Внутри тебя идёт дождь?

Here comes the rain again… Falling on my head, like a memory. Falling on my head, like new emotion. В бесконечном потоке тянущихся дней, которые сменяют друг друга, по сути не привнося ничего существенного, хоть раз стоит задуматься о том, есть ли хоть в чём-то этом смысл? С этого момента ничего уже не будет как раньше. А порой закрадывается и то, что лучше было бы вообще не думать, поддаться инерции и дальше продолжать твердить самому себе «всё в порядке», «всё хорошо». Всё в порядке, всё хорошо, всё в порядке, всё хорошо, всё хорошо, всё… Парень, чьи мысли и тело давно поглотил хаос, пустивший всё на самотёк, сколько ты сможешь дальше просто идти? Просто существовать, просто ждать приближения чего-то, чему так и не суждено сбыться? Ты не сможешь найти покой, но и не сможешь в наслаждении упиваться безумием. Не сможешь, потому что и сам не знаешь, что тебе нужно. Не в смысле от этой жизни, ни конкретно в какой-то момент и совершенно не связанное ни с чем. Осенний дождь сбивал пыль с листьев деревьев, которые уже начали желтеть, как дешевая газета, которую принесли пару месяцев назад, или фильтр недокуренной сигареты, которые так и остались: каждая на своём месте, но одинаково ненужные. Сегодня Линг чувствовал себя как та самая брошенная газета. Или как сигарета, которую начали раскуривать и вдруг поняли, что им больше не хочется. Больше, конечно, он напоминал сигарету: даже истлеть нормально не может, завалился на спину и лежит смирно. Так смирно, что порой становится до горечи пусто. До горечи пусто. За последние месяцы эта фраза крепко врезалась в его сознание, вплетаясь своими колючими корнями и разъедая своим ядом каждое его воспоминание, словно по ниточке. Пока не дошло до того, что он и сам не мог понять, а был ли он когда-то счастлив? А может он просто думал, что испытывал нечто подобное, может, может потому, потому что таким видели его другие, таким ЖИЗНЕРАДОСТНЫМ. К чёрту мысли, если в них нет смысла, к чёрту обдуманные действия, если реальность заставит двигаться по течению, не давая изменить своё русло. Обогнув перекрёсток, он увидел подъезжающее авто и уже знал, что сядет на заднее сиденье, где его будут ждать Мартис, который придвигается поближе к Селене и Грейнджер, который всегда у руля. Всегда, но после тусовки. — Если чего-то сильно захотеть, можно сделать всё, что угодно, а если не получается, значит не так уж сильно этого и хочется, — фраза Грейнджера, которая вывела Линга из раздумий уже на подъезде к назначенному месту. Он прослушал весь разговор друзей, иногда бездумно кивая, показывая тем самым своё присутствие. Вот чего бы он хотел — быть как Грейнджер. Тот всегда знает чего хочет, ставит цель и добивается её, а если не получается — пробует ещё раз. Хорошо, когда понимаешь себя, а не понявшим себя — дорога одна. Вы спросите куда? Дорога, которая выстроена кем-то другим, тщательно проложенный маршрут, по которому нужно просто следовать. Но ещё лучше быть как Мартис и Селена. Так проще, проще, когда кто-то есть рядом, кто-то, кто поймёт. Если себя не понимаешь, можно ведь попробовать дать себе кому-то помочь разобраться. Линг бы так и поступил, если бы не одно но — ему никто и не нужен был. Почему он вообще поехал сегодня с ребятами вместе? Потому что привык, потому что делал так всегда. Бар на другом конце города уже заливался светом, а толпа ждала, пока на сцену выйдет Зилонг и его группа. Кто-то считал Линга и Зилонга соперниками, но на самом же деле они были друзьями, хотя, так и не решились когда-то, когда ещё была возможность, основать общую группу. Теперь, у каждого своя команда. И когда появлялась возможность тем или другим побывать на концерте друг друга — ответа не требовалось. Особая атмосфера. Со всех сторон сновали парочки влюблённых. Влюблённых в обертки, словно обёртки конфет. Яркую упаковку за которой скрывается самый дерьмовый вкус, после которого на кончике языка остается горечь, распакуй хоть десяток. Они сами идут на риск, чтобы понять, какие мерзкие и противные внутри. Но Линг к такому не готов. — «Заберу с собой вон ту, трахну и брошу, может, она сама уйдёт, а может прилипнет, как банный лист. Или вон ту, с волосами по ярче. Хотя, какая разница, всё равно — брошу», — в углу барной стойки был хороший обзор, и нацепив маску хищника, Линг оценивал обстановку. Музыка диким потоком выливалась прямо в мозг, только ему было неинтересно. Кто-то из друзей тянул его к сцене, но ему это тоже было неинтересно. Махайте перед лицом факелами, окатите ледяной водой — всё равно неинтересно. Нет в этом ничего особенного. Нет, ничего не цепляет. Яркий смех, дикий