ocean

у чимина всегда были проблемы с принятием себя. были, конечно, и светлые, беззаботные моменты, искрящиеся искренним смехом и счастливыми улыбками. но с каждым годом их становилось всё меньше. 14 лет чимин стоял у зеркала, уже одетый в школьную форму и отчаянно пытался уложить торчащие во все стороны волосы. несколько непослушных прядей никак не хотели ложиться на своё законное место. чимина это очень бесило, так бесило, что он сбросил с плеч рюкзак и быстрым шагом направился в ванную. почему у него не могло быть всё так же хорошо, как у всех остальных? почему эти дурацкие волосы не лежали как надо? открыв кран, чимин подставил голову под воду и зашипел. ещё и горячей воды нет, да что ж за день такой?! еле проведя полотенцем по голове, чимин поспешил в комнату за рюкзаком и, обувшись и крикнув матери дежурную фразу «я ушёл!», выскочил из квартиры. в школу идти совсем не хотелось. тест по английскому и противный мелкий дождь отбивали оставшуюся надежду на хороший день. мокрые волосы не сказать чтобы грели, тонкая куртка вообще не выполняла своей прямой обязанности: сохранять тепло. ещё и заботливо собранный обед остался одиноко стоять на кухонном столе. нацепив вежливую улыбку, чимин кое-как просидел шесть уроков за своей партой у окна. он специально выбрал именно это место, потому что любил наблюдать за проходящими мимо людьми. каждому из них чимин пытался придумать свою, ничем не похожую на остальные, историю. была ли то пожилая женщина с собакой или группа подростков, прогуливающих уроки. каждый из этих людей в глазах чимина был уникальным, красивым своей особенной красотой. вот только в себе чимин красоту никак не мог увидеть. 15 лет уйдя с двух последних уроков — «кто вообще додумался поставить физру седьмым и восьмым?» — чимин отправился в кафе, где за самым дальним столиком его уже ждали шестеро парней, бросаясь друг в друга картошкой фри и истошно вопя шутливые ругательства. чимин этих людей любил всем сердцем и не совсем понимал, почему они, такие невероятные, дружат с ним. не дав этим мыслям начать грызть его мозг ещё сильнее, чимин включил в наушниках музыку и, стараясь вообще ни о чём не думать, ускорил шаг. — ооо, чимини! — громкий голос хосока услышали все немногочисленные посетители захудалой, почти разорившейся кафешки. — ты чего так долго? мы уже почти всё съели. плюхнувшись на единственное свободное место, чимин оглядел стол. и действительно, еды почти не осталось. только заботливо отложенный тэхёном щупленький бургер с торчащими листьями салата. что ж, так даже лучше. он хоть не объестся до состояния, когда в голове остаётся только одно слово: «зачем?». встречи с друзьями всегда помогали чимину не думать о том, как он выглядит в данный момент. ему просто не хотелось думать о том, как повернуть голову или положить руку, чтобы не было видно всех недостатков. с друзьями его проблемы уползали в самый дальний уголок сознания, лишь изредка напоминая о своём присутствии резкими уколами. после еды все семеро решили пойти в кино на какую-то бессмысленную американскую комедию. каждый взял себе по огромному ведру попкорна и почти такому же по размеру стакану колы. чимин же ограничился водой. — может возьмёшь всё-таки что-нибудь? захочется же, ты ведь мало поел, — все смотрели на него с беспокойством. — да не, нормально, я так-то в школе наелся. в буфет заходил. чимину было неловко врать друзьям. это, как-никак, были самые драгоценные люди в его жизни. но по-другому он не мог: если съест много солёного, за ночь его лицо опухнет и на утро будет похоже на расплывшийся блин. ложь во благо, так это называется? только вот в чьё благо? тэхён всё же уговорил его после фильма купить себе хот-дог. чимин с наслаждением съел его полностью, не оставив даже крошки. он не думал ни о чём, жуя долгожданную пищу. — ой как проголодался, — чонгук шутливо ткнул его в бок. не успев увернуться, чимин почувствовал, как палец чона почти утонул в складках его живота. сейчас он скривится, посмотрит на чимина с отвращением и, ничего не сказав, уйдёт. парень с ужасом поднял взгляд, но ничего не произошло: чонгук уже что-то весело рассказывал согнувшемуся