Glastonbury Fog

Первым делом спросонья Дэймон шарит рукой под кроватью. По полу разбросаны десятки пустых банок из-под пива, но хотя бы в одной наверняка должно было что-то остаться. Ему хочется развернуться на другой бок, чтобы дотянуться до руки Лиама и силой отжать у него сигарету. Правда же, сколько можно курить, в трейлере уже дышать нечем. Но он не сможет. Он устал, тело болит и всё тяжелое, его придавливает к грязным простыням, да и кто он вообще такой, чтобы этому состоянию сопротивляться. Он вообще ни на что не реагирует, знает, что Лиама это бесит. Фестиваль подходил к концу. Если раньше по вечерам гости собирались в маленькие группки по всей площади, то теперь же они все дружно кучковались в самом центре, очевидно, чтобы отпраздновать последнюю ночь. В такой обстановке проникнуть на территорию своего «заклятого врага» до смешного просто. Дэймон признает, что в темноте этот трейлер выглядел гораздо лучше. Пол, усыпанный смятыми пластиковыми банками, мятая одежда на полу, пустая, картонная коробка из-под пива, которую он сам и принес, разломанная на две части, вероятно, приготовленная к выбросу. Албарн понятия не имел, чем мог заниматься Лиам, пока он спал. Галлахер, как нахохлившийся воробей, сидел на краю постели и слишком аккуратно сбрасывал пепел в пластиковый стаканчик вместо пепельницы. Ночью он был совсем другим. Если бы Дэймон не ловил кайф от адреналина и эмоциональных «Американских Горок», то, возможно, им бы так и не удалось сойтись. Сигаретный дым заставлял глаза слезиться. Он перевернулся на живот и зажмурился. Анальгин не помешал бы, а табачный дым лишает последней надежды на облегчение боли и стука крови в висках. Албарн позволял событиям управлять его жизнью, как тем будет угодно, ведь редко когда он сталкивался хоть с какими-то последствиями. Головная боль была одним из тех видов последствий, который стал рутинным. Может, он и сожалел о том, что всё-таки решился вчера прийти сюда, в этот пропахший Империал трейлер. Возможно это была плохая идея. Но пока ни одна живая душа вне этого трейлера ничего не заподозрила — все под контролем. Становилось душно. Дэймон замычал, как только по спине знакомым образом поползли сухие ладони. Ну, хотя бы Лиам перестал курить. Албарн издал неясный звук, указывая им на свою усталость, хоть это и было бесполезно; Галлахер никогда не слушал, он просто делал что хотел, пока не выдохнется. Тело Албарна быстро сдалось перед настойчивыми прикосновениями, проникнутыми нуждой, снова задрожало, его пробил жар. Это удовольствие граничило с изнеможением, но сонливость медленно снимало по мере того, как им овладевали низменные желания.  — Мм-м. — Отрицательный жест. — Брось. — Иди нахуй, голова раскалывается. — Скоро ты забудешь про эту боль, — все настаивал Лиам. Разумеется ему всё равно. Они достаточно близки, чтобы требовать друг от друга что угодно, но недостаточно, чтобы проявлять заботу. Иногда — только иногда, очень редко и осторожно — Дэймон позволял себе задуматься над тем, думал ли когда-нибудь Лиам о нем в том самом, тривиальном стиле. Ждет ли он новой встречи, или относится к ним так же безответственно, как Деймон? Получается ли у него держать все в тайне, или благодаря его ядовитому характеру об этом знает уже вся группа? Дэймон не винит себя за эти мысли и не стыдится их — он жалеет, что вообще тратит на это время и отвлекается. Ведь все ответы перед ним — чего же еще он хочет? Поддаваясь ритму, он выгнулся навстречу руке, чуть приподнимая нижнюю часть своего тела с матраса. Галлахер оценил его отзывчивость по достоинству, вознаграждая новой серией беспокойных, быстрых поцелуев в шею. Албарн иногда (довольно редко) хочет попросить его быть помедленнее, ведь так ему будет гораздо приятней, но, как уже было сказано ранее, он только думает об этом, и, черт возьми, лучше бы вовсе перестал. Он не смеет просить о большем, ведь это неправильно. Один шаг — и несистемные встречи с их несистемным послевкусием, впечатлениями и мыслями вклинятся в его относительно размеренную жизнь и погубят все, что ему дорого — иллюзии покоя, успеха и стабильности. Да, со стороны звучит, как сущий кошмар, но он не смеет его останавливать. У этого будет конец, будут долгие перерывы, он обязательно вернется к своему размеренному одиночеству. Главное помалкивай, и ничего не изменится. Становится жарко. Дэймон находит силы перевернуть их, так, чтобы он оказался сверху. Лиам выдает свою фирменную улыбку и тянется за сигаретами. Дэймон вовремя перехватывает его руку, головная боль не отступает. — Брось, — повторяет он интонацией Галлахера, — ты и без этого дерьма тот еще бунтарь. Лиам выглядит удивленным его словами, замирает и неловко усмехается, наблюдая, как Дэймон пытается скрыть свое собственное смущение, пока расстегивает тому