крик, тяжёлая музыка, а в голове всё пусто и пусто. И на кладбище не расцветут цветы, только обжигающие кусты борщевика, оставляя шрамы от ожогов, царапая тело, путая мысли. I want to walk in the open wind, I want, to talk, like the lovers do. I want to give into yours ocean. За полтора часа, которые он провёл на концерте, он так и не выбрал ту, кого сегодня заберёт с собой. А виной тому — девушка сидевшая на другом углу бара. Она так же, как и он, смотрела по сторонам и пила, а потом снова смотрела по сторонам. До боли знакомое лицо, но как бы ни старался — вспомнить не мог. Народ начал медленно убавляться, как дождевая вода, просачивается сквозь крышу старого дома. На плечо Линга легла тяжёлая рука и он уже прекрасно знал, чья это была рука. — Ты с нами или как? — с хмельной улыбкой спросил Зилонг. Он ещё до своего выступления успел как следует накатить, а теперь собирался продолжить дальше, но уже в домашней обстановке. По большей части, он спросил это ради приличия, потому что уже знал, что у его старого приятеля остались «важные дела». Раньше он подкалывал Линга каждый раз, когда тот уходил с новой и с новой, но со временем всё приедается, и даже просто слова даются с трудом. Зил спросил это, чтобы лишний раз убедить самого себя в том, что он не забыл про друга, который не ленился забывать про него. — Я заеду к тебе как-нибудь в другой раз, сейчас прогуляться хочу. Зилонг выгнул левую бровь, пристально посмотрев на друга, пытаясь осознать услышанное.  — Я конечно понимаю, что ты горячий парень, но не настолько же, чтобы под ливнем шататься. Ты видел какой там дождь? Ему действительно нужно было пойти под дождь, промокнуть до нитки и почувствовать себя ещё более жалким. Нужно было ровно так же — как утопленнику море. Куда приятней, когда тебя захватывает разъярённая волна, чем ты лежишь в ванной, засыпая под действием алкоголя и тройной дозы колес. — И что? Я и сам нормально доберусь, а вы отдыхайте, — чётко и ясно ответил он, охватывая взглядом Зилонга и друзей, стоящих позади него. Скулы Зилонга заметно напряглись, приобретая острые очертания. Остальные спокойно попрощались с ним, желая удачи и не простыть под дождём. — Ну и мокните вдвоём под дождём, — адресовал Зилонг Лингу и кому-то ещё, кого он до этого момента не замечал. Девушка, сидящая у бара. Ищущий взгляд, совсем как у Линга до этого. Добыча — не может быть охотником, охотник — не может быть добычей. Охотники могут стать друзьями? Да, но не в этой истории. Она плавным движением протянула ему руку, дожидаясь, пока Линг пожмёт её в ответ. Остальные уже ушли, остались только те, кто будет жечь до утра. Ещё остались те, кто промокнет под дождём. Вместо этого, он развернулся и пошёл прочь. У него в груди даже не кольнуло, значит нам врут, что чувствуем мы сердцем. Чувства — просто набор химических реакций и если они просто перестают происходить, значит — ты сломан. Is raining with you? Talk to me, like lovers do! Walk with me, like lovers do. — Ты меня наверное не помнишь, я кузина Зилонга, двоюродная, — Линг ненадолго обернулся, а затем снова двинулся дальше, ступая под стену беспросветного дождя. Он шёл вперёд, а она следовала за ним. Поначалу это очень сильно раздражало, но уже через какое-то время он привык, привык к тому, что она всё говорит. Говорит, не умолкая: говорит о дожде, о том, как классно, что у них сейчас довольно тепло, о том, как ей хочется остаться. Постепенно, он начал вспоминать, вспоминать то, что не мог вспомнить долгие годы. Когда-то он всё же был счастлив, когда-то, но не сейчас. Счастливым семнадцатилетним парнем, который, как сумасшедший, бегал под осенним дождём, с такой же счастливой девушкой. Они никогда не были парой, да и друзьями их было назвать сложно. Их связывал всего один момент, один счастливый момент. Он удивился собственным мыслям и обернулся к девушке, что шла позади него, на этот раз не отворачиваясь спустя несколько секунд. — Вот, а потом мы упали там, — девушка направила указательный палец в сторону деревьев и зелёной мокрой лужайки. — Прямо вон под тем деревом. И мысли снова накрыли плотной стеной дождя. Ещё немного и он захлебнётся и утонет, если чья-то протянутая рука не вытянет его из водоворота. Он ужаснулся, когда понял, что так и не смог вспомнить её имени, а спрашивать сейчас не решился бы. Она протянула ему руку, снова. Взгляд Линга разъедало солью и он подумал, как же хорошо, что сегодня идёт дождь. Рука об руку они побежали по холодной плитке, скинув с себя обувь. Побежали к траве, промокшей, как они сами. Побежали, смеясь, как безумные. Упав на спины, они лежали, прикрыв глаза, чтобы тяжелые