Не пугайся милый, суженый, родной, Жизнь не разлучит нас, не беги, постой! От меня не скрыться, как и от судьбы: Бог услышал с Преисподней мои мольбы. © Green Apelsin, «Труп невесты».
«Это, вроде, просто игрушка. Иначе как она вообще выжила после такого?» «Будь она живой, она бы не выдержала такого натиска со стороны Ангела». «У тебя ещё остались сомнения, почему она такая безэмоциональная? Она просто кукла». «А ты надежда Джеральда… без тебя всё валится, ты очень устаешь, а она… а её сделают заново». «Она не любит тебя. При мне она ни разу не плакала даже. Живые девчонки пальчик порежут и ревут, а эта сучка дай бог поморщилась, когда Ангел раздавил её». «Новую сделают». — Всё. Тебя ждут дома, — Сильви улыбается и касается его руки тонкими пальцами. Она хочет опуститься ниже, чтобы проскользнуть под его локтем и побежать переодеваться… — Госпожа Мария будет волноваться, если ты просто убежишь. Нам пора. (Извини! Я… я вообще зашёл случайно, Сильв!.. — ляпнул как-то раз.) — Не пора. Он… он всё делает правильно? Это же нормально? Живая девушка уже сто раз умерла бы. Её бы раздавили. Она не умерла и быстро восстановилась! Только один глаз перевязан, но даже не положили в госпиталь, значит… она не живая. Не живая же. — Чего? — вроде и вопрос задает, а смотрит без единой эмоции. Пристально. — Не шути так… ты… Не живая всё равно! Ему… больно? Еву-01, принадлежащую ему, несколько раз насквозь вспороло ангельским щупальцем, и ещё бы он не чувствовал, что ему больно и что он готов уничтожить и в щепки разнести что угодно!.. злость надо держать в себе, пока не зазудит под кожей. Да Сильви даже не поморщилась ни разу, хотя её 00 разнесло пополам, оторвало голову и обе руки… и… — Шэд! Не смешно! Может, в Еве-00 она и способна отрывать ему лапки, как мухе, и сдирать наживую кожу — правда, за ненадобностью еще этого не сделала — но вне робота она не может ничего. Хотя что она смочь собирается, если даже пнуть не пытается, а пихает ладонями в грудь, как дура? — … что ты делаешь?.. З… зачем?.. И шкурка эта белая сползает тут же. Легко. Особенно если порвать в нужных местах когтем — все равно изначально попорченное и костюм будет подготовлен новый. Главное… главное помнить: это просто кукла. Её сразу же заменят, если что. Он впивается пальцами в тёплые мягкие бёдра — она очень пушистая, нежная, но совсем тощенькая. У нее даже груди почти нет; в ямочку ладони вмещается, вздернутая торчком, только соски просвечивают. Зато у нее иглы-волосы длинные-длинные… и она маленькая. Даже на вид маленькая. … просто игрушка, у неё настоящих чувств нет. Надо держать это в голове, чтобы не вести себя, как слабак и придурок. — … пожалуйста, остановись. Я тебе… Это программа? Почему всё это время он не знал, что она просто… кто ее создал? Тоже Джеральд? Ещё раньше, чем появился сам Шэдоу? Он слышал что-то о взбесившейся Еве-00, и… лишние мысли не нужны, когда есть понимание, что перед тобой игрушка, подражание какому-то образу и не более того. Он не знает, что было в голове создателя, когда Сильви появилась на свет, но знает, что может не беспокоиться о ненастоящем. — Я доверяю тебе! Почему-то ему становится очень-очень больно, и пальцы, цепко