Удовольствие

Киллера всего трясло. Рука, ведущая по телу и остановившаяся в районе груди, обжигала своей холодностью; он опускает голову на чужое плечо и пытается отстраниться телом. Не дают. Ледяная рука, сжимающая горячую, трепыхающую душу, прижимала ближе к себе и Киллер не мог ничего поделать с этим. Ноги подкашивались, становясь слабее с каждой секундой этих нежных оглаживаний, и, шумно выдыхая, он кусает губы. Жарко. Как же жарко. Невыносимо жарко... Найтмер награждал Киллера этой издевательской пыткой подозрительно часто, наслаждаясь чужими эмоциями, и негромко, гортанно смеялся, изучая чужую реакцию предельно точно. Киллер знал, что делать он ничего не может; ни касаться себя, ни его, стоять и терпеть: таковы были правила их игры. Игры, что доводили Киллера до оргазма, когда Босс начинал ему... Опираясь рукой о тумбу, стоящую рядом, Киллер внезапно резко выгнулся и зажмурился, будто от импульса, и сдавленно заскулил. Он тяжело дышит, слова даются ему трудно, и он говорит что-то неразборчивое, на что слышит негромкий смешок. Он точно помнит, он, блять, знает, куда давить, черт эдакий... Прикладываясь макушкой к холодной стене, Киллеру невероятно стыдно смотреть на Найтмера сейчас; он смотрит куда угодно, жутко красный и взъерошенный, с испариной на лбу и тяжелым, глубоким дыханием, но не на Найтмера, так сексуально играющего с душой подчинённого. Как же он делает это своими холодными руками... Внизу живота болезненно закрутило и Киллер вновь заскулил что-то неразборчивое, вытягиваясь на носочках и жмясь к бедной стенке, будто к спасительному кругу. Но и та не спасала от чужих рук. Таких прекрасных, элегантных, красивых рук, с длинными, тонкими пальцами, которые так глубоко входят в... — Умоляю, прошупожалуйста, Найтмер, я-я-я не... — по всему телу проходят мурашки, словно волной дрожи, и он жмурится, облизывая пересохшие губы; согревшаяся рука, до того лежащая на ключицах, внезапно оказалась на шее и легко надавила на кадых. Киллер, во всех смыслах этого слова, задохнулся. — Пожалуйста!.. Краем глаза Киллер видит ту самую ухмылку, ту самую, что достается только ему одному и никому больше, и оттого внизу живота становится еще слаще и приятнее: чужую душу, надкусив, вылизывают. Начинают с самого краешка, оглаживая бока, — Киллер, уже не сдерживаясь, громко скулит и жмурится, кусая губы. Далее слегка прикусывают зубами, совсем легонько, срывая еще один стон с губ, и двигаются дальше, к середине; Киллер сгинается и почти падает, не в силах более стоять. Его подхватывают, усаживая на тумбу рядом и нависая сверху. Киллер путает одну из рук в собственных темных, чуть влажных волосах, стонет чужое имя и облизывается вновь. Он обнимает талию Найтмера ногами, невольно сильно сжимая, на что тот шипит, в наказание кусая чуть сильнее трепыхающуюся душонку. Киллер вздрагивает всем телом, сжимая волосы в руках. — Прошу-прошу-прошу-прошу, я не м... Я не... Боги! — Найтмер задевает слабую, чувствительнее всех, точку, вызывая у Киллера очередную волну непрошеных слез; те, конечно, от переизбытка эмоций. Он не пытается стереть их, прекрасно понимая, что после снова придется подкрашивать глаза. Киллер всхлипывает, снисходя, наконец, на истинные эмоции и давая им вырваться. То удовольствие, что он испытывал с обычными стимуляцияии его затупившихся чувств – ничто, по сравнению с тем, что происходило сейчас. Его лихорадило, будто от температуры, он весь взмок, начиная невольно раздеваться, но был остановлен настойчивыми потеплевшими руками; та снова оказалась на шее и сдавила ее с новой силой. Киллер задыхался в чувствах, не ощущая их недостатка совсем, но понимая, что какую-то часть пожирает Найтмер, не давая отключиться совсем; он тянется поцеловаться, но и тут его останавливают, с силой вжимая в стенку и давя на кадык с особенной силой. Дышать совсем стало нечем. Киллер и не пытается даже вдохнуть, перед глазами темнеет. Он жмурится от неимоверного удовольствия и отдается чужой стимуляции полноценно. — Ты очень вкусный, Киллер,— шептал Найтмер, дышащий так же тяжело и глубоко. Он склонился над только что кончившим подчиненным, что почти отключался, ощущая чужой запах, осознавая отдаленное эхо оргазма. Найтмер самостоятельно проявил инициативу, сжимая чужую руку в замок и поднося ее к собственным губам, целуя. Словно даму. Киллер негромко смеется, не пытаясь даже двигаться и делать что-то самостоятельно: настолько бессильно он ощущал себя. Он подмечает это вслух, вызывая чужой смешок и попытку выбраться из плена чужих ног. — Постой еще немного со мной. Ты так вкусно пахнешь, Найтмер, я говорил?.. — Киллер, делая малейшее усилие, заставляет прижаться ближе. — Говорил, — голос Найтмера хрипит. Он осторожно приобнимает партнера, вновь целуя, только теперь в висок. — И не раз. Придурок.