. . .
В баре было темновато и пусто — только лохматый бармен по кличке Ге сражался за чистоту стаканов, и… шагнувший навстречу Лукаш, задорно улыбнулся, протягивая руку. Которую Воронин, помедлив несколько секунд, ему крепко пожал. — Спасибо, Карый, — лидер Свободы махнул рукой, отпуская кивнувшего в ответ парня, и перевёл взгляд на вошедших. Старая лампа на пыльном шнурке освещала стол с картой локации Янова ровным кругом света. В полумраке сзади угадывались сдвинутые лавки, столы, притащенные из советских кафетериев, и двери в другие помещения. — Ну что, генерал? Чай? Кофе? Предложение утонуло в напряженной паузе. Лукаш изогнул бровь и продолжил. -… Водка? Пиво? Потанцуем — полежим? — Да пошёл ты, — привычно скривился Воронин, выдрав у Семёнова из рук папку, и швырнул ее на щербатую поверхность. Вот именно поэтому со свободовцами на переговоры надо приходить со своими РПГ. Другие аргументы никогда на этих психов не действовали. Правда, сегодня, в честь временного перемирия, все серьезные виды оружия были сданы при входе в бар, хотя разоружили их в знак уважения, или во имя истинного свободовского раздрая, не полностью. Впрочем, боевое столкновение сейчас было невыгодно обеим группировкам. — В каком из выбранных направлений? — хохотнул свободный — его поддержали смешками другие — рыжий, что маячил за его спиной, и еще двое с закрытыми лицами. Несколько других бойцов столпились дальше, в тени. — Мы здесь вроде по делу собрались? — сквозь зубы процедил генерал, мысленно пытаясь себя убедить, что зубы ему еще пригодятся, например, когда он будет срывать чеку гранаты и угостит взрывом всю эту паскудную базу. Да, обязательно. Зубами. — А чем тебе эти дела не нравятся?! — очень удивился Лукаш, сделав какой-то вычурный жест рукой. И наткнулся на ряд убийственных взглядов. — Да ладно! Че ты, мэн, какой напряжённый? Это же гостеприимство простое. — Не терпится уже начать, — прорычал Воронин. — Ну, главное, чтобы тебе кончить так же не терпелось! Свободовцы дружно грохнули ржачем за спиной своего лидера. Не трудно было догадаться, что все они собрались здесь посмотреть на переговоры, которые стараниями своего же предводителя стремительно превратились в абсурдный фарс. Но самое паскудное было даже не это. А то, что в их ситуации было совсем не до смеха — западло смеяться в таких ситуациях. Воронин почувствовал, что лицо начинает пылать. В следующую секунду все помещение превратилось в наглядный пример мексиканской дуэли. Какая слаженность действий, снова скривился про себя Воронин, отсчитывая направленные в лицо черные жерла пистолетных дул, будто годами отрабатывали. И даже Ге вовремя нырнул под стойку. — Серьёзно? — Лукаш мило улыбнулся, указав стволом на увешанные глушителями долговские пушки. — И кто у вас такой параноик? Ты, Воронин? — Еще слово, и я тебе третий глаз во лбу открою. Так открою, что он задымится. Будешь с циклопами местными бегать. Голосом генерала можно было резать сталь. Генералу надоело. И если Лукаш этого по его тону сейчас не считает, то сам же расплатится за свою недальновидность. Людьми и базой. В повисшей звенящей тишине со стороны Свободы, из-за спины Лукаша то есть, раздался чей-то громкий шёпот. — Такую страсть, но в другом бы применении!.. -Так, ладно, — вдруг жестким тоном прервал Лукаш, хлопнув ладонью по столу, предотвращая наметившуюся катастрофу. Вся веселость спала с него разом, будто ее и не было. Взгляд сделался холодным и колким. Шут превратился в настоящего лидера, и будь это кто другой, Воронин смог бы за это уважать. — Инструменты убрали. Вот теперь узнаю тебя, генерал, а то уже было решил, что ты, мэн, без обид, какой излом. Воронин хмыкнул, мотнул головой. Быстро и тихо пять стволов за его спиной исчезли, как и появились. Лукаш обернулся, глянул на своих людей, и тем же тоном приказал. — Нира, прогуляйся до склада. Рыжий свободовец, склонив голову, отдал честь двумя пальцами и неторопливо направился к двери. — … А то генерал тебя лично пристрелит, — шепнул ему на ухо свободный по кличке Серж, но этого уже никто не услышал. — Ах, какая честь, — тихо оскалился рыжий, и скрылся в тенях.. . .
