Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      В очередном одиночестве Ник сидел перед зеркалом и смотрел на своё отражение, думая над последними разговорами с Иваном Львовичем и не зная, как именно ему быть. Вчерашний разговор будто бы заставил Ника думать иначе о семье и о себе, из-за чего он стал думать, что действительно поступил отвратительно по отношению к семье и особенно к маме. От этих мыслей у него даже возникло мимолётное желание встретиться с ней, но потом он снова переключился на то, что он не хочет видеть страдания лисы при виде такого сына, который стал монстром. Он также думал и о своих сёстрах, где даже у Джуди он не хотел видеть страх и боль, которые он видел в их последнюю встречу. Однако с бабушкой он никак не хотел встречаться, поскольку посчитал, что такой внук точно может вызвать у неё инфаркт или что-то ещё, но такое мимолётное желание об их встрече также возникло в голове. А в плане Джона Ник так и не смог хоть что-то решить. Он всё ещё держал в себе ненависть на него, которая заставляла его винить во всём случившемся отца, но теперь же он стал и задумываться насчёт того, что кролик на самом деле не виноват, однако вся та испытанная боль, злость и ненависть всё равно брали над Ником верх, не позволяя полностью здраво мыслить. В итоге он думал о встрече лишь с мамой и сёстрами, но никак не с отцом и бабушкой, однако его всё равно останавливало желание умереть и мысль о бессмысленности встречи. Это желание и скорая смерть будто были стеной, которую Нику никак не преодолеть при всём желании, и даже встреча с семьёй никак не поможет ему чувствовать себя лучше, поэтому он так и не смог решить, действительно ли он хочет встретиться с семьёй. А вскоре из раздумий его вывела открывающаяся дверь, из которой выглянул барсук. — Можно войти? — Да. Можете больше не спрашивать. Просто входите, — ответил Ник, сел за стол и по привычке вместе с психологом разложил фигуры на доске, в тишине начав играть. — О чём думаешь? — О вчерашнем. Может… Я действительно поступаю плохо по отношению к семье. Всё-таки… Я… Они мои родные. — А твой отец? — спросил барсук, от чего Ник замолчал, не зная, что сказать, но потом он вспомнил про своё желание убить отца, свою ненависть и своё нынешнее отношение к нему, которое стало неоднозначным и неопределённым. — Я не знаю. Я… Я вроде как ненавижу его, но… Но… За ночь я понял, что он… Ну, действительно просто причастен к тому, что со мной случилось. Но… Я всё равно вспоминаю всё то время, когда я его ненавидел. Всю тут ненависть, которые я выражал. Даже когда я с ним не говорил. Я не знаю… Я не знаю, что делать. — У тебя расстерянность. У тебя конфликт с самим собой. Твои эмоции и мысли стали противоречить друг другу, и из-за этого ты растерян. Твоё представление о мире рушится. — В смысле? — Ну, раньше у тебя всё было проще. Когда ты узнал тайну своей семьи, то ты встал на твёрдый и осознанный путь. Ты ненавидел отца. В принципе это логично. Тогда… Скажем так, твои эмоции и разум работали вместе. Твои эмоции брали вверх, и ты стал ненавидеть отца, а разум также логично на это отреагировал. Ты узнал, что являешься результатом эксперимента. Это удар по психике и разуму. Потом ты нашёл для себя точную и чёткую цель. В порыве эмоций и логики ты решил уехать. Вся та неделя сформировала у тебя определённое представление мира. Ты понял, что жил всю жизнь в обмане, и что сам был неким мутантом из лаборатории. В этом мире ты просто игнорировал семью и тебе было на них всё равно, поскольку они не понимали, какую боль ты ощущаешь. Также в этом мире ты винил во всём отца. И этот мир оставался в твоей голове до нашей с тобой встречи. Благодаря разговорам со мной ты начал думать о мире иначе. Какого твоё точное