пополам от смеха хосоку. ничего не изменилось, лишь в глазах тэхёна промелькнула маленькая искорка тревоги. — всё хорошо? — смех затих, все с непониманием и безмолвным беспокойством глянули на чимина. — да, — нет, — просто живот что-то заболел. я пойду домой, наверное. не очень себя чувствую. чимин поспешно встал и, обняв на прощание рядом сидящего тэхёна, накинул на плечи огромную кофту, новогодний подарок сокджина. — увидимся завтра! дома чимин, не разуваясь, побежал в ванную. родителей дома не было, уехали в деревню помогать, поэтому никто не видел его. разбитого, сидящего на полу перед унитазом. как там нужно, засунуть два пальца поглубже в рот? чимин посмотрел на свои пухлые руки. — ну хоть для чего-то вы пригодитесь, — голос дрожал. сунув пальцы в рот, чимин ещё сильнее согнулся над пахнущим чистящим средством унитазом. глаза начали слезиться, из носа потекло. неприятные волны прошли по всему телу, а унитаз так и остался чистым. почему не работает? может, он что-то не так делает? попробовав ещё несколько раз, чимин вытащил пальцы и пустым взглядом глянул на всё так же белую поверхность. с пальцев капала слюна, в горле стоял ком, из глаз и носа текло. — не могу даже нормально проблеваться, — горько усмехнувшись, чимин медленно поднялся. голова кружилась, а этот идиотский хот-дог так и остался где-то у него в желудке. почему у него не получается даже это? чимин, не раздеваясь, лёг на кровать. мысли кружились в голове, не давая уснуть: он настолько бесполезный. 16 лет на дворе жаркое лето, градусов тридцать пять. чимин не любил такую погоду: приходилось надевать шорты и футболки с короткими рукавами, открывая пухлые, некрасивые руки и слишком бледные ноги. лучше бы весь год была осень. надел огромную толстовку и всё отлично, но нет же, природа захотела придумать такое время, когда надеть джинсы значило изжариться до смерти. чимин сидел на кровати и лениво листал инстаграм. все эти красивые лица смотрели на него и, казалось, насмехались. «посмотри, какие мы прекрасные, а ты чего? похож на очень неаккуратно слепленный пельмень», — говорили они. и чимин верил каждому слову. подходя к зеркалу, он видел всё меньше привлекательных черт в себе. губы слишком большие, глаза слишком маленькие, а когда смеётся, так они вообще пропадают с лица, превращаясь в малюсенькие щёлочки. короткие пальцы, похожие на сосиски, огромные ляжки, будто состоящие только из жира. не повезло ему, в общем. почему именно он уродился вот таким вот, неказистым и некрасивым? — может выйдешь на улицу? а то так всё лето и просидишь в квартире, — мама, постучав, зашла в тёмную комнату. — наверное, завтра. ребята хотели на озеро съездить всем вместе. можно? конечно, можно. родители ему почти ничего не запрещали, дав свободу, так необходимую человеку в его возрасте. казалось бы, идеальные родители, лучшего и придумать нельзя. да вот только они не замечали (или не хотели замечать?), как их сын приносил почти полные тарелки обратно на кухню, говоря, что не голоден. не видели, как он всё сильнее закрывался от всех, кто был ему дорог. — можно, сынок. приготовить вам что-нибудь с собой? что насчёт твоей любимой хрустящей курочки? чимин кивнул и, сказав, что хочет почитать книгу из школьной литературы, заданной на лето, взглядом попросил маму выйти и закрыть за собой дверь. откровенно говоря, чимин думал отказаться от предложения друзей. слишком жарко, слишком открыто, слишком незащищённо. в детстве он очень любил купаться, нырять с высоких выступов берега, а потом ложиться на песок и впитывать лучи солнца, только для того, чтобы через пятнадцать минут снова побежать в воду, брызгаясь и смеясь. но сейчас только от мысли о том, что нужно будет остаться в одних плавках, чимину становилось не по себе. у него не такое тело, чтобы выставлять его напоказ. но ребята умоляли его поехать с ними, говорили, что без него будет не так хорошо и смотрели щенячьими глазами. пришлось согласиться. — просто не буду снимать футболку. в этом ничего странного нет, я всего лишь… не хочу обгореть, вот, — сказал чимин сам себе, завершив групповой видеозвонок. до озера друзей довёз отец сокджина, ведь