Paint it Black

      В зале было темно. Холодный темный пол отражал тусклые блики света от окна. За стеклом было очень темно, только вдалеке мерцали огни большого города да внизу переливались вывески и желтый свет уличных фонарей.       Молодой мужчина стоял у окна спиной к комнате, избегая даже того тусклого света, что просачивался снаружи с улицы в комнату, так что его лица не было видно даже подходя ближе. Казалось, что весь свет, будь то естественный или искусственный, меркнет, когда попадает на фигуру мужчины, так словно он поглощал все вокруг как черная дыра. Складывалось стойкое впечатление, что даже освети всю комнату яркими огнями или наведи прямо на него луч прожектора, он так и останется темным пятном посреди этой мрачной залы.       Секретарь почтительно стоял на расстоянии позади, и ждал распоряжений от хозяина. Но пока комнату наравне с темнотой обволакивала такая же всепоглощающая тишина. Ни звука не проникало с людной улицы внутрь. Все звуки, весело приплясывая, поднимались снизу до верхнего этажа, но удивительным образом разбивались об обычное оконное стекло.       На улице смеялись окрыленные молодостью, красотой и влюбленностью девушки, держа за руку своих парней, лаяли собаки на прогулке, звенели колокольчики при входе в бесчисленные кафе, гудели раздраженные таксисты, кричали дети, шумели автомобили, соревнуясь друг с другом в мощи, пока водители, не замечая порывов под капотом их железных коней, беспокойно поглядывали на часы, спеша реализовать свои планы на вечер или очутиться поскорее дома.       Город жил своей жизнью, дышал во всю полноту своих легких, а жители разносили жизнь по артериям-венам города - одна группа людей спешила навстречу ночным приключениям и несла оживленную свежесть к городскому центру, другая, насытившись его сердцем, возвращалась на периферию. Все были заняты суетой личных дел и переживаний. Парочки, степенные пожилые пары, одинокие сотрудники, компании молодёжи, в том числе стайки девчонок, ищущих ночные приключений, и развязные громкие пацанские сходки.       Ночь и город - какая комбинация может быть прекраснее? Есть ли на этом свете хоть кто-нибудь равнодушный к ночному большому городу (за исключением быть может жителей маленьких городков и деревень, которые или в силу незнания жизни в крупном городе, или под действием слишком большой привязанности к своему родному очагу могут поморщить носик). С одной стороны, здесь все освобождается после рабочего дня, скромные рабочие костюмы сменяются яркими нарядами, улицы наполняет вечерняя дерзость и весёлые гулянки, и в тоже время тихий покой, полная свобода и чувство власти над городом и что уж там, весь мир. Возможность разогнать свой автомобиль на пустых трассах и влететь в эту полночь на скорости, ускоряя пульс города.       С другой - одиночество, страх остаться наедине с собой, боль от встречи со своими темными мыслями и ненависть к этой ночи. А где-то еще в ночи прячется преступность, бездомные, шпана и прочие темные личности, которые как подсолнухи за солнцем тянутся за тьмой и спешат за стрелками часов пока вновь чернь неба не разрежут легкие лучи утреннего солнца. Но в любом случае, равнодушных нет.       И только для него это не имело никакой прелести. Ведь в его мире ледяная, безмолвная ночь царила всегда. Никакие лучи не проникнут сюда, никогда рассвет не разбудит ото сна, а полудняя жара не согреет оконное стекло.       - Удивительно, правда? - хриплым голосом отозвался мужчина. - Почему для одних время бежит, а для других стоит на месте? Должно было пройти столько суток, так почему время не меняется? Почему здесь всегда темно?       Они помолчали. Звуки мужского голоса мгновенно потонули в пространстве вокруг, хотя и можно было ожидать, что эхо какое-то время зависнет в воздухе, учитывая мраморные полы и высокие потолки полупустого зала, однако звук полностью поглотила тьма, словно все стены были обиты поролоном или ватой. Из-за этого возникало иллюзорное чувство, что становится сложно дышать, словно при погружении в воду на глубину, где большое давление сжимает грудную клетку в тиски.       