отношение к маме? — Ну, мне… Мне жалко её. Я… Возможно, понял, что поступил плохо. — Но? — Но… Я действительно не понимаю, зачем нам встречаться. Что нам будет от этого? Я увижу её слёзы и горе, а она монстра, а не сына. Зачем нам вся эта боль? — Зачем. Помнишь, как в нашу первую встречу мы говорили про Дину? Я тебе говорил, что осознание худшего помогает принять то, что случилось. — Да. — С твоей мамой худшее уже случилось. И продолжит случаться, если вы не встретитесь. Вы не встречались. Для матери это порой самое худшее чувство. Факт того, что она просто своего ребёнка увидеть не может, уже её с ума сводит. Пускай ты и родился в лаборатории, но для неё ты всё ещё сын. Единственный и любимый. И поверь, что она сейчас ужасно чувствует себя, поскольку она не может тебя увидеть. — Да, но… Ведь… — пытался сказать Ник, крутя перед собой рукой. — Джуди сказала мне, что она всё знает и всё поняла. Ей кошмарно от того, что с тобой сделали, но она всё равно твоя мама. И твоё нынешнее состояние не останавливает её. Она всё равно тебя любит, — ответил психолог и стал смотреть на Ника, который осознавал всё это, и у него возникло желание встретиться с мамой, но его всё равно будто что-то останавливало. — Пойми, Ник. Ты сейчас снова становишься собой. Таким, каким ты был раньше. Ты начинаешь думать больше о других, чем о себе. И это правильно. Такова твоя природа. Природа и твоя любовь к семье начинают брать верх. Это я и говорил про твой мир. Мир, где у тебя были виноваты все или хотя бы лишь отец, ломается. Ты начинаешь видеть всё иначе. Ты начинаешь видеть дальше своей ненависти и отстранённости от всех вокруг. Ты уже и со мной только рад поговорить. Твоё отношение и мировоззрение меняется. Можно сказать, что ты снимаешь свои чёрные очки, в которых ты видел лишь сплошную боль, ненависть и одиночество, как единственное решение своих проблем. И тут же ты узнал, что одиночество не твоё. Верно? — Верно. И что мне делать? — Сперва помни про своё желание встретиться с мамой. Дальше. Твои сёстры. Ты хочешь с ними встретиться? — Я не знаю. Я… Вроде как хочу. Не знаю. — Понятно. Что тебя останавливает? Тот факт, что родители тебя и Джуди именно лишь назвали близнецами? Что ты им обеим на самом деле не такой уж родной? — Да. Я… Меня просто назвали их братом. — Верно. Но ты же помнишь, что для таких вещей необязательно быть именно родным? Ты можешь им стать, даже если бы ты был приёмным сыном. Всё зависит от отношений. Ты считаешь их родными? — Ну… А… Вроде как. — Ясно. У тебя снова неопределённость. Ты метаешься от одного к другому. И ты всё ещё одержим желанием умереть. Я ведь прав? — Да. — Вот. Сейчас это у тебя не просто желание, а одержимость. Из-за этого ты сторонишься всех, думая, что так будет лучше для всех и особенно для тебя. Но ты ведь сейчас понял, к чему это привело? Ты причиняешь боль родной семье и самому себе. Эта одержимость загоняет тебя в одиночество, которое ты уже испытал. Однако теперь она стала… Скажем так, конфликтовать с твоими принципами. С твоей природой. Она противоречит твоей личности и сущности, и поэтому ты не знаешь, что именно делать. Тебе нужно изменить это. Можешь продолжать желать смерти, но не зацикливайся на этом. Одержимость редко даёт что-то хорошее. Из-за этой одержимости ты чуть не пошёл против всех нас к дуговой камере. Поэтому пойми, что тебе нужно перестать думать об этом постоянно. Это может помочь тебе не думать о времени. Если ты перестанешь постоянно думать о своей смерти и о том, сколько до неё осталось жить, то тебе станет легче. Хорошо? — спросил Иван Львович и стал ждать ответ, а Ник всё осознавал и понимал, что психолог во всём прав. — Хорошо. — Прекрасно. Теперь же… Предлагаю поговорить о вине. Твоя неопределённость