капли не мутили взгляд. Продолжая держаться за руки, каждый вспоминая об одном и том же моменте, и размышляя, каждый о своём. Он — о том, что больше не отпустит и был абсолютно неправ во всём. А она — о том, что ей просто хочется остаться. Остаться рядом, чтобы вместе пить крепкий кофе с утра или наоборот не выбираться из объятий до самого полудня. О том, что они похожи, как те самые капли воды. Словно отражения друг друга. О том, что ей нужно чуть больше времени. Она резко поднялась на одной руке, смахивая мокрые пряди, упавшие на лицо. Безоблачная и спокойная, в отличие от неба, улыбается, подставляя лицо каплям воды. Почему она так неожиданно исчезла тогда? Почему так неожиданно появилась сейчас? И почему Лингу так невыносимо тоскливо, и его сердце вот-вот выпрыгнет из груди просто от одного взгляда. Начинало заметно темнеть. И без того хмурые тучи, стали совсем чёрными. Тогда Линг решил, что больше не может продолжать жить как прежде. Жить, как привык, и двигаться всегда в одном и том же направлении. Он тоже поднялся и сел, обхватив обеими руками девушку, сидящую рядом. Только сейчас он заметил её красные глаза и понял, что виновник тому вовсе не дождь. Она так искренне улыбалась, даже не ему, просто сама по себе, всё время. Пару часов, всего пару часов. Как мало нужно времени человеку, чтобы что-то обрести. И как много, чтобы бродить в поисках. Как много, чтобы после, вместо того, чтобы залечивать раны, снова и снова посыпать их едкими крупицами соли. Их взгляды встретились, на этот раз близко. Так же близко, как и долгие годы назад, они оба помнят, помнят всё, до мельчайших деталей. Как она смотрела на него так же, а он не понимал ничего. К сожалению не понял, и когда её мягкая ладонь прикоснулась к щекам Линга, тот ничего не понял. Тогда он просто ушёл. Скорее, сбежал. Вот и сейчас он боялся, что девушка отплатит ему той же монетой. Только когда руки Линга потянулись к её лицу, а она положила свои ладони поверх его, он понял, как ошибался. Как он был глуп. Их губы слились в поцелуе, смешиваясь с дождём… Как жаль, что она не была одной из тех, кого он так просто мог позвать к себе. Не мог себе позволить. Боялся торопиться и спугнуть. Поэтому, он проводил её к дому Зилонга, дожидаясь, пока дверь захлопнется перед ним. Линг возвращался домой насквозь промокший и напрочь сбитый с толку. Сколько времени он отрицал, что ему кто-то нужен, что ему нужно быть нужным для кого-то. Получается, быть счастливым — обрести что-то, что можешь потерять. Когда твоё тело выворачивает от невыносимой боли и когда ты знаешь, что есть тот, кто может унять эту боль. В эту ночь он так и не смог заснуть, как и последующие два. Он не знал, как обратиться к Зилонгу, и ему было попросту стыдно за то, что он даже не знает имени той, которую хочет снова отыскать и навсегда забрать в свой пустой мир, заполняя ей всё пространство. Он всё представлял, а что было бы, если он тогда не убежал? Может, они и по сей день были бы вместе, а может, он ушёл бы чуть позже. Но факт остаётся фактом, он не мог что-то чувствовать и ему не нужен был абсолютно никто, лишь потому, что в глубинах его подсознания накрепко засела девушка, безымянная девушка. Сначала он встретился со своей группой. Грейнджер был каким-то другим сегодня, но у каждого бывают свои проблемы, и Линг не придал этому особого значения. Мартис и Селена заскочили всего на несколько минут. — Мы поедем до Зилонга, так что сегодня без нас, — сказал Мартис, собираясь попрощаться. Глаза Линга загорелись ярким пламенем и он не дал им уйти. Он решил, что настал переломный момент, когда он переступит через себя и позволит себе нуждаться в другом человеке. По мере приближения к дому Зилонга, руки Линга всё больше и больше дрожали. Он никак не мог унять подступающую тревогу, словно внутри всё связалось в тугой узел. Мартис и Селена не могли узнать своего друга. Ведь он всегда был таким спокойным, даже, можно сказать, чёрствым. А сегодня нервничал так, что это невозможно было не заметить. Когда Линг увидел Зилонга в чёрном костюме, он уже знал, что произошло. Не хотел этого принимать, но знал, надеясь что это была не она. Но других вариантов больше не было. Линг пулей вылетел из машины и практически кинулся на друга, крепко схватив его за плечи. Только стоило Зилонгу заговорить, в ушах Линга резко зазвенело, он уже не слушал его и ушёл. Ушёл туда, где его будут ждать. Если другого выхода нет, если так и было предначертано, он найдёт её даже в аду или перевернёт небеса. И тогда, даже там пойдёт дождь… Here comes the rain again… Raining in my head like a tragedy. Tearing me apart like a new emotion…