. — Какого хуя, Рэй? — сердито прошипел Эллиот, срываясь с цепи вместо него. — А как же я?! Рэй молчаливо прикрыл глаза, отдаваясь моменту. Эллиота поразило не столько то, что именно тот делал — или делал вид, что делал, — а что его так безжалостно динамили. Он с силой впечатал донышко в стол под глухой полый стук и резко поднялся из-за стола. — Элли-Элли, ты куда? — встрепенулся Рэй, подрываясь с места. Во всяком случае, у него ничего не торчало через расстегнутую ширинку. — Оставлю тебя наедине с твоей рукой. Эллиот ощущал себя растерянным, возбужденным собственной пантомимой и обманутым. — Ты мог бы просто сказать… — Рэй тоже выглядел ужасно растерянным, а еще явно жалел о своей провокации. — О да! — мигом вскипел Эллиот, размахивая обнаженными до середины предплечий руками. — «Эллиот, ты мог просто сказать, что хочешь пососать мой член, это же так просто!» Рэй обогнул стол, закрывая ему проход. Он тяжко выдохнул, прежде чем бесцеремонно притянуть к себе отчаянно сопротивляющегося Эллиота и крепко обнять за плечи, утыкаясь горячим носом в его щеку. — Ты дразнил меня, и я хотел подразнить тебя в ответ, — шепнул Рэй, оставляя невинный отпечаток поцелуя в уголке его рта. Мученически вздохнув, пытаясь выровнять дыхание и унять внезапную вспышку раздражительности, Эллиот сдался и прижался к нему всем телом, не без удовольствия отмечая, как у Рэя на него крепко стоит в штанах. — Ну и мудак же ты, Рэй.