— Вот здесь, проверенный нами сектор, — Лукаш ткнул не по-военному длинным пальцем в означенный квадрат карты. С такими пальцами, раздраженно думал генерал, отдают в консерваторию, но нет — и эти в Зону лезут, а ведь там и так всякой фауны хватает. Людей в баре теперь стало меньше: предстоял серьезный разговор, и оба лидера это понимали. — Аномалия не поддаётся воздействию огнестрельному оружию, взрывам, поджогам и гаусс-винтовкам, — не подозревая о генеральских мыслях, продолжил Лукаш, указывая направления на карте. Воронин вскинул бровь. — Гауссы вы откуда раздобыли, анархисты чёртовы? — Не раздобыли, а разозлили — Монолит. Лукаш вернул хитрый взгляд, чуть ухмыльнувшись, и быстрым движением зачесал выпавшие из короткого хвоста волосы назад. Бардак, продолжил раздражаться Воронин, засмотревшись на чистые пряди волос, бардак у них и в головах и на головах. С другой стороны, он был на данный момент вынужден признать, что Свобода свое дело знают… Генерал покачал головой, сложил руки на груди. В целом, такого результата он ожидал — кроме гаусса. Данные почти ничем не отличались от данных его собственной разведки. Варианты стремительно сокращались. — Что меня напрягает, мэн, генерал, — поправился Лукаш, глянув на дергающийся воронинский глаз, — что с Припяти на точку сходятся монолитовцы, и с каждым днем все больше. Разговорить их, как ты понимаешь, не получилось, поэтому никакой инфы про это нет. Воронин сжал зубы, разомкнул руки и оперся на стол, рассматривая чертеж. Монолита там только не хватало; впрочем, эти-то всегда лезут именно туда, где их не хватало, факт. Чутье у них, что ли. — Диспозицию понял, — сказал он наконец, — северный и северо-западный сектор был нами проверен с тем же результатом. Нулевым, то есть, Лукаш. Генерал исподлобья посмотрел на лидера Свободы. — Это конец, свободный. Или ловушка. Со смертельным исходом, как и все они в Зоне. Если у тебя нет каких-то других идей. — Как раз есть, с вашей помощью, — Лукаш протянул руку, ухмыльнувшись, — давай карты. Об этом Воронин думал, но так и не придумал: зачем Лукашу понадобились карта Зоны времен первых двух взрывов. Не имея нужных связей, группировка Свобода такие документы добыть не могла. А вот Воронин от имени Долга — почти не напрягся, только смысл — в старых документах? Он взял распечатку из папки и подтолкнул свободному тонкие листы. — Отлично, — обрадовался Лукаш, взявшись, шурша старой бумагой, накладывать одну на другую по масштабу. Хотя чему тут можно было радоваться, Воронин не понимал. Если совсем честно, положа руку на сердце и прочие органы, (желательно чужие) генерал Свободу не понимал от слова совсем. Но сейчас это было не важно. Потому что Лукаш его удивил. У него действительно был план. Аномалия накрыла Янов со Вторым Сверхвыбросом. Первый прошел полгода назад, и разворотил всю Зону так, что даже опытные ветераны с трудом узнавали привычные места; едва только люди смогли оправиться, восстановить разрушенное, похоронить пропавших и привыкнуть к новым аномалиям и взбесившимся мутантам — случился Второй, хуже первого. После чего взбесились уже монолитовцы и другие психи, радостно пророчащие Конец Света, но на удивление, и для Свободы и для Долга это было меньшей из многих бед. Потому что Аномалия накрыла Янов. Наглухо и без связи. Вообще таких появилось всего четыре, но на Янове раскрылась вся ее пугающая, недоступная пониманию суть. Уже на подходе к станции, где-то в километре от свалки техники, на ж.-д. путях закручивался едкий, плотный белый туман, непробиваемый никакой оптической техникой. Так было со всех сторон. Всем тем, кому удавалось зайти далеко и не поджариться в почти что коридоре из смертельных ловушек, приходилось упереться в стену, или купол, вроде как сотканную из того же тумана — мутного, похожего на полупрозрачное сетчатое стекло, и настолько прочного, что его было невозможно пройти. Пробить, как выяснилось, не выходило также. Военные на вертолетах облетали такие места на расстоянии, поскольку потеряли несколько машин, упавших над ней по неизвестной со стороны причине, а люди, быстро осознавшие опасность новой аномалии, и вовсе не проходили близко. Только Свобода с Долгом не оставляли попыток пробиться к своим, в итоге сталкиваясь друг с другом с упорством, достойным лучшего применения, и когда потери стали слишком велики, было решено объединить силы. — …что я вижу? Вы взялись за нереальные варианты? Послышались тяжелые шаги подкованных ботинок по бетону, и из темноты позади Лукаша выступила огромная фигура. Человек встал рядом, вглядываясь в карты. Этот широкоплечий и высокий сталкер в капюшоне, надвинутом на глаза, был генералу неизвестен, и он мысленно напрягся, глядя на того в упор. — Друид… — закатил глаза Лукаш. — У нас есть карта местности теперь. Вариант рабочий. — Вы оба положили половину своих людей у Аномалии. Другую половину перебили монолитовцы и сочувствующие, что проходили мимо, — продолжил сталкер напряженным тоном, не обратив внимания на слова лидера. — Связь с Локи отсутствует, и неизвестно, жив ли он вообще. А теперь хотите лезть неизвестно куда, ориентируясь на устаревшие чертежи? — Друид, — нахмурился Лукаш, мы… — Мы потеряли большинство — вот что важно! — повысил голос сталкер, обернувшись и обращаясь ко всем. С каждой секундой происходящее нравилось Воронину все меньше и меньше. — У них есть шанс! Как и у нас, — возмутился Лукаш, и Воронин вдруг увидел, что он злится. — А ты сговорился с врагом и тащишь остальных умирать! — громко припечатал Друид, вскинув руку. Сзади зашептались. — Эй, — негромко сказал Воронин, прямо глядя на провокатора. Он чувствовал, как белеют собственные пальцы, вцепляясь в стол. Его бойцы сзади предупреждающе двинулись. В Долге никто не посмел бы и слова вставить поперек командирского решения. — Не лучше ли попытаться сохранить, что осталось? — А ты плацдарм не перепутал, курва? — в наступившей тишине спросили из-за спины Воронина. Генерал резко обернулся, одарив своих свирепым взглядом. Захотелось удариться лицом об стол, но он отвлекся на мысль, матерясь про себя на борзых новобранцев, кого ему первым пристрелить — своих, ибо команды говорить не было, или странного сталкера? Свобода, что, по воздуху передается?! К счастью, рядовые тут же пристыженно попрятали взгляды в пол. Лукаш выпрямился, оставшись ниже громадного бойца, но в его взгляде мелькнуло нечто такое, что здоровый вдруг заткнулся. — Мы ценим тебя за твои способности, Друид — убедительно звучишь, — Лукаш тоже обратился к людям, — но мне придется напомнить, что, кстати, немногие знают, ты работал с Монолитом — кажется, там любят повдохновлять народ…? А мы приняли тебя без лишних вопросов. Он снова повернулся к сталкеру, и Воронин посмотрел на его длинноносый профиль со спины. — Считай это предупреждением. Через несколько секунд напряженного молчания свободовцы в помещении заговорили: мэн, остынь! Мы тебе верим, командир! Рули, босс! Из темноты вынырнул Карый, взял Друида за плечо. Он был без платка, и Воронин по привычке бегло отметил, что с его лицом что-то очень не так; впрочем, отвлекаться было некогда. Долгую минуту Друид гневно пялился на Лукаша, сверкая глазами, затем резко вырвался из захвата, процедил невнятно про бесполезную биомассу, и ушел, растолкав людей плечом. Воронин тихо выругался, убирая руку с кобуры. Лукаш поднял взгляд на него. — Раз уж мы примерно определили план действий, то я, пожалуй, проинформирую свои группы на позиции, — сухо сказал генерал, и направился к выходу из подвального помещения, определяя негласный перерыв.. . .