никто из них ещё не получил права. все шумно выпрыгнули из машины и, поблагодарив мужчину, побежали на берег. — так, эй, вы все куда, надо же сначала вещи достать и… ладно, бесполезно, — намджун, как самый ответственный, остался разгружать машину, тихо ворча на остальных. чимин улыбался. ему нравилось смотреть на друзей, радостно носящихся вокруг. хотелось присоединиться к ним, хотя бы на время перестать думать, отдохнуть от постоянного груза собственной отвратительности. возможно, он даст себе волю сегодня. хотя бы на чуть-чуть. уже вечером, после купания и бесконечного смеха, все семеро сидели у костра и потягивали пиво, заботливо привезённое сокджином. настало время тихих голосов и искренних разговоров. в такие моменты все были максимально настоящими и открытыми друг другу. чимин ценил эти воспоминания больше всего, складывая их в отдельный ящичек своего сердца. он доставал их во время болезненных срывов и моментов, когда казалось, что впереди нет ничего, кроме жуткой пустоты. они согревали его, как костёр, тихо потрескивающий поленьями. — я, кстати, думаю в мятный покраситься, — юнги, закурив, облокотится на плечо рядом сидящего хосока. — о, хён, тебе очень пойдёт! — хосок нежно положил руку на его пока ещё розовые волосы. чимин хотел, чтобы на него кто-то смотрел так, как хосок на юнги. все (кроме них самих) знали, что эти двое уже много лет влюблены друг в друга, но никто не лез: пусть сами решат, когда придёт время. и чимин хотел, чтобы его полюбили так же сильно. чтобы смотрели на него, как на самый красивый рассвет в мире, чтобы прикосновение к нему пускало ток по всему телу. но он не такой, как хосок. и не такой, как юнги. он некрасивый, толстый, с кривым лицом. кто захочет коснуться его? чимин уже почти свыкся с мыслью о том, что им никогда не будут восхищаться. но всё же иногда по ночам он тихо плакал по утраченной возможности быть любимым, обвиняя в этом своё тело. ужасное, некрасивое, лишённое всякой эстетики. 17 лет — чимин-а, пойдём, будет весело. сокджин-хён где-то достал мартини, — тэхён, играя, подмигнул парню, сидящему за компьютером, — ну пожалуйста, все тебя ждут! никого не будет, кроме нас семерых, так что не волнуйся. всё пройдёт хорошо, обещаю. чимин улыбнулся. тэхён всегда был таким: необычным, мягким и внимательным. он знал, что и как сказать, чтобы его услышали. — ладно, пошли. все собирались у юнги, потому что он единственный жил один, без родителей и соседей. правила были установлены уже давно и были в закреплённом сообщении их беседы: 1) не блевать на ковёр; 2) не трогать синтезатор; 3) не заходить в спальню гения. штраф за нарушение хотя бы одного правила — уборка всей квартиры на следующий день, так что все очень старались вести себя прилично. чимин надел чёрные спортивные штаны и огромную чёрную футболку. посмотрев на себя в зеркало, он скривился. отвращение к себе за много лет намертво засело в его голове, не желая оттуда убраться. а чимин и не пытался особо его выселить: он с этим чувством сжился. отвращение к собственному телу стало частью его самого, парень не мог вспомнить, когда в последний раз в голове было пусто и ничто не пожирало его сознание. чимин стоял перед дверью квартиры юнги, сложив руки на груди. глянул на табличку с надписью «GENIUS LAB» и, усмехнувшись, позвонил в звонок. чонгук, открывший дверь, радостно обнял парня и прокричал на весь дом: — пак чимин в здании! всем приготовиться! сейчас будет мастеркласс, как правильно пить! под общий смех чимин модельной походкой прошёл на кухню и комично поклонился. он научился быть весёлым и смешным при друзьях. парень был уверен, что никто из них даже не подозревает о существовании проблемы. хотя проблема — слишком громкое слово для его ситуации. проблемы у тех людей, что режутся, принимают таблетки или не едят неделями. а у него всё хорошо: его тело не выглядит болезненно, он не режет себя и даже не пробовал таблетки. один приём пищи в день и постоянное отвращение к себе - не проблема. просто он держит себя в форме, не давая расслабиться. нет ни одного повода для беспокойства. опрокинув в себя целый стакан мартини без тоника, чимин пошёл к