Секретарю очень хотелось уйти поскорее из комнаты, однако он терпеливо ждал, что скажет человек у окна.       - Она не пришла? - наконец пустым тоном без какой-либо интонации спросил мужчина у окна.       - Нет, хозяин, - чуть помолчав, ответил секретарь.       Звуковой вакуум снова заполнил комнату.       - А разве она может прийти? Часы здесь вечно показывают без четверти 12.       Секретарь промолчал. В его мире жизнь текла как и у всех людей, он не был обречен на страдания во тьме и мертвой тишине. Ему были известны и утренний туман, узретый в окно на кухне, пока он не торопясь потягивал горячий кофе, и суматошная поездка в метро в битком забитых вагонах среди направляющихся в офисы служащих, проклинающих вечную спешку и мечтающих о конце рабочего дня даже до его начала, и выводящие из себя пробки в час пик днем, когда за медлительность впереди стоящих машин хочется надавать их водителям пинков. Все эти незначимые детали, скорее раздражающие, чем приносящие радость, однако получили особую ценность в глазах молодого человека теперь. Ночь также имела иное значение для него нежели для его хозяина - как и вышеупомянутые жители мегаполиса, этого урбанистического монстра, он наслаждался городскими огоньками в виде рекламных вывесок или фонариков в парке, тёплой атмосферой в кафе, где так уютно сидеть с горячим или горячительным напитком и приятной компанией, когда за окном промозглая ночная сырость, и прогулками по ночному променаду в хорошую летнюю погоду, продираясь сквозь толпу веселящейся на улице в поздний час молодежи. Время неслось быстро, оглянуться не успеешь, подходят выходные, потом уикенд пролетает еще незаметнее, за ним моргнуть не успеваешь подходит следующий, всего четыре уикенда, на которые можно запланировать настоящую жизнь, и вот уже месяц позади, а тут и лето закончилось.. Вот бы время замедлилось, а то и вовсе остановилось, чтобы лето или праздники стали бесконечными, можно было насладиться столькими делами, пережить столько моментов, научиться стольким новым занятиям без каких-либо потерь. Но эта идея больше не казалась молодому человеку такой же заманчивой, как раньше.       Из задумчивости секретаря вывел голос хозяина.       - Тэхён..       - Тэхён! - уже тверже окликнул его повелитель.       - Ты свободен.       Секретарь не понял, было ли это разрешение ему уйти, или же это была грустная констатация факта о разнице в их положениях, но поклонился и отступил назад, спускаясь по крошечным ступенькам с помоста вниз, потом помедлил - все не решаясь поднять взгляд и смотря как на мраморном полу в еле слышных бликах света с окна дрожит и искажается его собственное отражение. Потом резко попятился, развернулся и скрылся в полоске света за приоткрывшейся дверью.       Его хозяин улыбнулся дрожащей улыбкой, глядя как его подчиненный сделал пару шагов прочь с возвышения и скрылся в кромешной темноте. На часах по прежнему было без четверти полночь.       Он обернулся к окну. Ничего не изменилось. Город вздохнул полной грудью, готовясь встретить эту ночь в свои объятия. Им предстоит так многое: вздыхать, влюбляться, грустить, выть в тишине своей квартиры, пьяно хохотать и гулять наотмашь, смеяться в хорошей компании, тихо и уютно радоваться за увлекательной книгой, сжимать любимую в своих обьятиях, стонать от страсти, пить малиновый чай за семейным столом, целовать ребенка на ночь, полуночная бессонница, переписки до утра, ночные отчеты и проклятия в адрес работодателя, тихий сладкий сон наконец и грезы о будущем дне. Будущем дне, которого у него не будет. Все это вместится в ночной город, а ему предстоит вечность быть заточенным здесь в мраморе, холоде и темноте.       Он отвернулся. Блик одинокой свечи затрепыхался под натиском неизвестно откуда взявшегося порыва ветра. Мужчина закрыл глаза. "Сейчас начнётся". Вся комната завертелась перед его внутренним взором.       