Он вертел в руках ПДА, снятый с ремня. Полковник молчал, Прапор тоже, и Воронин злился на неопределенность еще сильнее. Злился он и от бессилия, и на то, что сволочь Друид был, в общем-то, прав. Никто не мог знать, что в этом проклятом, забытым всеми богами месте, именуемым Зоной, могло произойти внутри новой аномалии. Задняя панель из металла протерлась до зеркального блеска, и Воронин мог видеть свой перебитый нос в отражении, когда поворачивал наладонник под определённым углом. Почти благородная горбинка на носу досталась в драке в тамбуре где-то лет в двадцать, а вот шрам посерьёзнее, переходящий через висок в тёмную серповидную извилину на скуле, — от удара гнутой арматурой, уже позже, лет через десять, имел более заметные последствия. Их залечили, но глаз дергался до сих пор. Этой стороной он всегда поворачивался к подчиненным, когда их нужно было максимально убедить. Он перевернул ПДА — сам не любил на нее смотреть. Всех своих он отправил скооперироваться — страшно подумать, со Свободой, сформировать подкрепление — людей отчаянно не хватало, лучшие его отряды находились на нескольких позициях у Аномалии, и теперь ожидающие поодаль от бара бойцы из обеих группировок оживленно обсуждали ситуацию. К сожалению, большинство его нынешней группы составляли молодые новобранцы, которые видимо, на месте прониклись духом Свободы и позабыли про устав. Мимо них, дружно напевая нечто бодрое, промаршировала тяжеловооруженная группа. Воронин чуть ли не физически ощутил скрип собственных зубов. В свободе не было дисциплины от слова совсем, но все беспрекословно слушались Лукаша. Будто он всеобщий друг и брат. Постичь эту тайну генерал не мог, и это невероятно его бесило. Конечно, он мог одернуть отбившуюся от рук молодежь, но не стал, что противоречило бы его собственным действиям. Вместо этого он вытянул сигареты, которые своим запахом могли бы сбить с ног небольшого кровососа, и, подпалив одну, скорее затянулся. Про кровососа, кстати, Лукаш пошутил, а оно и прицепилось… Сучий сын языкастый. Или талантливый мудак. Воронин с усилием потер переносицу — привыкший все просчитывать наперед, он впадал в ступор на моменте кооперации с анархистами. — Генерал, — голос позвал сзади, и Воронин узнал Карого. Он бросил беглый взгляд через плечо — парень остановился в нескольких шагах от него, а затем снова удивленно уставился на свободовца. В темноте он не ошибся — конечно, он видел немало молодых людей, сбежавших в Зону по глупости или еще какой причине, но этот тип был совсем иным. Воронин смотрел на чистое молодое лицо со слишком правильными чертами и не мог понять, что могло привести такого в Зону. Больше вопросов вызывал цвет волос: криво обрезанные по подбородок, они были абсолютно седыми у лица, приобретая обычный русый цвет только за ушами. Будто бы волосы могло что-то обжечь. Карый ответил ему насмешливым взглядом чуть раскосых светлых глаз — видимо, не первый раз встречался с такой реакцией. — Генерал, вас ждут, — непривычно вежливо повторил сталкер, и исчез в проеме одной из дверей, а генерал, поднявшись, все не мог избавиться от мысли, что молодой не тот, за кого себя выдает. Своему чутью он доверял — оно не раз спасало ему жизнь. Но сейчас нужно было думать о жизнях тех, кто застрял на Янове.. . .
— А, это ты Семеновский? Ты в нашей смене, мэн? Садись, третьим будешь! Один из свободовцев, собравшихся у костра, разведенного в остове старой железной бочки, радушно махнул рукой. Над его головой висела целая гроздь лампочек на пыльных шнурах, (которые, как известно, никогда не гаснут в Зоне) полуразрушенный навес подпирала одинокая балка, и все это гордо именовалось «Террасой». — Нас уже трое, — лениво заметил рыжий юморист Нира, выдыхая в сторону едкий, закрутившийся в воздухе дым от сигареты. Патлатого любителя пошутить Воронин запомнил — как неизвестное ранее лицо и на случай. На случай встречи в Зоне вне базы, конечно же. — Да не важно! Садись! — Семёнов я… рядовой то есть, Семёнов, по указанию прибыл… — растерянно проговорил парень, неловко сжимая автоматный ремень и замерев у бочки с огнём. — Мэн, ну ты что? Отбой же был. Приказ вольно, до смены два часа. Отдохни! — Давай малой, харэ маячить! Чай будешь с сухарями? — подбодрил долговца бритый тип, известный как Серж, выудив откуда-то за железную ручку чайник. Этот, в отличие от полулежавшего на деревянных ящиках, закинув ногу на ногу, выпендрежника Нира, сидел на кортанах, и был генералу известен. Душа компании, широкая улыбка, пирсинг в губе, носу и ухе, и лучший сапер, по последним данным. Манеры слегка тюремные, и почти всегда чем-то обдолбан. Что возмутительно не сказалось на его умениях. Еще один талантливый мудак, Лукашу под стать. Воронин нахмурился, косясь на их компанию. Рядовой, совсем молодой еще парень, в Зоне пробыл всего