державшие тощую девичью тушку, разжимаются сами собой. (Шэдоу, ты ублюдок. Ты… как ты вообще посмел думать, что ты имеешь на это право?) «Но ведь без тебя всё… (валится на пол, закрыв руками — палец сломанный и перевязан, а он даже не заметил — длинную узкую мордочку и всхлипнув: совсем как живая) валится, без тебя ничего не получается. А она просто есть. Ты очень устал. Она тебе девушка или кто? Она должна понимать тебя, бро!» — Я же… я же тебе… Она не должна заплакать сейчас. Ну же, зачем? Парадоксально сильно он хочет, чтобы она всё-таки оказалась куклой, потому что только с куклой он имеет право делать всё, что ему угодно. Сильви не встаёт и даже не прикрывает мест, где комбинезон был порван. Только коленки сдвигает и подбирается на месте, ерзая задом по полу — и смотрит безотрывным взглядом. По её щеке стекает капля. Первая. Шустро-шустро — и тут же теряется в пушке, покрывающем ее мордочку; а потом она склоняется и ловит на пальцы. Вторую. Крупную такую, текущую по волокну комбинезона, точно по резине. Сильви не видит собственных слёз, но ловит их в ладони. Её взгляд совершенно не меняется?.. — Почему ты меня больше не любишь? Шэдоу не остаётся ничего иного, кроме как упасть на колени напротив. Потянуть к ней руку — и почувствовать, как она тяжелеет и болит, точно выкрученная Ангелом. Он… — Прости, Сильви. … не может коснуться её. Она молчит с несколько секунд. Смотрит, роняя слезинки одну за другой, и улыбается так невыносимо натянуто, что ему хочется ударить ее, лишь бы увидеть в ней эмоцию. Сильнее этого он хочет только чтобы она улыбалась живее и смеялась искренне. Как живая девочка. Она подбирается на коленки и кладёт тонкие руки на его плечи. — Ничего, — говорит она тихо. — Главное, что я люблю тебя. «Помнишь, как ты меня спас?» «Я живу, только чтобы любить тебя. Джеральду всё равно на меня… мне нравится Лилит. Ты дитя Лилит, и ты хорошо дышишь в ее крови и лежишь, как влитой, в утробе её слепка. Ты так мало знаешь, но я… я люблю тебя, мальчик Лилит. Я тоже… немного Лилит». «Меня никто не любит. Но я… я есть, потому что я люблю? Я буду защищать тебя, мальчик, рожденный Лилит. Я сильная». … замолчи?.. Сильви… ты… — Тебя ждут дома, — она прикрывает видимый глаз. — Тебя сильно ждут? «Купишь мне ежевичную газировку?» … уйди! Маленькая пустая кукла, но… «Прости» и «Извини» застревают в глотке. Он любит её, даже если она не живая. Пилот Евы-00 может быть его маленькой любимой куколкой, правда? Которую он не станет обижать… Шэдоу прикасается носом к черному носику-кнопочке и едва ощутимо соединяется с ней губами. Губы сжигает кислота. Он не должен целовать её! Почему… — Не очень. Если я напишу Марии сообщение, я могу… Белый комбинезон идёт по шву. У нее торчат ребра и пух стоит воротником… и на лобке мягкий-мягкий. Там у неё аккуратно. — Хочешь чипсов и газировки? Он улыбается. Она кивает. У нее очень громко бьется сердце и не останавливаются слёзы. (… прости, прости, прости).***
> Меня Сильви в гости позвала. Ничего, если меня сегодня не будет? > Ничего. Ты уже взрослый, что бы там Джеральд не думал, чего я за тобой следить буду. Но телефон не разряжай, до Сильвер я никогда не дозваниваюсь!!!