связана ещё и с чувством вины. Ты винишь себя в гибели своих друзей, а это мешает тебе измениться. Поэтому начнём. Перестань себя винить. Пойми, что ты их убил не сам. — Так… Я их убил. Сложно в такой ситуации не чувствовать себя виноватым. Я же всё это помню. — Ладно. Тогда… Тогда попробуй простить себя. — Что? — Простить себя. Ты должен простить себе эти смерти. Просто… Эта вина не поможет тебе жить… Лучше. — Чт… Нет. Нет, давайте без этого. Пожалуйста. Я… Я не хочу об этом говорить. Честно. Смените тему, — попросил Ник, а психолог понял, что Нику больно от воспоминаний и разговора о своих друзьях, поэтому он решил больше не говорить об этом. — Ладно. Хорошо… Тогда… Лучше вернёмся к семье. Ты действительно родной брат для сестёр. И в плане отношений, и в плане генетики. Ты всё-таки хочешь вернуться к ним? — Да… Я не знаю. Я не знаю. Я просто не понимаю, что мне сейчас делать. Вся… Вся эта моя ситуация сбивает меня. Я не понимаю, что делать. Я действительно растерян и не знаю, что мне надо делать. Я разрываюсь. Я пытаюсь, но не знаю, что именно решить. — Хорошо. Это значит, что ты действительно меняешься. Ты снова становишься собой. У тебя идёт внутренняя борьба твоих желаний и принципов. — Ладно. Допустим. И что мне делать? — Стремись к тому, что правильно. Стремись к семье и к своим принципам. Думай о том, как хорошо было бы им, поскольку сейчас именно ты можешь сделать своих родных счастливее. — Хорошо. А… А что насчёт моего отца? Вы о нём не говорили, — подметил Ник, от чего психолог вздохнул. — Да. Я специально не говорил о нём. Я понял, что ты должен сам разобраться в своих отношениях к отцу. Я… Мне действительно тебя никак не понять, Ник. Я не смогу понять, что ты чувствовал и что чувствуешь сейчас. В плане отца ты всё равно упёрся. Ты продолжишь считать его виновным во всём. — Да. Продолжу. Я хоть и могу к другим отношение изменить, но не к нему. — Хорошо. И почему же? Он причастен к тому, что случилось. Но ведь это… — Так, стоп. Хватит. Давайте и это больше не обсуждать. Я вас послушаю и сам всё обдумаю. Хорошо? Лучше… Думайте над игрой, — сказал Ник, взял куб и снова начал с ним играть, а Иван Львович решил, что у Ника пропало желание разговаривать, поэтому он решил сам отвлечься и начал думать над игрой.

***

      Двигаясь ночью по дороге, группа зверей с оружием готовилась к началу операции, а один командир сверял часы. — «Так, 3:37. Хронос-1, доложи,» — на английском языке сказал командир лев. — «Вокзал всё ещё под нашим контролем. Копы не появлялись.» — «Продолжайте. Фрайм-2, доложи.» — «Мы все готовы, босс. Ждём приказа,» — ответил зверь по рации, а командир посмотрел в окно, увидел знак с названием посёлка и понял, что они приближаются к цели. — «Отлично. Внимание всем,» — крикнул командир всем в автобусе. — «Через несколько минут мы приезжаем в посёлок. Делайте всё так, как вам сказали. Сделаете всё, что нужно, и будете жить богато,» — сказал зверь, и многие крикнули от радости. Вскоре вся группа в автобусе и внедорожнике приехала в посёлок и Трифино, где все бойцы в чёрных масках в темноте проникли на вокзал и взяли в заложники всех работников вокзала и обычных зверей. У них отобрали все электронные устройства, и отвели к станции, с которой они все скоро уедут, когда получат то, за чем пришли. — «Фрайм-2, что у тебя?» — «Всё готово. Взяли с собой четырёх гражданских. Едем?» — «Да. Отправляйтесь к комплексу и к нашей разведке. Ждите моих приказов.» — «Есть, босс,» — ответил зверь, а командир повернулся к специалисту, который готовился связаться с комплексом по компьютеру. — «Всё готово, сэр.» — «Отлично. Вызывай их,» — приказал лев, и зверь начал звонить на компьютер в научном комплексе, где находилось то, что им было нужно.