ничего и никогда со свободными раньше не встречался. А значит, и про это вот их паскудное радушие и обаяние не знал. Семёнов между тем беспомощно оглянулся на своего генерала, что расположился подальше, на ступеньках у входа в неиспользуемое разрушенное здание, в ожидании финального отчёта своих групп. Воронин вздохнул и кивнул. Людей на месте он уже распределил. Совмещенная вахта была знаком доверия двух группировок и верным решением перед совместной операцией, и хотя генералу это «братание» ни разу не нравилось, запретить бойцам отдохнуть в такой напряженной ситуации он не мог. — Дай людям расслабиться, генерал, — будто читая мысли, произнёс чей-то тихий голос. Лукаш обнаружился оперевшимся о кирпичную стену напротив, стоя в тени так, что никто кроме Воронина, его не видел. И сверкал глазами оттуда, — раз сам не можешь. — Сманишь у меня молодежь, найду и убью, — меланхолично произнёс Воронин, глядя на свои пальцы, в которых он бездумно вертел пачку сигарет. ПДА на руке молчал. Новостей от разведгруппы не было. — Да ну что ты, генерал, я предпочитаю себе равных! — Лукаш широко улыбнулся, шагнул вперед. И добавил: — Сманивать. — Да пошёл ты! — снова разозлился Воронин. — Так это приглашение, я не понял? — Чтоб тебя кровосос сожрал, Лукаш! — совсем взбесился генерал, отбросив сигареты и вскочив на ноги. — Что ты хочешь то? — Тебя, — свободовец явно сдерживал смех, — на пару минут. Ничего добавить он не успел, потому что ствол воронинского Зигзауэра убедительно впился ему в горло, вынудив вольного упереться спиной в пыльные кирпичи. — Так легче думается? — Воу, какой порыв, генерал. Сохрани до вечера. Лукаш вскинул голову, дерзко сверкнув яркими глазами. Роста они были почти одинакового, разве что те несколько сантиметров, на которые свободный был выше, нейтрализовались его зажатым положением. Двумя пальцами он взялся за пистолет и нажал, отвоевывая больше пространства между их лицами, и отвёл его от себя, продолжая нагло ухмыляться сквозь упавшие на лицо волосы. Воронин ощущал, как дрожит собственный палец на предохранителе, их общее горячее дыхание, и запах мятной жвачки от Лукаша. Вот кончится у него терпение, и пристрелит он этого идиота когда-нибудь, факт. — Я тебя хотел на переговорить. Ствол зачехли, да? Момент чуток неподходящий. Или ты меня не так понял, Воронин? — Кхм, командир? Знакомый голос заставил генерала дернуться, сматериться и оттолкнуть Лукаша, выпустив из захвата. Тот ловко вывернулся сам — по кошачьи, зачесал волосы назад, повел плечами, будто бы ничего не случилось, и глянул генералу за спину. Воронин обернулся, чувствуя, как скулы начинают гореть. С искренним интересом на лицах и гадскими такими улыбочками, свободные столпились у входа в бар и наблюдали занятную сцену оттуда. Одни зависли на перилах, другие, будто мариупольские бабки, повысовывались из выбитых окон. Карый стоял рядом с непроницаемым лицом — это его, кстати, спасло, потому как в противном случае Воронин бы ему что-нибудь обязательно сломал. Нос там, например. И юный возраст бы ему не помешал. — Порядок, — невозмутимо откликнулся Лукаш. — В чем дело? Парень вскинул руку с коммуникатором. — Отчет от всех групп на локации. Общий, ваш капитан подтвердил. Карый глянул на генерала. — Пойдем, Воронин, осталось распределить наши отряды прорыва на завтра, — бросил свободовец и направился вниз по ступеням в бар. Генерал оттянул обшлаг рукава и заметил, что ПДА мигает диодом полученных сообщений.. . .
Лукаш предложил пойти под землёй. Информация о том, что делали ученые и военные в Зоне между первым, еще в советское время, и вторым взрывом была либо утеряна, либо хорошо засекречена. Но то, что после себя они оставили огромную сеть туннелей по всей территории было фактом. Как и то, что им сейчас невероятно повезло найти пару таких объектов за барьером Аномалии. Конечно, это все еще было риском, по причине тотальной непредсказуемости опасностей внутри любых подземных локаций, но такой вариант хотя бы был рабочим. За неимением других. Засмотревшись на костёр, Воронин думал, что правильно говорил один умный человек, в Зоне есть только две постоянные вещи — смертельная опасность и костлявая подруга за плечом. Маячит она за каждым из них, дожидаясь своего часа, и вместо жизни здесь бесконечные попытки увернуться от ее цепкой хватки. И было бы самой крайней подлостью не попытаться еще раз. Не вытащить из ее ненасытных когтей своих товарищей, друзей и братьев. Воронин не верил ни в Хозяев, ни в Монолит, ни в то, что Зона, по словам некоторых вольных бродяг, имеет душу и сущность, это было одинаково безумно, и одинаково могло быть или не быть правдой. На самом деле, Воронину было все равно, с чем бороться, потому что его долг был для всего един. Продержитесь, думал Воронин, еще пару дней — продержитесь.. . .
