Tequila Sunrise

Ночью грязный, шумный Аутбек становится еще шумнее и грязнее. Когда безжалостное, палящее солнце скрывается за горизонтом и прожженная им земля наконец-то охлаждается, жители Аутбека выползают из своих жилищ подобно пустынным хищникам. Ночью начинается самое интересное — охота. Мако, как и все здесь, имеет несколько лиц — для работы и для «охоты». Она тут у всех разная: кто-то снует по пыльным переулкам в поисках закладок, кто-то грабит, кто-то не церемонится и дерётся. Здесь у каждого первого полно причин для хорошей драки. Но Мако, как самый законопослушный наемник, какого только знала эта дыра, просто так кулаками не чешет — только за круглую сумму. Он выходит по ночам и не для расслабляющей прогулки — не получится при всем желании. — Ну как ты, хэм? — встречает его охранник. — День на день не приходится, — отвечает Рутледж, протягивая ему пятнадцать баксов. — Не кисни, пойди выпей. В Аутбэке не заводят друзей, но когда ты имеешь дело с клубами — это получается само собой. Хочешь или нет, со временем у тебя появляются собутыльники, и их лица ты запоминаешь лучше, чем имена. Это — его личная ночная рутина, его «охота». Он считает это лучшим исходом для себя, вдовца, убивающего за деньги. В этот раз он не планирует на вечер ничего особенного — обыкновенный безлимит разбавленного пойла, чтобы расслабить нервы и проспать до полудня. С его крупным телосложением трудно оставаться незаметным, но Мако знал, сколько нужно просидеть на одном месте, не двигаясь, чтобы про тебя забыли даже самые любопытные. Это, конечно, не распространялось на местных «ночных бабочек». Тут они жестокие и прожорливые, готовые обглодать тебя за десятку. Рутледж молча жалеет их за отсутствие самоуважения — впрочем, в таком жестоком мире, как этот, иначе быть не может. …Он допивает третью полулитровую пинту, сканируя глазами помещение. Он никого не ищет — просто хочет удостовериться, что на него никто зубы не точит. У него нет настроения драться. Но вместо угрозы Мако ловит на себе голодный взгляд. Он скользит по его спине, даже когда Рутледж отворачивается. В голове шумит от громкой музыки, и он ненароком вспоминает внешность этого парня. Не проходит и тридцати секунд, как это же лицо появляется еще раз, справа от него. Он светит улыбкой, украшенной золотым вставным зубом. Его клыки будто подточены. Рутледж знает, что его пристальное внимание скроет маска, но то, как незнакомец на него смотрит, подсказывает, что он смотрит не на маску, а прямо ему в лицо. Это напрягает. — Чем занят, большой мальчик? — смеется он. Есть что-то в его голосе, что заставляет Мако потянуться к стакану. Он недостаточно пьян для этого дерьма. Мако не отвечает, продолжая искоса разглядывать парнишку. Он высокий, но худощав для атлета, даже до здорового человека недобирает. Подтянутый торс ничем не прикрыт — здесь это обычный дресс-код, но почему-то именно его сгоревшие плечи и щеки, покрытые беспорядочным роем веснушек выглядят особенно привлекательно. — Смотри, не пролей, — науськивает он, словно стремясь заглянуть Мако в рот. Это раздражает. — Не интересно, — пробасил Рутледж, и тут же услышал вслед восхищенный вздох. — Сколько тысячелетий ты куришь? Еб твою, папуль, да у тебя голос самого бога! — его собственный высокий, скрипящий голос скакал, как и сам парень — извивался, будто змея. «Вот же присосался, » думал Мако, все меньше веря в собственную злобу. В конце-концов он уже выпил, расслабился: во всей ситуации больше всего его раздражало то, как просто и быстро неизвестный парнишка захватил его внимание. Далеко не у всех это выходит — не всем Мако поддается. — Прости, малой, но я на нуле, — прохрипел Мако, обнажая свои клыки. Он справедливо ожидал, что привлекательный незнакомец перестанет улыбаться, уйдет, и, возможно, громко пошлёт его на весь бар, но вместо этого белобрысый захихикал. От