Сломанный вздох вырвался из мужской груди. Грустный клоун, вечно печальный Пьеро с трагичной маской, застывшей на лице, на место Безумного Шляпника с его застывшим временем и бесконечным чаепитием. У того хотя бы была компания, чашки на столе, шутки и даже гостья. Все же веселее сидеть за накрытым столом погожим деньком, загадывая друг другу загадки, даже если на них нет ответа, и пить чай, даже если уже не осталось чистых чашек, чем постоянно мерить комнату шагами в пустоте, темноте и тишине без надежды когда-нибудь вновь обрести власть над органами чувств. Где его Алиса? It's tea o'clock..       В его же случае на часах безмолвно застыло без четверти полночь, всего лишь несчастная четверть до времени его освобождения. Полночь, полночь, время превращения как у Золушки, только наоборот, вместо несчастной тыквы его ждет радость.. Он знал, его чёртовы оковы спадут в полночь, когда придет она.. но вся ирония заключалась в том, что в его мире на часах всегда было без пятнадцати двенадцать..       Многие люди бы много отдали за то, чтобы управлять временем. Можно было бы одним махом пропускать скучные занятия, а за приятными задерживаться как можно больше и сколько угодно держать стрелки на половине второго [1].       Но время не так просто. Захоти Золушка побыть с принцем подольше и хитростью удерживай она стрелки дворцовых часов на без четверти двенадцать, ее карета все равно превратилась бы в тыкву в назначенный срок, ведь в королевстве полно других часов, а значит время течет по-прежнему... или значение имеют лишь твои личные часы, а другие отмеряют время совсем другим людям?.. "Никогда больше его зеленое море не станет голубым."       ..Его мир перестал быть цветным несколько лет назад. Впрочем, трудно сказать сколько лет назад - время ведь застыло каменным изваянием, когда-то живой смолой, превратившейся в янтарь, или окаменелой фоссилией, ископаемым продуктом некогда былой жизнедеятельности, без срока давности. Когда-то у него было все - радость, общение, успех, женщины, его мир катился вперед быстро и уверенно; где-же все пошло не так? Где он предал себя?       Комнату стал окутывать из неизвестности взявшийся едкий белый туман, то ли просачиваясь сквозь стены, то ли прямо из воздуха, сначала полностью скрыв от взгляда пол, потом редкую мебель, потом заволокло дымом окна.                   Пространство вокруг становилось плотным, дышать было трудно, все вокруг менялось, словно из твердых и реальных предметов превращалось в эфир. "Ну вот", подумал Хёншик и снова прикрыл глаза, отдаваясь во власть перемен в комнате.       Скоро вокруг ничего не было видно, последние знакомые очертания полностью потонули в этом новом пространстве. Давление в комнате изменилось, и вместо привычных ощущений тело оказалось будто бы подвешенным в воздухе и словно при взлете самолета он почувствовал как опора уходит из-под ног. Он тонул, страх стиснул грудную клетку. Мысли закружились в вихре, голову пронзила ужасная боль, словно разбивая его мозг на тысячи кусочков. Белый густой дым, настолько густой, что казалось от него можно отрезать кусочек словно ножом от масла и вскарабкаться по нему выше и выше, забивший легкие и грозивший приступом жестокого удушья, вдруг исчез и превратился в черную темноту. Нет, не просто темноту, какая царила в комнате до этого - обычная естественная ночная темнота, которую разбивал еле слышный свет луны и отблески уличных огней, в котором с трудом, но можно таки разглядеть ближайшие предметы. Нет, эта темнота была такой непроницаемой, словно мазнули черной густой гуашью по белому холсту, словно в небе выключили все звезды и небесные светила. То ощущение, когда кажется, что с потерей зрения, также ушел слух и способность вдыхать кислород, будто тебя выбросили за борт космического корабля без скафандра. С минуту вокруг ничего, буквально ничего, не было, а потом его мир взорвался на тысячу осколков, тело скорчилось от боли, пронзившей все его основание. Части тела ломало, те не слушались, беспощадный мороз насквозь пропитал его естество, забирая его волю. Откуда-то взялся сильный холодный до дрожи ветер, бросавший в лицо какие-то маленькие колкие снежинки, ледяные иголочки, резавшие нежную кожу. Лопнувшее стекло миллиона зеркал оставляло еще более серьёзные порезы, осколки словно впились в его тело, причиняя сильную боль. Вот на что был похож его мир сейчас - сплошной комок боли и страданий. Rex tremendae majestatis, Qui salvandos salvas gratis, Salva me, fons pietatis.       