Бесшумно на ступеньки рядом упал Лукаш. Генерал не увидел этого раньше, но его тоже зацепило — лицо свободного было застывшей в напряжении маской. Лукаш молчал, глядя на безумное, перекрученное небо над головой и хмурился. Смеркалось. Воронин покосился на него, отвел взгляд в ту же сторону и глубоко затянулся. — Поделись сигаретой генерал, — тихо сказал свободный. — А то невмоготу. Воронин хмыкнул, полез в карман комбеза за пачкой. — Они же, цитируя тебя, кровососа свалят? — Я ж не кровосос, — резонно заметил свободный. — А твои где? — спросил генерал, зарывшись в карманах — пачка никак не находилась. — Потерял, — Лукаш пожал плечами, все так же не глядя на собеседника. Сигарета оказалась последней, и недолго думая, точнее погрузившись совсем в другие мысли, генерал протянул Лукашу руку. Холодные пальцы вдруг обняли запястье, и, пользуясь тем, что Воронин завис от неожиданности, Лукаш наклонился, и сверкнув колдовской зеленью глаз, осторожно приложился губами к тонкому фильтру, глубоко вдыхая. В любой другой ситуации Воронин бы разбил ему лицо, разнес череп из Зигзауэра, как и обещал, сжег и скормил бы труп химерам, но — зацепился за взгляд. Упал — в такую же знакомую тоску, усталость и боль, потерявшись, как под гипнозом, в прозрачной ядовитой зелени чужих, чуть насмешливых глаз. Радий — пришло в голову, такого же цвета как эти глаза, опасный, необъяснимо затягивающий — все мы в нем и сгинем, рано или поздно. Лукаш сквозь тонкий дым держал его взгляд, будто знал все его мысли. Смертельная усталость вдруг упала на плечи, придавила, сковала все тело, в ушах шумел участившийся пульс, но — Воронин замер в неудобной позе, пока свободовец, растянув в нахальной улыбке губы и коснувшись ими его пальцев, тепло и совсем легко, затянулся еще раз. Вспыхнувшие эмоции вдруг разом закончились, и Воронину стало безразлично. Он не спал несколько недель, ломая голову над их спасением, и наверное, окончательно выгорел, принес Зоне в жертву свои когда-то живые эмоции; и все, чего он бы хотел — это забыться до завтра, но знал, что никак не сможет. Свободовец сделал три глубоких затяжки, отпустил его руку, скользнув по коже пальцами, и исчез, так же беззвучно, как и появился, а Воронин продолжил смотреть в одну точку перед собой. Он не увидел в глазах Лукаша того, что ожидал, того, что подсознательно искал, но найти не хотел. Обреченности. А значит, не имел права сдаваться и сам.. . .
— Как надену портупею, всё тупею и тупею! Напевал Серж, лихо зажав дымящую сигарету в углу рта, и пересчитывая внушительную пачку денег, сложенную веером. Народа у костра поприбавилось, вернулись люди с дневных рейдов и сменились часовые; а не занятые в данный момент свободовцы сидели группками у соседних костров. — … почему у Фараона такое погоняло, говоришь? Так мы его сколько раз за день пробуждаем! — В спирт надо лить пиво, а не наоборот, чтоб ты знал! — Ну, выпьем же за Свободу! — за Свободу пили уже седьмой раз, но никто не возникал — традиция. — Эй народ! Знаете анекдот про долговца в баре?.. Ну, ща узнаете! Гомон голосов прервался взрывом смеха. Семёнов был затянут в это веселье так легко и ненавязчиво, что сам не понял, как в руках оказалась «лечебная» фляга с водкой, а сам он, улыбаясь, грелся у костра и вслушивался в свободовские байки на все случаи жизни. Никто не выделял его, как чужого. У Свободы был другой подход ко всему, и рядовой не уставал удивляться. Серж только плечами пожал на его вопрос — идеология простая, мэн — мы тут принимаем всех, не делая разницы, а сегодня Долг это союзники, командир сказал, а раз сказал, то никто не обсуждает. Это был, кажется, единственный момент, когда порядки обеих группировок совпали, заставив Семенова сильно задуматься, глядя в огонь. В Свободе не ощущалось безнадежности, которая накрыла базу Долга. Люди обсуждали Аномалию, но не хоронили своих раньше времени. Может, виной всему были потери Долга при разведке, может, настроение самих командиров, но с каждым днём казалось, что надежда на спасение своих людей тает. Конечно, он ничего особенно не знал про вражескую группировку с репутацией анархистов и вроде бы поехавшей идеологией (смешно, если сравнить с Монолитом…) Анархизма хватало, но было видно, что дело своё бойцы Свободы знают. Просто в этот раз для анархизма, как снова пояснил Серж, выуживая сигарету из-за уха, специально отведенное время — командир дал три часа на отдых, займи чем хочешь, но чтобы утром был бодр и готов к выходу. Своих отбиваем, фигли.. . .
— Хэй бритый, — Карый ловко перемахнул перила бара, взметнув плащом, и хлопнул считающего деньги Сержа по спине. — Вы как хотите, а я утраиваю ставки. Заткнись и бери мои деньги! — Не заткнусь, — с достоинством ответил Серж, продолжая мычать какую-то песню про тупого долговца и хитрого контролера (а может, и наоборот). — А бабло гони. А что, пошла жара то? — А то ты сам не видел, — Карый переглянулся с тут же заржавшим народом у костра. — И кто кого?.. — Никто никого. Ну это пока. — Как отвернешься, а они уже время зря не тратят, хрен там! — вставил Нира, и под новый взрыв смеха, пнул Карого по ногам. Тот вскинулся и сунул соседу локтем, возмутившись: — Завидуй молча! — Деньгам или командирам? — спросили откуда-то слева. — Заткнись там, собаки лысые! А ты читеришь, мой друг, раз ты сегодня вместо Макса… — А ну сами заткнитесь, близнецы, не рушьте бизнес, — пробурчал Серж, распихивая мятые бумажки по карманам. — Все ставки сделаны! Наблюдаем, не вмешиваемся! — А… На что ставите? — очнулся наконец на странный разговор Семёнов, непривычно