Сильви надевает то, что дают. Школьная форма ей, тощенькой, совсем не идёт, но она ни разу даже не пыталась подвернуть пояс юбки, чтобы показать всем тонкие изящные ноги. Она никогда не носила каблуки, хотя была самой низенькой в классе. Сильви любит рубашки и джинсы. Рубашки — часто его. Они висят на ней до середины бедра, как короткие платьица, и… она и лифчик не носит. Надевать не на что. Она ему нравится. Хрупкая, пушистая, как игрушка… она садится к нему на коленки, когда он включает телевизор, и машинально пьет ежевичную газировку. И для нее (этоневыносимоневыносимоблять) будто ничего не произошло. Она кладет его руку на свое бедро. У нее громко бьется сердце? «Тебе вкусно, куколка?» (ТЫ ХОТЕЛ ИЗНАСИЛОВАТЬ ЕЕ? ЧУДОВИЩЕ. ТЫ ХОЧЕШЬ УБИВАТЬ АНГЕЛОВ? У ТЕБЯ ХОРОШО ВЫХОДИТ.) Какое мерзкое слово. По телевизору передача с помехами. Очередное шоу: для идиотов — громкие эмоции и любовная драма. Сильви не любит такие программы, она… он нашёл у нее кассету с детективом каким-то. Она умная и сильная девочка. Она живая? Почему она смотрит, если ей не нравится?! — Ты любишь мелодрамы? — спрашивает он, пока на зубах оседают горечь и колючая злость. LCL… у него вкус крови и запах Сильви. — Нет, — Сильви пожимает плечами. — И почему ты не сказала?.. — (ДУРА. ПУСТЫШКА. РАБЫНЯ). — Зачем? Сильви оборачивается к нему. На щеке краситель. Ежевичная газировка. — … почему ты не говоришь, когда что-то не так? Ты что, ра… — Ты злишься. Зачем мне тебя злить? Она не боится его. Почему, если он постоянно злится? Он хотел ее изнасиловать и почти сделал это. Где её страх? «Я не боюсь умереть». — Раньше ты не злился. И… ты меня спас, — Сильви не сдвигается с места. Хлебает газировку и облизывается, отведя взгляд. «Ничего страшного, что ты меня больше не любишь». «Мы с Лилит любим тебя». — Почему ты злишься на меня? … прости. — Прости, — Шэдоу сглатывает и жмурится. Почему ему… так больно? Почему?.. — Прости меня. — Но я же не злюсь, — она смотрит безотрывно и насквозь. Да ты, блять, вообще непробиваемая?!.. — Это ты зол на меня. Ты хочешь… Чтобы ты была живой! Самой обычной живой девочкой, с настоящими чувствами! Которая… правда будет его… — … ты не можешь понять мою любовь, Шэди? Выпила газировку залпом и впивается ежевичным вкусом в пасть — целует по-взрослому, жмурится ласково и… живо? Почему её взгляд… она… — Моя жизнь не имеет смысла, — говорит она, расстегивая его штаны — а он даже не может шевельнуться. — Моё тело… если ты его испортишь, «ТЕБЕ ДАДУТ ЕЩЕ ОДНУ ТАКУЮ ЖЕ». моя душа будет в новом. Рубашка слетает с её тела. Ребро… почему он не заметил её ребро?.. Кожа отекла и… вспухло… (Бедная девочка Сильви. Ты хотел потыкать своим отростком в эту бедную девочку? Её травмы наливаются кровью. Это всё ты.) Она живая. Блять. Она… — Глупый, ты чего плачешь? Тебе грустно? Его тошнит. Почему он… он… Она забирается ладонями под его рубашку и урлыкает нежно-нежно. Ведет пальцами вниз… почему ему блевотно — но к плоти подступает кровь? У нее маленькие острые грудки и зрелый пушок между ног — торчит из трусиков, что она поддевает пальцами. У нее опухло на ребре, сломан палец и поврежден глаз. Она прижимается к нему и — он хочет остановить, но… — она прижимается крепко, обнимает и опускает резко бедра. Скулит. Подрагивает. «Теперь мы одно целое, Шэдоу. Теперь ты полюбишь меня назад?» У нее… у нее кровь? Бедная, бедная, бедная Сильви; она плачет, но на ее лице пустая навязанная улыбка, и… «Ты можешь сделать