Лучше бы он и правда как Шляпник с его компанией в сказке Льюиса Кэррола вечно сидел бы за столом в ожидании чая; ибо эта нескончаемая мука была невыносима.       Он падал в омут. Он кричал, он не хотел проваливаться все ниже, пытался цепляться за торчащие из стены этой ямы корни.       Сверху какой-то гулкий голос говорил, что надо отпустить, разжать руки, позволить себе упасть, погрузиться на дно. Но ему казалось, что это невозможно, что это опасно и противоречит разуму, он продолжал кричать и хвататься по привычке. Мимо мелькали разные образы, в которых он пока не мог ничего разобрать, шумели голоса, которые было невозможно расслышать.       Наконец это буйство утихло, также внезапно как и началось. Он стоял на пустынной дороге, вокруг смеркалось (или же здесь просто никогда не было солнца), тело обволакивала светлая дымка тумана, ничего кроме пустой дороги, расстилающейся вперед, ничего не было видно - ни вправо, ни влево, ни назад - только вперед. Ничего в его теле больше не болело, и Хёншик с облегчением выдохнул. Подобные картины в его разуме появлялись периодически - начиналось все одинаково, но потом он каждый раз оказывался в разных местах, значения которых он не мог понять.       Он сделал пару шагов по сумеречной дороге. Назад дороги нет - но что ждет его впереди? Каждый раз в этих видениях его как будто кто-то глухо звал, но он не мог разобрать послание, и единственное, что он твердо знал за эти посещения, что его свобода скрывается за полуночным боем в милой улыбке девушки. Но когда же пробьет полночь, что для этого должно случиться, и кто способен к нему прийти?       Так как больше шагов вперед он не сделал, туман начала подниматься и дорога постепенно скрылась из виду. Взор поглотил ослепительно белый свет, который постепенно стал краснеть, пока вспышка не унесла его в другое пространство.       .. Новая комната выглядела абсолютно идентичной той комнате, в которой сейчас он проводил свое заточение. Та же площадь, то же расположение мебели и окон. Тот же мраморный пол, те же темного цвета стены. Однако по центру комнаты стоял небольшой круглый столик, а по периметру комнаты находились зеркала: некоторые огромные до потолка, иные в полный рост, а некоторые стояли на полу, но едва достигали мужского колена, и чтобы посмотреться в них, пришлось бы знатно нагнуться; другие были разбиты или состояли из множества створок и искажали отражение смотрящегося. Несколько зеркал было занавешено тяжелой тканью.       Мужчина медленно прошелся по комнате. Ему не хватало решительности заглянуть в зеркала, он боялся увидеть там что-то неприглядное. Кто знает, что с ним стало за то время, что он провел в своей темнице, наедине с собой, кто вообще знает кто и что он из себя представляет?? Он боялся увидеть монстров в отражении. Немного приведя в порядок свои чувства, его слух вдруг различил мерный звук, словно где-то в комнате тикал метроном. Он огляделся, но не заметил ничего похожего.       Однако его взгляд упал на маленький столик, который оказался вовсе не пуст - на нем находилось три предмета: крошечная бутылочка, небольших размеров шкатулка и металлический невзрачный ключик.       Хёншик подошел к столу, помедлив, взял в руки первый предмет. Бутылочка содержала в себе какую-то жидкость, примерно, на один глоток, словно ампула с лекарством. Пить или не пить? Он вернул предмет назад на стол.       В шкатулке лежало несколько маленьких безе, однако насчет их съедобности возникали сомнения.       