расслабившийся в такой обстановке. Серж вытаращил глаза, близнецы переглянулись. — На командиров, конечно же, на что ж еще! — Что? Как это? А… Что они друг друга как-нибудь убьют? — сообразил рядовой, удивленно хлопая глазами на старших сталкеров. — Ага, — хитро стрельнул глазами Серж. — Прям убьют, в натуре… — А потом догонят, и снова убьют, — опять не удержался от комментария рыжий Нира. — Вот на то и ставим, — загадочно улыбнулся в свои странные волосы Карый и уткнулся в ПДА. — А разве можно? — совсем ужаснулся Семёнов, представив, что за такие дела сделали бы в Долге. — Не ну, Семенович, мэн, ты еще скажи, что вы в сталкерскую сеть заходите по уставу и расписанию! — ответно ужаснулся Серж. — Камрады, — снова вклинился сосед слева, — вы таки будто забыли, как Лукаш сам на Повара с Максом ставки делал. Бабло проиграл, а потом они у кухни все трое таки стояли и орали, все друг другу припомнили. До Монолита долетело, отвечаю! Соседи заржали. Семёнов не успел ничего сказать, сменились часовые, стало людно, и к ним под навес заглянул Пегасыч, хлопнув Карого по плечу. Пегасыч выглядел бы совершенно простым мужиком за сорок, если не огромный рост и белые седые волосы, которые он брил по вискам и заплетал в короткую косу. — Вам четыре часа до выхода, командир передал, — он пожал татуированную руку Нире. — Понял тебя, брат, — откликнулся Карый. — Жди инфу, щас скинут. Удачи и добрый Зоны, бродяги. Он пожал руку и Сержу и скрылся в глубине базы. — Эх, бритый, жаль я не увижу, как моя ставка победит, — Карый хлопнул по коленям, поднимаясь с уютных ящиков с песком. -Че какой уверенный, я не понял, — пробурчал Нира, вставая вслед за ним. Только сейчас Семёнов увидел, что он закинул на плечо необычную короткую модификацию Беретты. — В печке горячо, блин. Видел, как командир у Повара его особую настойку забирал, ту самую. — Оу, которая на особый случай? — Ну. — Ну так это конкретно все меняет, — оживился Серж, заозиравшись, видимо с целью привлечь в дело новых лиц. Хором пиликнули два коммуникатора. Потом еще несколько. — Что там? — вскинулся рыжий. — Семецкий, птичья карусель… Близнецы переглянулись. — Ладно, нам пора. — Не прощаюсь, но желаю удачи, радиоактивное мясо. — И ты не светись там завтра, организм, — хмыкнул Карый и, отсалютовав двумя пальцами, последовал за напарником. С уходом этих и правда, чем-то похожих двоих, за прогоревшим костром опустело: Серж задумчиво дымил, глядя в небо, и Семёнов услышал, как где-то рядом, под далекий вой слепых псов, тихо обсуждают Аномалию снова: будто видели, как со стороны ЧАЭС Черный Сталкер зашел в стену, а за ним монолитовцы, и никто их больше не видел. А еще с Агропрома наползает какой- то ядовитый туман, да и народ там начал пропадать — точно — из проклятых катакомб какая-то хрень лезет, а уж в катакомбы никому ни за какой хабар соваться неохота… — Наша смена через полчаса, мэн, — напомнил вдруг Серж, и Семёнов, глянув на темное пасмурное небо, зябко поежился, внезапно вспомнив, самое первое и самое простое правило сталкеров: ходить ночью в Зону — чистое самоубийство. — Они пойдут… по темноте?. . .
— Отравить меня задумал? — Воронин хмыкнул, глядя на бутылку в руках свободовца. — Можешь удивиться, но задумал помочь. Продержаться до утра. Воронин, дернул плечом, отвернулся к выбитому окну. Если бы он знал, что завтра их ждёт… Было бы проще подготовиться, продумать действия. От базы Свободы было ближе до Янова — это они решили заранее. Чтобы подкрепление в виде двух их групп явилось быстрее. Его людям даже щедро выделили места для ночлега в подвале этого здания, но генерал не мог заставить себя уйти отдыхать. Свободный сунул ему в руку армейский алюминиевый стакан, с непрозрачной жидкостью, сильно пахну́вшей травами и спиртом. — Давай, генерал, в Зоне не пьем — а лечимся. Лукаш устроился у окна, лениво разглядывая генерала. Какое-то время царило молчание, нарушаемое только шагами Воронина, а потом он сам заговорил. — Может, — он продолжил ходить вперед и назад вдоль стены, — может оно и правда все зря? Мы выбьем туда путь, и какой, кстати, ценой, и пропадём в Аномалии? Может, и прав твой чёртов Друид… — Друид, который и вовсе не мой, по Болоту иногда без автомата гуляет, — Лукаш пожал плечами, и поравнявшись с генералом, ловко вынул у него из руки алюминиевый стаканчик и глотнул сам. — А ты, генерал Долга, уже каких-то приблуд с Болот слушаешь. — Я думаю! Я рассматриваю все варианты! — рыкнул генерал. — Ты просто мечешься, но времени уже нет. Остановись. Прими то, что есть, и будем работать, — Лукаш снова отпил. — Я это слышу от того, кому настолько плевать, что любой вариант тебе годится! Плевать на своих людей, да? Вам лишь бы в войну играть…! Лукаш остался невозмутим. — Ты уже сам давно понял, что это не так. А у тебя… Просто упал. Боевой дух. Воронин почти без размаха вмазал ему в челюсть. Он давно и сильно это хотел сделать, да и удар у него был поставлен что надо, зря некоторые новобранцы думали, что Воронин был генералом вне Зоны и только знал, как бумажки подписывать. Очень зря. Удар был хорош, но Лукаш его уловил (или угадал) гибко скользнул в сторону, и подхватил воронинскую руку, дёрнув на себя, зажимая, другой рукой резко ударил по ребрам сбоку. Болезненно, но не фатально. Воронин рванулся, повис на своем оппоненте, мешая двигаться, и тут же пнул по колену со всей дури, заставив Лукаша зашипеть, и согнуться, и выпустить руку наконец. Когда он распрямился, генерал с размаха впечатался лбом в чужой нос. Неприятно хрустнуло, брызнуло красным, Лукаш подавился воздухом, споткнулся