Закрой за мной дверь, я ухожу

Ночь. Улица. Фонарь. Переулок. Клетка.

      Лишь Луна и звёзды видели, как в том самом обыкновенном переулке переодевался в другую одежду не самый обыкновенный человек. На измождённом лице парня красовались огромные мешки в противовес кое-чему ещё - широкой, практически безумной улыбки. Улыбки человека, что познал настоящее счастье. Обретшего истинный смысл жизни.       И вот эта улыбка сошла на нет. Для чего он переодевает себя? Ради чего напяливает на себя эти дорого и вычурно выглядящие тряпки, ради чего натягивает на лицо маску хладнокровия? И в чём смысл этих снова вырывающихся из его уст заранее заготовленных мантр? Сколько себя помнил, Себастьян пытался отыскать ответы на эти неудобные для человечества вопросы. Когда на стёртом в мясо запястье где, казалось бы, не найдется место новым рубцам, отец с остервенением ставил новые кровавые шрамы линейкой. Когда он брал в руки ненавистную им скрипку. Когда его сестра, против своей же воли, в сотый раз предавала его, падая жертвой лицемерия и обрекая брата на очередную порцию мучений. Когда он шел на вступительный экзамен в консерваторию. Когда, наконец, пришёл к выводу, что нет в его семье человека, который мог бы понять его.       Задавал Себастьян эти вопросы себе и сейчас, пока шел с футляром от скрипки вместо только что спрятанной у помойки гитарой к ненавистному дому, в ненавистную семью, глава которой - ненавистный тиран, что пытается реализовать свои утраченные мечты через ни в чем не повинных детей. Начинался дождь. Позолоченная клетка трещит по швам. - Как прошла репетиция, сынок? - С порога поместья окликнули Себастьяна, - Не стой под дождём, простынешь. "Что..? НЕТ! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!! КАК ТАКОЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?! НЕУЖЕЛИ..?!" - мелькало в голове у наследника рода. И тем не менее, своего "отца" и сестру, на щеке которой красовался синяк, он видел отчетливо. Себастьян оглянулся на своё окно. "Шнурок от тайника висит?! Но..." Под аккомпанемент бешено стучащего сердца юноша сделал пару шагов в сторону "родного" дома. Да, эта "семья" для него - торжество лицемерия и трусости, ликующий вой дьявольского набата. Но есть ли у него выбор? - Вот так. Сейчас ты нам расскажешь всю правду: какого "Моцарта" ты там играл - До ужаса спокойно продолжил свою речь "отец", - куда на самом деле делась точилка, и кого ты там... - Дальше "Себастьян" уже не слушал. Он смотрел. Смотрел на обломки единственного своего увлечения, что "отец" называл "уделом бомжей и недостойных", на зелёную тетрадку, чудом добытую, которая была долгие годы единственным собеседником "Себастьяна", и которая сейчас находилась в руках Густава. На выкинутую в мусорку пластинку с музыкой, без которой он бы влез в удавку, не найдя иных причин продолжать своё наполненное болью и пытками существование.       Дождь усиливался, стегая холодными каплями по лицу подростка вместе со слезами. Чувство безысходности мерзко обволакивало его, липло к нему, как этот блядский костюм лип к его коже. У него нет выбора. Нужно подчиняться. Он не может противостоять, он не... - ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, Себастьян, ты должен сделать выбор: Семья, или хлам! Ты меня слышишь, Себастьян? Себастьян?! И вдруг "Себастьян" вспомнил Чеса. Вспомнил гитарные переборы. Вспомнил мечту. Он вспомнил себя. "Себастьян" вспомнил. Клетка разбилась вздребезги. Себастьян забылся сном мертвеца. Глэм очнулся. "Нужно найти Чеса" - Подумал он и перехватив футляр поудобнее зашагал в сторону трейлера. Какой-то мужчина кричал ему, уходящему в дождь, что-то вслед, про какого-то "Себастьяна" и "Хлам". Рядом с этим разгневанным дервишем стояла какая-то девушка, с растерянным видом шептавшая что-то. "Себастьян..." - прочитал по губам Глэм. "Жаль, что так получилось. И тебе бы нашлось место у нас, сестрёнка." - С тоской подметил некто, теперь прятавшийся в самой глубине его души. Но сказал уходящий лишь следующее: - Меня зовут Глэм. ...