его голоса ком встал в горле. — Плохо врёшь, кабанчик! — одно резкое движение — и в тонких пальцах пацана появилась смятая двадцатка. Рутледж удивился — он не помнил, чтобы брал с собой лишние деньги. Но паренёк, очевидно, достал купюру у него из кармана, значит это удачная случайность? — Ну, долго ещё будешь пялиться? — парень не планировал возвращать украденное. Он. использовал их, как приманку, обращая обстоятельства против Мако. — Засранец… — прорычал наёмник, чувствуя, как лицо теплеет от его надрывного, почти безумного смеха. Это далеко не первый раз, когда он снимает кого-то. Грязная благотворительность — вот, что это такое. Покупаешь время, уверяешь себя, что делаешь хорошее дело, помогаешь выжить или типо того — но все твои деньги на деле кормят корпорации и наркоторговлю. И ты уже по уши в грязи. Но сейчас все иначе. По-особенному. Мальчишка сразу называет ему свое имя, Джейми, и тащит прочь из бара, за угол, в секретный уголок, из которого он выполз. На его лице столько воодушевления, будто он приглашает Мако к себе в гости. Внутри было ещё люднее и громче, чем на блошином рынке, а вот «товара» было предостаточно. Эти молодые парни сами пришли сюда — за легкими деньгами, за неспособностью выжить или прибиться к какой-нибудь шайке. По ушам набатом бьет музыка — надоедливая и слишком новомодная для Мако. А вот Джейми всё устраивает. Он — часть этого мира. К моменту, когда они добрались до условно отдельной комнаты, мозг Рутледжа уже размяк. Им все больше овладевал первобытный голод, который он прятал глубоко внутри даже на работе. Если взвесить все за и против, такой подход был слишком гуманный для экосферы Аутбэка, слишком иноземный и чужой, даже несправедливый. Настроение сегодняшнего вечера сулило ему хороший шанс ненадолго освободиться от тесных оков благорассудства. Джейми способствовал этому раскрепощению на все сто процентов. Он светился от желания, с чем Мако впервые сталкивался. Что же, всё бывает в первый раз. Паренёк с жадностью впился в его шею, как пиявка, и принялся терзать грубую кожу. Он действовал быстро, с завидным энтузиазмом, руки Рутледжа за ним не поспевали; но Джейми удалось зажечь в нём пламя, и теперь Мако не отставал, но поспевал. — У тебя совсем нет чувства такта, малец, — выдыхает Мако на улыбке, стёкла маски медленно запотевают. Силуэт наглого мальчишки становится лишь отчётливей. — Да ну? Тогда, полагаю, я заслуживаю наказание? — сладко пропевает Джейми, и у Мако по спине пробегает табун мурашек. — Ты чертовски прав. Мако заплатил за это из своего кармана, но он уж точно не платил за финты, который этот паренёк выделывал. Не было до конца понятно, кто здесь хищник, ведь это Джейми, кто плетёт вокруг него паутину, соблазняет и уводит на дно, прямо к животному началу. Он будит в нём болезненный голод с наглейшей улыбкой на лице. Рутледж ощущает себя загнанным в ловушку. В подобных случаях он обычно достает свой крюк, но прерывать устроенное для него шоу он не станет ни при каких обстоятельствах, даже если при этом чувствует себя жертвой. Парень гнётся, как дикий кот, скалится, обнажая отбеленные зубы. Такие мальчики, как он, обязаны следить за собой, но, кажется, этот кадр процедурами пренебрегает — он замечательно захватывает внимание одной харизмой. Оказывается, он расцелован адским солнцем с головы до пят. Безумные, светлые глаза прожигают дыру в тяжелой, кожаной маске. Джейми ползёт навстречу, извивается змеёй, приближаясь к Мако, пока тот запоминает каждую секунду. Он впитывает всё, что происходит, и осторожно, будто боясь спугнуть, возвращает контроль в свои руки. Ему нравится, как этот парнишка работает. Что языком, что зубами — Джейми будто читает его мысли и подстраивается под любые его прихоти. «Они должны быть телепатами, — думает Мако, — иначе им не заработать». Но вернуться на землю не выходит, он всё больше