А ключик верно от какой-то двери? Что же она отпирает и прячет за собой? Ключ казался знакомым, но он никак не мог вспомнить. А! Он его видел уже не первый раз во время подобных странствий разума - несмотря на боль, эти перемещения в пространстве (и хотелось бы думать во времени, хотя здесь оно также застыло, как и в том, его привычном мире) приносили небольшое облегчение, от перемены места и впечатлений казалось что хоть что-то происходит в его жизни. Будь то пустынная дорога, пропитанная белым или красным светом, или эта темная комната, или иные измерения, ключик так или иначе появлялся в каждом из этих пространств. Но ни разу он не нашел ничего похожего на дверь, шкатулку или сейф.       Ключ выглядел абсолютно неприметно, из какого-то старого железа, без искусной резьбы или инкрустации камнями, совершенно простой кусок железа, местами покрытый ржавчиной, словно пролежал где-нибудь под диваном или за старым комодом несколько веков. Вряд ли он от двери, за которой скрывается что-нибудь ценное; судя по безыскусной отделке и небольшому размеру он подходит какому-нибудь небольшому железному сундучку для вещей или типа того. Хёншик машинально отбросил его обратно на столешницу.       Что-то не давало ему покоя, смутно теребило изнутри, билось раненой птичкой об стекло его разума. Мысли его вернулись ко времени - если оно и правда окоченело и стрелки часов не ползут вперед в его мире, то как объяснить то, что он сам не замер, не стоит на месте - вот он совершает действия, делает шаги (шаг это же как минимум одна секунда, верно?), он же в состоянии просто посчитать про себя, а значит время все-таки движется? Метроном!       Здесь же тикает метроном, а значит отмеряет равные промежутки времени, и следовательно по идее движение времени. Если бы время не шевелилось, то и после одного удара метронома никогда не наступал бы второй?? Эта мысль взволновала его, он огляделся в поисках источника звука.       Однако тихий ритмичный бой метронома вдруг сменился учащенным неровным звуком. Тук-тук, тук, туктуктук. Что за чертовщина! Метроном на то и метроном, чтобы давать колебания, повторяющиеся через равные промежутки времени, то есть держать идеально ровный темп.       Он задержал дыхание, чтобы максимально вслушаться в нарушающие тишину звуки и посмотреть с какой скоростью ему придется загибать пальцы на каждый удар метронома. Однако после пары глубоких вдохов, рваный ритм вдруг снова вернулся к своему размеренному ходу, и даже пропустил пару ударов.       Вдруг ужасная догадка поразила мозг молодого мужчины. Он сжал кулаки и заметался по комнате, бешено заглядывая в каждый угол, переворачивая зеркала и обегая их со всех сторон. Где, где же, ну где! Вдруг он замер, интуиция толкнула его в солнечное сплетение, он наклонился и дрожащей рукой он сдернул ткань с одного из маленьких зеркал. Однако это было не зеркало.       Запертое в стеклянную колбу, охваченное тонкими серебряными цепями, подвешенное в вакууме колбы, негромко билось сердце. Да, это оно издавало звуки, которые он принял за метроном.       Мужчина непроизвольно прижал руки к груди. Грудная клетка не издала ни звука, ни движения, и отозвалась полной пустотой и холодом. Да это же его сердце.. Со стоном он опустился на пол и обессиленно протянул руки к стеклянной колбе, в какие заточают цветы, защищая те от внешних факторов. Сердце задыхалось внутри, но колпак из стекла не так просто было снять, его всего опутывали прочные цепочки. Серебро блестело в тусклом свете комнаты, его явно периодически чистили, чтобы цепи не почернели, смазывали замочки, иронично выкованные в форме сердечка, на стекле не было ни пятнышка, ни пыли, и вообще кто-то явно заботился об этой изысканной тюремной камере для живого пульсирующего органа.       Он резко вскочил на ноги и обернулся назад. Теперь то он понял, что открывал тот маленький невзрачный ключик.. ключ к его свободе, которому позволили заржаветь, он сам позволил, и сейчас так презрительно откинул назад.. он в отчаянии схватил колбу руками, пытаясь порвать цепи, сорвать замки, потом в бешенстве бросил стеклянный колпак об пол.. все вновь завертелось вокруг него, унося все в зале в какой-то смутный сон...       