о кусок бетона позади себя, и оказался на полу, зажимая рукой нос. На глаза и губы закапало солёное, но генерал, пытаясь проморгаться, развернулся и прохромал к окну, схватил бутылку и приложился к ней прямо из горла, шумно сглатывая. Внутри всё обожгло. Когда он отставил ее, рука легла ему на грудь, нашарив цепочку жетонов на шее, и Лукаш резко дёрнул ее назад, повиснув на удавке. В голове будто что-то взорвалось, он задохнулся, беззвучно матерясь. Они упали друг на друга, взметнув бетонную пыль и грязь, прокатились по битому когда-то стеклу — Лукаш уже отпустил удавку; и генерал хватал ртом воздух, хрипя ругательства содранным горлом, и дергался как безумный в приступе эпилепсии, но Лукаш сжал его руками и ногами изо всех сил, не давая двинуться, и шептал «хватит-хватит-хватит». Потом они расцепились и громко дышали, прислонившись к стене, сидя плечом к плечу. — Легче? — спросил Лукаш. — И что за зелье ваш Повар гонит…? Прохрипел Воронин, пытаясь оттереть кровь из-под носа. Шею трогать не хотелось. Он явно был пьян, но не так, как обычно. Зря согласился на свободовское пойло… — На местных травах, — ухмыльнулся Лукаш. Он отряхивал свой цветной комбез, но толку было мало — они оба выглядели сейчас пострашнее некоторых тварей Зоны. — Тебя бы бюрер точно за своего принял, — заметил анархист аналогичные попытки Воронина отряхнуться. — Судя по всем твоим прошлым кривляниям, — сказал Воронин, — это комплимент. Глянул на вытянувшееся лицо Лукаша, закинул голову назад, к стене, и начал смеяться. Громко, долго. Голова мягко плыла, его потряхивало, лицо залило кровью, и он не мог остановиться, а на душе было как-то совсем дурацко: вот его люди на грани гибели, а вот его враг, нашедший для них спасение, которого теперь нельзя убить, хотя они много раз взаимно пытались. А уж если, на том рейде, прошлой осенью, положили бы лидера анархистов в отравленную чернобыльскую землю, как собирались, — то и выхода никакого для них бы не нашлось. Это заставило Воронина засмеяться снова — какое же паршивое чувство юмора у судьбы, в которую он не верил!.. Где-то вдали Лукаш сказал, вот это приход, потом взял его за плечи и потряс, спрашивая, не ударил ли он генерала головой слишком сильно, он не специально же, он вовсе не хотел, и призывал его очнуться. Потом Воронин поднял голову и ясно посмотрел в беспокойные глаза цвета темного абсента и провалился в темноту, к собственному сожалению, прямо Лукашу в руки. В глаза будто песка засыпали, но он их открыл. Чтобы увидеть склонившуюся над собой небритую рожу. — Опять ты, — вздохнул Воронин. — Очнулся, — обрадовался фримен. Он лежал головой на коленях у свободовца, и тот мягко перебирал его волосы прохладными пальцами. Волосы отросли достаточно чтоб так делать, генералу совсем некогда было ими заняться — в прошлый раз он успел только разобраться с висками старым триммером, и теперь кривился на то, что свободовец мог играться с не по уставу отросшими тёмными прядями, уже слегка присыпанными пеплом ранней седины. Лукаш ненавязчиво пропускал пряди волос между пальцами, и генерал лениво подумал, что немного отдохнёт и обязательно доломает ему за это нос. Через минуту. Сам он лежал на каком-то драном матрасе, который оказался в этом же помещении, а от Лукаша исходило живое тепло, и запах сигарет, и ещё тот травный запах от настойки, и так это было непривычно, и так вдруг горько нахлынуло из прошлой жизни, что Воронин зажмурился и часто задышал. Пальцы легонько прошлись ему по лбу, убирая волосы, пыль и кровь. Коснулись шрама на виске. Воронин ощущал прохладные касания, и болезненное наслаждение от этого, ощущал, как саднило горло, и как на самом деле он был пьян. Хотелось говорить, хотелось орать изо всех сил. Хотелось схватить чужую руку. Хотелось узнать, что будет завтра. — Как думаешь, все зря? Тот понял. — Не зря. Наши лучшие группы охраняют территорию, а наши лучшие шпионы уже ушли в туннели. Мы выйдем на Янове, и вытащим наших. И вернёмся. — И что ж ты так уверен… — едва слышно произнёс генерал, прикрывая глаза. Чужие пальцы обводили его шрам. — Потому что мои разведчики — тёмные. С минуту генерал вспоминал, как он получил этот шрам, задумавшись, что такого свободовец нашёл в его перекошенной морде, а потом до него дошло. — Тёмные?! Так ты знал, сука?! Он резко поднялся на локтях, развернувшись к Лукашу, схватил его за комбез, дернув на себя, тряхнул, что они почти столкнулись лбами; и Лукаш вдруг ярко улыбнулся, когда Воронин резко вдохнул, чтобы снова зашипеть проклятия, и… просчитался, потому что в этот же момент свободный мягко коснулся его губами. Воронин замер. Лукаш быстро, нервно обхватил его лицо, почти больно вцепившись пальцами ему в шею, но целовал так восхитительно нахально, глубоко и при этом все равно осторожно, что у Воронина напрочь снесло крышу. Наверное, мысль о том, что до завтра можно легко не дожить засела глубоко в подсознании, подстегивая подавленное желание, а может просто чужие губы были такие горячие, живые и ловкие, как и сам ненавистный свободовец, который, кажется, точно знал, как свести его с ума, во всех смыслах, что Воронин сдался, начиная отвечать. Он чувствовал привкус мяты от жвачки, и своих же сигарет, которые они не так давно разделили, как и кровь, из чьей-то рассеченной губы, он отвечал, отвоевывая инициативу, просто, прямо и честно; и сам не заметил, как притянул анархиста к себе ещё ближе, и как собственные пальцы, вплелись в чужие волосы, выцепив резинку и мягкие пряди упали, щекоча их горящие лица. Они остановились незаметно, упираясь лбом