Джинсы. — Ты где так сладко стелить научился, бимбо? — Лиам хватает его за руки и тянет на себя, но Дэймон упирается. — Охренеть. Это самая слащавая хуйня, какую я вообще когда-либо слышал! — Ладно, крутой парень, — Албарн предпочитает не отвечать на его провокации, но иногда это просто невозможно, — я думал, ты умеешь отличать иронию от комплиментов. — В каждой шутке есть доля правды, — довольно констатирует Галлахер. — Спасибо, намек был понят. Он не прикасается к сигаретам, но иногда посматривает на них, например, когда Дэймон опускается на его член и тот входит в него под идеальным углом. Замечая, что Лиам не смотрит на него, Албарн решает дать волю рвущемуся наружу голосу. И Галлахер больше не сводит с него глаз. Очень скоро они оба впадают в то состояние, из которого выбраться поможет только разрядка. Дрожь не прекратится, пока они не доведут друг друга до пика. Все внимание Лиама направлено на идеальное тело, возвышающееся над ним, а ещё на глаза небесно-голубого цвета. Кажется, будто они светятся в полумраке. Он пытается впитать одним беспокойным взглядом все это и практически не моргает. Кровь стучит в висках. В такие моменты тяжело держать все мысли под контролем. — Ты охуенный, господи, какой же ты охуенный, — слова рвутся наружу одним, сплошным потоком, Лиам краснеет из-за этих слов и лишь надеется, что Дэймон не будет потом его за это подъебывать. Хотя он уверен практически на все сто процентов, что уже спустя двадцать минут после завершения Албарн ускользнет за дверь. Шутки будут отложены на пару-тройку месяцев — это уже лучше. Он успеет придумать, что ему ответить. Дэймон отвечает своим штатным "закрой рот, Галлахер", ведь не терпит, когда его отвлекают от удовольствия. Он за него держится, будто в этом низменном, пошлом удовольствии состоит смысл его жизни. После этого короткого обмена любезностями их хватает только на то, чтобы застонать одинаково громко, в одно и то же время и, кажется, даже интонационно совпасть друг с другом. Типичные поползновения шершавых ладоней по его телу продолжились. Лиам проделывал это вслепую — зачастил закрывать глаза перед наступлением оргазма. Так лучше чувствуется, и, с его слов, можно даже увидеть «взрывы фейерверков». Дэймон кивал и смеялся, когда слышал это, а сейчас пользовался возможностью пялиться на него за минуту перед тем, как кончить. Всегда хотел так сделать. И зрелище это было лучше всяких фейерверков. За удовлетворением обычно следовала спешка. Дэймон мог ругаться себе под нос, когда застежка на куртке застревала, мог обвинять в своей задержке Лиама или еще что-нибудь, но именно в этот раз он собирался медленно и неторопливо. Он о чем-то напряженно думал. Лиам с нескрываемым любопытством наблюдал за ним, пытался высмотреть ответ на свой вопрос. В конце-концов, терпение не может быть вечным, а у него лично его вообще не водится. — Может, лицо попроще сделаешь? — раздраженно бросает фронтмен. Дэймон бросает ему в ответ недобрый взгляд. — Детка, это не предъява. Ну, почти. — Чего ты доебался? — Ты говори, если я что не так сделал. Или в башке все еще трещит? — Нет, прошла… — признается Дэймон и тут же жалеет об этом. — А я говорил. — Снова фирменная улыбка. Дэймон не отвечает — Лиам еще сильнее раздражен. Албарн знает, как сильно он бесится, когда не получает того, чего хочет. Но, несмотря на все это, парень не находит в себе смелости рассказать ему обо всем. — Дэйм, черт возьми! — выкрикивает в сердцах Лиам, когда первый дергает дверную ручку. Услышав свое имя вздрагивает и оборачивается. Галлахер пытливо глядит на него. — Что у тебя, блять, на уме? И Дэймон больше не может молчать. — Когда мы увидимся снова? Вопрос застает Галлахера врасплох. Он опускает свой гребаный пытливый взгляд на свои внезапно сплетенные пальцы рук и неприлично долго думает. Будто бы он действительно перебрал в памяти свое расписание, намертво завязанное на условиях контракта… бред, правда? — Через пару месяцев, думаю, — он сказал это совершенно серьезно. И сам этому удивился. — Понял. Зазернили. — Дэймон ответил не менее растерянно. Ведь он почувствовал… радость? Полный бред. — Ну что, тогда до встречи, бимбо, — хрипло рассмеялся Лиам и устроился на кровати поудобней. Кажется, он уже попрощался с ним, — и передавай привет своим мальчикам. — Да ни за какие бабки, урод, — беззлобно усмехнулся Дэймон. — До встречи, Галлахер. На улице стоял холод, вполне нормальный для осеннего утра. Влажная трава намочила его легкие кроссовки. В голове было настолько же туманно, как и вокруг него. Возможно он принял неправильное решение. Возможно ему надо было заткнуться и держать ситуацию под своим контролем. Возможно перманентное одиночество — это правильный выбор. А еще возможно, что в чувстве, придающему его походке легкость, нет ничего плохого.