Я вам не посыльный!

Хоук — добрейшей души человек. Он не умеет говорить «нет», и его друзья часто этим пользуются. Как сейчас, например. Послание от Фенриса короткое и тревожное — приходи, как только сможешь. Что произошло? Да что угодно. Данариус все же решил проучить беглого раба и топчется у Фенриса под дверью; Фенрис не рассчитал силы, когда дрался с кучей работорговцев, и теперь его нужно подлатать; у Фенриса закончилось вино, а самому идти за новым лень. Любой вариант возможен. Поэтому Хоук надевает мантию, прячет по карманам зелья и прощается с матерью и братом — так, на всякий случай. Он спешит так, что едва не ломает ногу на скользком повороте. Пусть лучше будут работорговцы или еще какая дрянь, иначе… Но особняк Фенриса темный и тихий, никаких криков горожан, никаких стражников и кровавых ошметков у двери. Хоук осторожно открывает двери и ныряет в прохладную тьму.  — Эй, ты почему крадешься? — слышится из этой самой тьмы голос Фенриса. Хоук поворачивается на звук — эльф стоит, прислонившись к стене, без доспехов, только со странными царапинами на руках. Вызывать Хоука, чтобы залечить царапины? Нет, это ни в какие ворота! Гаррет открывает рот, чтобы выплюнуть в лицо Фенрису всю брань, которую он выучил за свою жизнь, но тут же его захлопывает. Фенрис выглядит странно. Точнее, страннее обычного. У него виноватый взгляд, а раз эльф убивает всех без малейших сожалений, то дело не в убийстве.  — Зачем позвал? — Хоук пытается сказать миролюбиво, но получается все равно грубо. Пускай. — Я… нашел его, в катакомбах. Хотел добить, но он был такой грязный и жалкий, и…- Фенрис отводит взгляд. — Я притащил его домой. Хоук чувствует, как встают волоски на затылке. Кого Фенрис мог притащить домой? Дракона? Какую-то неведомую дрянь, для которой и названия не придумали? Хоук жалеет, что не взял с собой посох; он напрягается всем телом, в ожидании удара, взрыва или ещё чего похуже, но Фенрис не спешит показывать свое чудовище. Он мнется и заикается; от него разит вином, кровью и чем-то ещё. Молоком, может? Нет, глупости. — Фенрис, выкладывай! — не выдерживает Хоук. И Фенрис, тяжело вздохнув, выкладывает. Точнее, приносит с кухни крошечного пятнистого котенка с оторванным ухом. У котенка глаза большие, испуганные и зелёные, совсем как у эльфа. — Я подумал, может, ты отнесешь его Андерсу? Я… не люблю котов. «И Андерса», — мысленно добавляет Хоук. Фенрис скорее задушит котенка, чем принесет его в лечебницу одержимого мага. Поэтому Хоук соглашается без лишних вопросов. Котенок шипит и царапается, пока Фенрис закутывает его в какую-то красную тряпку. * Андерс принимает подарок с каким-то нездоровым энтузиазмом. Он даже не спрашивает, где Хоук достал кота, только красную тряпку возвращает обратно и бросает счастливое «спасибо». Маг залечивает кошачьи раны, суетится вокруг животного и не замечает ничего вокруг, поэтому Хоук уходит по-тихому и выбрасывает тряпку — та вся в шерсти, крови и моче — в ближайшую сточную канаву. Во время следующей их встречи, Андерс, отщебетав что-то нелепое о котенке, протягивает Хоуку несколько бутылочек из темного стекла. — Кстати, ты не мог бы передать этот настой Фенрису? — он ловит недоуменный взгляд Хоука и его бледные щеки заливает густой румянец. — От похмелья, — принимается обьяснять лекарь. — Он много пьет, а потом выходит на миссии. Хуже сражается. Мне приходится тратить много времени и сил, чтобы его подлатать, я… только не говори ему об этом. Хоук кивает. Разумное предложение. Корыстная, но все же помощь. Фенрис прекрасно сражается, а если без похмелья будет это делать ещё лучше, то и вовсе станет непобедимым. Гаррет только не понимает, при чем здесь он. — Сам почему не отнесешь? Андерс смотрит на Хоука, словно на своего пациента, который ударился головой и теперь немного не в своем уме. — Вы почти соседи, а мне из этой дыры несколько часов идти. Да и Фенрис меня на порог не пустит. — Хорошо, — это правда. Эльф готов выгнать любого, кто ему не нравится, не только из своего дома, но и из города. — Но я давно предлагал переехать в мой особняк, там полно места. Андерс мягко, обезоруживающе улыбается. — И для моих пациентов? Да и как на это отреагирует ф…се остальные? — он сконфуженно отдает бутылочку и ещё несколько свертков, сжимает пальцы поверх пальцев Хоука. — Спасибо за помощь. * Несколько месяцев все спокойно — точнее, слишком неспокойно, чтобы наведываться к друзьям. Кунари ведут себя более нагло, магов все сильнее притесняют, ситуация и в городе, и в мыслях накаляется до предела. Хоук много сражается — с демонами, пиратами, бандитами, работорговцами, с потерей матери. Последнее дается ему труднее всего. Он даже заводит короткий роман с местной аристократкой, но тот заканчивается до безобразия быстро — девушку не устраивает, что Хоука постоянно нет дома. Когда боль немного утихает, возвращается одиночество, с которым не помогают справиться убийства. И тогда Гаррет начинает ходить в гости.  — Как тебе? — спрашивает Фенрис в одну из таких встреч. Хоук придирчиво осматривает мантию и пожимает плечами.  — Ткань хорошая, но явно не мой размер. Да и цвет… странный. Где ты ее достал? Фенрис неопределенно машет рукой.  — Нашел в доме, постирал. И подумал… может, отнесешь ее Андерсу… Ну, если тебе она не понравилась. Хоук хмыкает и вырывает из рук Фенриса мантию. Тщательно осматривает ее во второй раз — нет ли иголок или лезвия где-то или еще какой заразы. К тому же, мантия не пахнет ни порошком, ни мыльным корнем. Ткань чистая, свежая, нигде ни торчащей нитки, ни пятнышка. Новая, короче говоря. А если мантия новая и Фенрис хочет отдать ее Андерсу, то она явно с подвохом. Отравленная, проклятая. Гаррет подозрительно щурится:  — Ты что задумал? А ну надевай ее сам. Фенрис разве что не шипит от злости. Его губы кривятся, поза превращается во враждебную, татуировки вспыхивают.  — Ничего я не задумал! Могу выбросить ее, если не хочешь помогать, — его смуглое лицо поразительным образом становится красным. — Андерс ходит, как оборванец. Рядом с ним стыдно ходить по Верхнему городу, да и в таверне сидеть. Латка на латке!.. На мгновение жгучий стыд вытесняет из Хоука все подозрения. А ведь и правда. Андерс работает в лечебнице каждый день, еще и на миссии с ними ходит, и уже который год — в одной мантии. С бедняков он денег почти не берет, а заработанное на вылазках безбожно проигрывает. У Хоука деньги есть — он мог бы догадаться купить другу новую одежду. Или еще чем помочь. Гаррет вырывает из рук Фенриса злополучную мантию и не задает больше никаких вопросов.  — Это тебе подарок. Не от меня, — зачем-то уточняет Хоук и протягивает Андерсу аккуратный сверток. На удивление, у Андерса очень спокойная реакция. Даже чересчур. Он только пожимает плечами и отставляет мантию в сторону — дел в лечебнице невпроворот, нет времени рассматривать. Но на следующую вылазку мантию надевает. На добротной ткани виднеется несколько капель от зелий, на рукавах белеет шерсть, но маг выглядит в ней хорошо. Даже не так. Ему идет — покрой красиво подчеркивает худощавую фигуру, а темно-синий контрастирует с цветом волос и глаз, кожа кажется светлее; под ослепительным весенним светом на щеках проступают веснушки. Гаррет впервые смотрит на Андерса не как на искусного лекаря и мага, а как на привлекательного мужчину. И, кажется, не только он. *  — Ты же учил Фенриса читать, да? — спрашивает Андерс спустя несколько дней. Эльф не пошел с ними на эту вылазку — не любил прогулки по болоту; Андерс же был в старой мантии и выглядел как-то неряшливо. Хоук кивает. Учил — громкое слово. Фенрис был слишком нетерпеливым и способным, чтобы учиться у кого-то, а еще — слишком гордым, чтобы попросить обьяснить что-либо во второй раз. Поэтому Гаррет сдался после второго занятия, но эльф научился сам. Чем ему еще заниматься в огромном пыльном особняке? Андерс долго роется в походном мешке и выуживает на свет потрепанную книгу.  — Передай ему. Она легкая, с эльфийскими сказками для детей, — он смотрит куда угодно, только не на Хоука. — Меня учили по такой читать. Гаррет уже даже не спрашивает, почему Андерс не отнесет ее сам — наверняка у мага есть заготовленные аргументы, почему этого делать никак нельзя. Хоук мог бы подумать, что Андерс пытается ухаживать за Фенрисом. Он мог бы даже подумать, что Фенрис — чушь какая — ухаживает за Андерсом. Но спустя несколько недель они отправляются на Рваный берег — разобраться с кунари. Один короткий бой сменяется другим, время течет то чудовищно быстро, то невыносимо медленно. Во время боя у Хоука трещит голова от криков и заклинаний, после — от перепалок его спутников. Андерс бинтует неглубокую рану на предплечье Фенриса и беззлобно хихикает. — Слушай, Фенрис, как ты умудряешься носить двуручник? Даже махать им во время боя? У тебя руки тощие, словно у ребенка. Да и сам ты тощий, низкий, совсем чахоточный. Фенрис выдергивает руку и шипит, словно разъярённая кошка. Кровь моментально пропитывает плохо закрепленную повязку. — Хочешь покажу? Только не жалуйся потом, что в твоём животе торчит меч.  — Валяй, — Андерс разводит руки в стороны. — Только не забудь разогнаться и прыгнуть. Ты ведь прыгаешь на врагов, потому что ростом не вышел? Лириумные татуировки вспыхивают ярче, бинт развязывается и падает на землю. — Я хотя бы не горланю во время боя. Не стоит злить мага, не стоит злить мага… Заткнулся бы хоть на мгновение — может бы и сражался тогда получше! — Ты! Сам бы заткнулся лучше! Ещё и последний чистый бинт испоганил! — Будто у тебя водились хоть когда-то чистые вещи! Хоук складывает руки в нужном знаке — волна кинетической энергии выстреливает из них широкой лентой, врезается в Фенриса и Андерса и расшвыривает их в разные стороны. Из густого облака пыли на Хоука смотрят две пары глаз — пристыженные и разъярённые. Сзади звонко хохочет Мерриль. — Вы! Помолчите, оба! У меня от вас скоро мозги через уши вытекут! — чеканит Хоук. Как он мог подумать, что между этими двумя есть что-либо, кроме ненависти? Что эти чудовища способны на что-то, кроме тупых шуток, сарказма и злобы? Постоянно сверлят друг друга взглядами, будто остального мира не существует. — Но… — подает голос Андерс, выползая из-под небольшого завала: Хоук все же перестарался с заклинанием. — Никаких «но»! И помогать я вам больше не буду! Хватит, я не посыльный! Устроили ухаживания длиной в несколько лет! — Ухаживания? — недобро щурится Фенрис, стряхивая пыль с доспехов.  — Кому это — вам? — невинно хлопает ресницами Андерс. Хоук чувствует, что загнан в угол. Едва ли Мерриль поможет ему в этой непростой ситуации. Фенрис с Андерсом нависают над ним, словно мечи правосудия. Два острых, сверкающих меча — татуировки эльфа светятся белым, глаза Андерса вспыхивают, словно звёзды. Хоук не понимает, что вызвало ярость у обоих — ярость такую сильную, что они решили объединить усилия и сжить Хоука со свету. Подумаешь, отказался помогать! Они могут попросить Мерриль… но она всем разболтает. Или Изабеллу… но та будет вспоминать это при любом удобном и не очень случае. Варрика… тот непременно захочет написать об этом похабную книгу. Себастьян слишком правильный, к тому же принц, а у Авелин нет на подобное времени. Но, в конце-концов, они могут отнести свои «посылки» самостоятельно. А то повадились… Травы, мази, книги и ещё этот, котенок, что Хоуку все руки по дороге исцарапал. Гаррет устало качает головой. Слишком много всего на его рыжую голову выпало за последнее время. А потом он понимает. Хоук никогда не рассказывал, от кого подарки, как его и просили. Мстительная улыбка растягивает его губы.  — Твой кот, Лорд Пушистик, помилуй Андрасте, — подарок Фенриса, — Хоук делает эффектную паузу, наслаждаясь паникой на лице эльфа и замешательством на лице мага. — Как и мантия. И те редкие травы, что я регулярно приносил. А твоя книжонка, с которой ты едва ли не спишь в обнимку, — он переводит довольный взгляд на Фенриса. — Подарок Андерса. И все те мази, настойки и зелья, в которых ни капли магии.  — Ты, одержимый! — скалится Фенрис.  — Да, я. Чего тебе, раб? — отвечает не менее яростным оскалом Андерс. А дальше все происходит очень быстро.  — Хоук, ты не разнимешь их? — жалобно спрашивает Мерриль. — Они же дерутся! Гаррет только качает головой и отворачивается к костру — хватит с него откровений. Пока не бьют его, все хорошо. Даже отлично. И никаких больше посылок.  — А что, если они покалечат друг друга? Или убьют? — продолжает сокрушаться Мерриль. — Я не умею лечить! Сзади слышится тихая песня магии и приглушенные удары, вслед за ними — треск ткани. На мгновение возня утихает, становится очень, очень тихо.  — Животное! Порвал мою любимую мантию!  — Я куплю тебе новую! И отдам деньги за все зелья… но книгу оставлю себе! — снова возня, громкое сопение. — А мантия правда… любимая?  — Какая странная техника боя, — добродушно выдает Мерриль. Хоук не оборачивается — звуки поцелуев он и так способен различить. Как же, поубивают друг друга!