в лоб, и Лукаш смотрел ему прямо в глаза, прожигая насквозь зелёным диким взглядом. Он целовал мужчину, но сил про это думать не осталось. В голове было пусто, и он знал, что не хотел девичий поцелуй, который сейчас бы не помог. Он желал чужую ярость, и силу; он упивался — адреналином и отчаянной злостью. И он не хотел сдерживаться; и пусть далекая мысль о происходящем ужасала, но если это могло остудить его горящие нервы, то пусть психованный анархист целует так, будто знает его лучше, чем он сам. Их дыхание смешалось, и Воронин не знал что сказать, тупо рассматривая смазливое лицо в крови и пыли напротив. Он не мог разжать руки на горячей шее. Чужой пульс бежал под ладонями. — Твои глаза цвета стали, — хрипло произнес Лукаш, облизнув припухшие губы. — Заткнись лучше, — ответил Воронин, неловко сгребая его волосы с лица непослушными, непривычными к этому пальцами, заправляя за уши, и как мог мягко притянул его к себе и заткнул сам. Второй раз был другой. Медленнее, без напряга. С интересом. Почти без зла и ярости. Только горькая усталость придала лени. Будто они наконец договорились без слов. Рука свободного легла ему на шею, затем на ворот, пальцы поддели застежку. Воронин, не отрываясь, потянулся к кобуре, но схватил пустоту. Встрёпанный Лукаш возмущенно отпрянул. — Серьёзно, что ли?! — Ах ты…! Когда вытянул, сын собачий?! — Когда ты прилёг отдохнуть в мои объятия! — Сам подсунул свою отраву! — Какие мы нежные, всей Свободой это пьём, и ничего! Анархист явно нарывался, дерзко сверкая глазищами, но вопросы в их деле требовали прояснения. Поэтому генерал просто пихнул его в ребра, и пока тот хватал ртом воздух, конфисковал свой пистолет обратно. В конце концов, у Лукаша такой же, не обеднеет. — Что с тёмными? Свободный усмехнулся, откинулся спиной на стену, вытянул сигареты — его, воронинские! и это умыкнул, паскуда анархистская, возмущенно выдохнул генерал; — выцепил губами из пачки одну, медленно, не торопясь с ответом (в отместку за локоть, видимо), затянулся и наконец, произнес. — Да, они чувствуют аномалии, если ты взбесился по этому поводу, но все, что они смогли сказать, это что по ту сторону завесы ничего не изменилось, и эта новая Аномалия, скорее всего — просто барьер. Я отправил их в разведку. Они пройдут ночью и сбросят координаты на чистый путь. Мы двинемся утром по самой быстрой и безопасной дороге. Воронин потянулся, выдернул его сигарету прямо из чужих губ, и затянулся сам. — Как у тебя оказались тёмные? У них свой клан. Изгнали? — Не совсем, они никогда не были в клане. — Так не бывает. — Бывает, если клану не нравится, кем были пришедшие до этого. Ну, или если они не похожи на остальных. Лукаш хмыкнул, хитро глядя из-под опущенных ресниц на то, как генерал курит. — И? — Нира и Карый работали на ученых до… — Твои Нира с Карым малолетки — перебил Воронин. — Решил говорить начистоту — говори все. — Они Зону топчут чуть ли не дольше меня. Лукаш усмехнулся на удивлённый взгляд. — Сам задал вопрос, так не перебивай. Парни таскали научникам арты, и быстро стали лучшими следопытами. И все шло норм, пока их не отправили искать Золотую Слезу — знаешь такой? Воронин молча покачал головой. — Ну да, зачем бы тебе. Это редкая вещь. Выглядит, как небольшой прозрачный шар. Ее почти невозможно найти и сложно выцепить — она падает из аномалии, которая называется Базальт, и появляется только в районах около Тёмной Долины. Ребята почти смогли, почти достали эту штуку, но она взорвалась, сильно задев часть их группы. Лукаш протянул руку, и генерал отдал ему сигарету. — Как я вижу, они выжили. — Да, военсталы не были уродами, и оттащили их к научникам на себе. Зато научники ещё как были, и платить за потерянный заказ не стали. Правда, подыхать тоже не бросили, в местной больничке подлечили. Сам понимаешь, никто особо не знает про влияние на человека обычных артов, что говорить про Слезу.… В общем, франкенштейны были рады новым открытиям, но выяснили только, что парни, кроме обычных последствий от взрыва, заимели усиленную регенерацию и быстро пришли в себя. А как пришли — от ботаников свалили. Эффект проявился позже. Они не старели. Их внешность, их лица оставались такими же, как и в день взрыва. Год за годом. Понятно, почему тёмные их не приняли, подумал про себя Воронин. Всех тёмных отличает какая-то мутация, уродство, которое они пытаются скрыть. А тут — живое напоминание того, за что их отвергли. — Почему они пришли к вам? — Потому что вы стреляете таким в голову. — Они надёжны? — Они лучшие в своём деле, мутации усилили их чутье… Жаль одно — выйти из Зоны они не могут. Воронин задумчиво смотрел в окно. — Эй, — позвал свободный, — я тебя не убедил? Сложно — довериться врагу? — На Зоне все средства хороши, — повернулся к нему генерал. — Я своё слово держу, Лукаш. У нас кооперация. Надеюсь, с твоей стороны это также понятно. — Оооу, — тот расплылся в нахальной улыбке, — тебя ещё раз убедить? — Отвали, — закатил генерал глаза, — время уже позднее. Нужно собраться. Он с трудом поднялся, пытаясь отогнать мысль, что это против его желания сейчас. — Всё время за ствол хватался и уходит! — возмущенно донеслось ему в спину. Воронин вздохнул, направляясь к выходу. Этого даже пуля в лоб не вылечит… — Уже не смешно, Лукаш. Сзади фыркнули, зашуршала одежда, потом шаги по битому стеклу. — А до этого — было? Эй, Воронин!.. Лукаш поторопился за генералом, и не услышал звуков, похожих на шорох веток, тихую ругань и короткую потасовку за выбитым окном. Лукаш шел за генералом и почему-то думал, что всё получится. Во всех смыслах.