Он упал на колени, совершенно измученный. Вокруг проступили очертания уже знакомой комнаты. Хёншик тяжело дышал, руки его дрожали, он сильно стискивал челюсти, пытаясь унять мороз, забравшийся под кожу, и озноб, сотрясавший его тело совершенно против его воли.       Он попытался опереться на край стола, чтобы встать, но в итоге обессиленно остался на полу, поддавшись грузу разума, который сдавил все его существо. Он чувствовал как все в нем сначала сжимается сильно-сильно под гнетом осознания своей ошибки, так сильно, что в легких не осталось воздуха, а потом вместо того чтобы выпрямиться и как резиновый мячик вернуть свою упругую форму, остается кашей бесформенных лоскутов.       Хёншик растянулся на полу, положив голову на помост, и закрыл глаза. Необыкновенная безмятежность затопила все внутри. Ему явно некуда торопиться, значит можно отдохнуть. Сил обвинять, кричать, бить кулаком в воздух, да просто пошевелить рукой или поменять положение тела, не осталось. Все переживания недавнего бреда почему-то казались сейчас далекими, случившимися не с ним.       Он с благодарностью почувствовал как прохладные пальцы касаются его пылающего лба. Его явно бросило в жар, голова горела, он с трудом мог ворочать мыслями и делать что-либо, ничего предпринимать не хотелось, хотелось только лежать свернувшись калачиком где-нибудь в мягкой свежей постели, но сил встать не было, поэтому он оставался на бездушном ледяном полу. Мужчина полностью отдался накатившему на него чувству светлой бесшумной грусти, меланхоличной апатии, опустошив все внутри от прежних чувств и отпустив контроль над собой, позволяя волнам его состояния нести его куда угодно. При этом острой боли или вины, желания
колотить стены, самобичевать собственное существование или срочно бежать что-то исправить не возникало, ему не хотелось ни рыдать, ни рычать, ни стенать, ни даже убежать от чувств. Он просто принял все что к нему приходило в тот самый момент, как он лежал на спине в своей комнате у окна.       На улице взорвалась хлопушка, послышались приглушенные аплодисменты и разговор. Однако его это совсем не потревожило, более того он совершенно никак не реагировал ни на что, просто пропуская все через себя и ничего не удерживая. У него не было возможности влиять на происходящее вокруг, но также были ли его собственные эмоции в его власти? Имело ли смысл их вызывать и контролировать, или же эти естественные реакции его тела и души определяли ход его жизни.       Он ничего не делал, ни о чем не думал; он наслаждался. Это была невиданная доселе свобода - она не приносила ему радости или откровенного счастья, которое к чему-то бы обязывало, заставляло бы проявлять свои чувства наружу, и которым вечно сопутствует исподтишка грызущее сердце беспокойство, что хорошая полоса в жизни вот-вот закончится, как бы своим вызывающим смехом накликает беду. Отсутствие брызг веселья однако вовсе не вселяло в него ощущение, что с ним что-то не так и надо бы срочно заставить себя радоваться и получать удовольствие. Хёншик также не сказал бы, что он страдает; ему было не хорошо и не плохо - он просто был. Он устал; и принял эту усталость как данность. Внутри него происходило множество незаметных глазу процессов, складывался паззл, в котором было больше его "я", чем в его размышлениях и представлениях о себе доселе. Несколько минут он ничего не делал.       Потом ему показалось, что он лежит слишком долго, его тело затекло и замерзло, и он пошевелился и перевернувшись, сел, опершись рукой на пол.       Рядом с ним кто-то вскрикнул. Глаза Хёншика широко распахнулись, когда он увидел, что рядом с ним в темноте комнаты на полу сидит миловидная девушка с флакончиком в руках и влажной тряпкой, которую она норовила пристроить ему на лоб.       - И-извините, - немного испуганно забормотала она. - Я утром была на собеседовании, ваш секретарь Тэхён сказал, что кто-то должен прибираться в ваших покоях, а мне как раз нужна подработка.. я хорошо забочусь о порядке и внимательна к мелочам, нареканий с вашей стороны не будет ...       - Что ты здесь делаешь и как сюда вошла?       - Я забыла свой ключ от своей комнаты, что я снимаю здесь неподалеку.. целый день была в городе по делам, и даже не заметила, что не могу попасть домой, вот дуреха.. ну вот и пришла сюда, чтобы найти его, так как где же еще я могла его оставить?       Хёншик подавил улыбку. Внимательность это ее сильная сторона, да-да. И логика.       - Ну вот, а так как Тэхён дал мне электронный ключ от вашей квартиры, чтобы я могла убираться в любое время, не утруждая его, то я попала сюда. А как вошла, думала вас позвать и спросить разрешения (*на этих словах мужчина издал нечленораздельные звуки*), но заметила, что вы лежите на полу без сознания. Я-я, н-не знала, что вы отдыхаете, подумала, что вам плохо и...       Хёншик провел рукой по волосам, а потом взял девушку за запястье, отчего та снова вскрикнула, и приложил ее ладонь к своему лбу. Кажется, жар прошел, он чувствовал себя довольно живо и бодро, и был способен даже посмеяться над ситуацией и рассказом девчонки.       - Я надеюсь, я смогу остаться здесь работать.. вам же нужна домработница ...       - Мне нужна жена, - не успев подумать, выпалил он. - Давай поищем твой ключ, - поспешно добавил он, вставая на ноги и потягиваясь с громким стоном, стараясь сделать, так чтобы она не обратила внимания на его слова. Девушка отряхнула свои джинсы и тоже поднялась с пола.       - Сначала надо включить свет, - мягко хихикнула она и потянулась к выключателю на стене. Он хотел остановить ее и даже протянул руку, пытаясь придумать на ходу какое-то более менее убедительное оправдание тому, почему здесь всегда темно (интересно, как много ей рассказал Тэхён?), но девушка оказалась ловчее - быстро проведя рукой наощупь вдоль стены, она нашла переключатель, и залу залил яркий свет потолочной люстры.       Ошарашенный, несмелой поступью Хёншик сделал пару шагов вперед и аккуратно и нерешительно взял её пальцы в свои, не в состоянии промолвить ни слова.       - Как тебя зовут?       - Джой, - мило скривила носик девушка и легко вытащила руку из его руки. - Я быстро поищу ключ, в комнате, где проходило собеседование, и вернусь, ладно? А потом мы можем сходить куда-нибудь покушать, вы ослабли, если лежите на полу, а в доме ничего нет, за продуктами я схожу завтра, в свой первый рабочий день. Хотите поесть лапши или мяса? Я до ужаса голодна, ведь не была дома до сих пор. Как насчет корейского барбекю? Еще не поздно, ведь только двенадцать. Здесь куча местечек, которые открыты до утра.       Д-двенадцать? В ту же секунду тишину разрезал бой часов. Полночь. Его карета стала наконец тыквой. Где-то раздались приглушенные звуки бьющегося стекла и звон падающего серебра. С каждым вдохом ему становилось все легче дышать, и он как завороженный на нетвердых ногах последовал за Джой прочь из комнаты. Не передать того трепета, с которым он свободно переступил порог этой злосчастной тюремной камеры, в которой он так много страдал.       Джой на корточках сидела в прихожей, обыскивая пол, и наконец торжествующе повернулась к нему, сжимая в руках крошечный железный ключ.       - Я боялась, что если кто-нибудь его найдет, то выкинет чего доброго, он ведь такой неприметный. Мне ужасно повезло с моим жилищем, удалось найти хорошую комнату в старом доме, она совсем простая, зато по очень сносной цене, но вот ключ это беда, вечно теряю, - прощебетала она.       Потом они вместе спустились на улицу, и направились в один из маленьких ресторанчиков, где может быть тесно и невзрачно, но при этом всегда шумно и весело, а также вкусно кормят. По дороге он наслаждался светом ночных фонарей и неоновых вывесок, богатством звуков и запахов. А еще его бесконечно радовал небрежно затянутый конский хвост на макушке его новой, так внезапно свалившейся на него из ниоткуда, знакомой. Гулко стучало сердце, непривычное к новым чувствам, рождающимся внутри. Тихо улыбался ночной город.