дивану. сегодня у него не было в планах рыдать и портить всем настроение. нужно было просто просидеть несколько часов, насладиться хорошим алкоголем и уехать домой. а там уже можно всё: час лежать без движения на кровати, а потом всю ночь ненавидеть себя в открытую, не боясь причинить кому-то дискомфорт. поэтому сейчас он улыбался, смеялся с каламбуров сокджина и нелепых попыток намджуна открыть вторую бутылку, при этом никого не убив. ребята хорошо проводили время: чонгук с намджуном и джином нелепо танцевали под какую-то ужасную песню, юнги с хосоком лежали на ковре, по очереди смотря друг на друга долгими, печальными взглядами, и только тэхён слишком задумчиво сидел на диване, неподвижно смотря в одну точку. чимина это немного удивило. обычно энергичный и неугомонный парень сейчас выглядел очень обеспокоенным своими мыслями. — тэ, ты как, всё в порядке? почему не, — чимин икнул, — не веселишься? — это я должен спросить у тебя, в порядке ли ты, чимин. ты очень похудел и всё время хмуришься. у тебя всё хорошо? чимин замялся. тэхёну врать было сложнее всего. так было всегда, с самого детства, потому что тот каждый раз смотрел так, будто всё понимает. и это правда пугало, потому что чимин не хотел, чтобы кто-нибудь узнал. — д-да, да, всё отлично! видишь, вот, культурно выпиваю, — чимин поднял стакан, — не волнуйся, я правда в порядке. он снова соврал. он врал своим лучшим друзьям годами, убеждая их, что в порядке, что у него всё хорошо. это медленно убивало его изнутри. он сам душил себя этим. чимин понимал, что это неправильно, но он не мог вывалить на них всю свою ненависть и отвращение. он сам как-нибудь с этим справится. сживётся, свыкнется, никто и не узнает. это было бы правильно: никому не пришлось бы волноваться, а это главное. и всё же его напрягал тот самый взгляд тэхёна. будто он всё знал и годами видел чимина насквозь. — пойдём в комнату хёна. — это был не вопрос и не просьба. звучало почти как приказ. — ты чего, тэ, мы же нарушим третье правило! я не хочу потом всё утро убираться, я вообще планировал сегодня вернуться домой. — нахуй эти идиотские правила! вставай и иди за мной. чимин ещё никогда не слышал, чтобы голос тэхёна был настолько низким. это пугало, но он не мог не пойти. его лучший друг звучал очень странно и непривычно: в голосе плескался глубокий океан тревоги. закрыв за собой дверь, тэхён сел на пол и поднял полный тихого недоверия и затаившейся печали взгляд на друга: — пожалуйста, не молчи. что с тобой происходит? почему ты так фальшиво улыбаешься всегда? расскажи мне всё, прошу. я не могу спокойно жить, зная, что мой лучший друг перестал улыбаться. чимин не мог понять, каким образом тэхён узнал. он ведь так усердно всё это отвращение в себе закопал, не оставив и щёлочки. никто не должен был увидеть, никто, даже ким тэхён. хотелось рассмеяться и снова сказать, что всё хорошо и ему не о чем волноваться, но сегодня взгляд друга был другим. чимин знал, что тот не поверит. может быть, в этот раз не нужно врать? это же тэхён, он поймёт. не отвернётся от него, увидев настоящего — отвратительного и ужасно некрасивого — чимина. не должен. и, не дав себе передумать, чимин начал говорить. он говорил долго, иногда срываясь на плач. он готов был снова утонуть в своей ненависти, и только тот самый взгляд удерживал его на поверхности. чимин хватался за него и продолжал говорить, уже не замечая слёз на щеках. он выплеснул всё, что годами хранил в себе. сбросил один из гигантских булыжников, лежащих на сердце. в голове наконец-то было пусто и ничто не кололо в груди. тэхён молчал всё время, пока его лучший друг говорил и плакал. он смотрел на него и не мог понять, о какой уродливости идёт речь. для тэхёна чимин всегда был удивительным. красивым, очень красивым, и сейчас он не видел ничего из того, про что тот говорил. — мы справимся с этим. я тебе обещаю. сцепленные руки и взгляд, наполненный безграничной любовью. этими словами он зачерпнул стакан ненависти из океана чимина и вылил в большую яму, из которой ничего не возвращается. сколько бы стаканов ему ни пришлось вычерпать, он будет делать это до конца. до самой последней капли.