отдаляется от неё. Стены кружатся от хрипа, от влажного, горячего плена, в который он захвачен, а тело парализует неземное удовольствие. Не помня себя Рутледж рывком подаётся навстречу, и Джейми покорно расслабляет горло. В маске становится душно, и, когда та оказывается на полу, Мако слышит приглушенный, громкий стон. Он уверен, не будь у мальчишки во рту его член, он бы осыпал его пустыми комплиментами, которые он так ненавидит.... опасливо отпустив светлые, редкие локоны, он слышит надрывный кашель, а затем хриплый смех. — Ну у тебя и шрамище! Тогда Рутледж окончательно сдаётся. Всё-таки этот мальчишка — это нечто. Он не похож на своих друзей-прихвостней, готовых расхвалить тебя за деньги. Он, скорее, похож на змея-искусителя из ада. Руки Мако чешутся, а Джейми только подставляется под них — он не знает, как этими же руками Рутледж в лучшем случае рассекал недоброжелателям лица, а в худшем — лишал жизни. Его пьянит покладистость загадочно-открытого Джейми, ему удивительно его слепое доверие и искреннее восхищение. Пацан лепечет что-то совсем невразумительное, когда Мако впивается в его усыпанное веснушками худое плечо клыками и протыкает ими прозрачную кожу. Джейми не фарфоровый, но Мако будто слышит, как лязгают и хрустят его кости. Он как недоработанный, проржавевший механизм, двинутый на похоти. Мако не может понять, почему страшно ему, но не Джейми. Он разработан и подготовлен, внутри узко до головокружения, но подсознательно Рутледж всё равно боится его поранить. Громкие, полные извращенного удовольствия стоны наполняют комнату, перерастают в вопли, и, наконец-то, по спине розовыми змеями бегут свежие следы от коротко постриженных ногтей. Джейми царапает массивную шею Мако, и в воздухе повисает такой знакомый запах железа. Джейми ловит моментные вздохи Рутледжа своими губами. Мако никогда не целуется с продажными девочками и мальчиками, но этот случай особенный. Слишком особенный, чтобы упустить возможность почувствовать на своих губах его широкую улыбку. Джейми вопит и выгибается, Мако льнёт к нему навстречу: всё взрывается и оседает по полу слоем пепла. Мако не очистился — в его жизнь будто добавили ещё одну строфу, с которой он ещё нескоро распрощается. От этого, смотря на запыхавшегося, улыбающегося Джейми, он мрачнеет. Сердцу не прикажешь, оно уже не раз за вечер совершает предательский кульбит, но он знает, насколько чувства бывают обманчивы. Он отгоняет розовые наваждения прочь, напяливает маску и поправляет растрепавшиеся, седые волосы. Мальчишка, завернувшись в грязные простыни, внимательно наблюдает за ним. — Ты неплох, кабанчик, — говорит он, и снова нервно смеётся. Его смех уже почти не надоедает Мако — будто это имеет смысл в долгосрочной перспективе. Списывая свою неловкость и набросившееся зверем разочарование на алкоголь, он нехотя плетется к двери. Теперь всё кажется неправильным. Будто он кого-то бросает. — И, это, будь поаккуратней там, в коридоре, — ещё раз заговаривает Джейми, и теперь его голос практически неузнаваем, настолько мягкое у него звучание. — Нам не разрешают водить гостей в личные комнаты, так что… Нельзя, чтобы тебя увидели. — Вот оно как… — Мако еще раз дёргает. Его пригласили в свой дом. Где так вообще делается? Гнева нет, только грусть и растерянность. — Что же, я умею быть незаметным. — Не сомневаюсь. — Джейми снова смеётся, снова озаряет мрачную комнату лучами солнца. И это тоже чертовски неправильно. Где-то этот мальчишка его обыграл. Мако выходит из комнаты в пустой, душный коридор растерянным. Пытаясь успокоить то, что он расценил как паранойю, он полез в карман. …Спускался по лестнице Мако уже с улыбкой, а на улицу выбрался и вовсе — чуть не смеясь. Двадцатка при нём, а на ней уродливо накарябан номер телефона и короткое «Позвони!». Его бессовестно обыграли, и никогда ранее Рутледж так не радовался проигрышу.