что угодно. Моя душа найдет новое тело». «Ты в детстве… тебе покупали игрушки? Я живая. Мягкая. Как плюшевая. Внутри кости болят только… но я люблю тебя. У всех кукол есть косточки! Как у Евангелионов…» «СДЕЛАЙ СО МНОЙ ВСЁ, ЧТОБЫ ТЫ ОПЯТЬ ЛЮБИЛ МЕНЯ». На телевизоре шоу-мелодрама с помехами. Совсем скоро будет белый шум. Шэдоу хочет блевануть от себя самого. Она скулит, как побитая собака, когда он валит её спиной на диван и… она пытается найти его руку. Белый шум начинается. Она хватает ртом воздух, чуть давят на живот натянутые на ее бедрах приспущенные трусики. «Почему тебе это нравится?» Ебучее чудовище.***
Лелиил. Двенадцатый. Ева-01 приходит в действие. Идёт подготовка к катапультированию, провод питания полностью исправен. Синхронизация пилота с Евой составляет более 50%. — Что с Евой-00 и её пилотом? — Она пока что в резерве… понимаешь, мы не учли часть её травм. Она же ничего не скажет и виду не подаст даже! Но со стороны врачей это просто ужасная халатность: как можно было не заметить сломанное ребро?! Ева-00 восстановлена и работает, но Сильвер… — Я справлюсь сам, госпожа Роботник! — Я уверена, у тебя получится. Вперёд! Лелиил выглядит как парящая в воздухе сфера, что отбрасывает на земную поверхность глубокую и густую, точно океан, тень. Этот Ангел… неужели его ядро невозможно достать, стреляя в основное тело? Нужно попасть в его тень, — думает Шэдоу, всеми фибрами души боящийся попасть в пространство, названное госпожой Роботник Морем Дирака. Шэдоу хочется отступить. Более того — Шэдоу едва ли не приказано временно отступать, пока ему на подмогу не вышлют Еву-00. Он не может жертвовать Евой-00. Он не может позволить ей снова его защитить! Разве то, что он единожды уже спас её, не означает, что он может совершать это снова и снова, пока чувство вины не высохнет на шкуре, не оставит соляные колючие наросты; да пока те, во имя Сиил, не отвалятся, отсыхая, с шерсти — он должен защищать её. «Почему вы каждый раз отправляете её на подмогу?» «Одна раненая Сильви стоит с десяток таких никчёмных пилотов, как я. Ну, может быть, не никчёмных, но лучших вроде неё… её Ева — самая нестабильная; может, оттого, что я не знаю, что внутри самой Сильви. Она все равно сильная. Я самый жалкий ублюдок на свете, если я не смогу убить Двенадцатого Ангела сам!» Шэдоу сглатывает в вязком LCL, медленно моргает — и к бронированным лапам Евы-01 подступает бесконечно тихая и глубокая тень. Море Дирака поглощает Токио-3. Почему бы Морю Дирака не наесться целым Евангелионом? «Глупый-глупый детёныш Лилит. Зачем ты жертвуешь собой? Ты один. Меня много. Почему ты не хочешь, чтобы я умерла?» Потому что он сделал с девочкой худшее, что мог. Он даже не остановился. Он не остановился, чувствуя, как над сломанным ребром наливается кровью, он не остановился, когда увидел ее сломанный палец… он… «Ничего страшного. Меня много. Ты можешь сделать что угодно с этим телом, и я приду назад в другом… глупый, глупый, глупый детёныш Лилит!» — Шэдоу. Ты должен перевести Еву-01 в аварийный режим. В аварийном режиме ты продержишься около шестнадцати часов… пожалуйста, только не паникуй. Держись. «Но я люблю тебя. Это главное. У меня есть смысл существовать, потому что я люблю тебя». … Сильви. Сильви здесь? Почему он слышит не только руководящих операцией, но и её? Он слышит Сильви в своей голове. Она говорит, что любит его. Она хочет его спасти, хотя он обещал, что спасёт её сам! Только бы… только бы не началась спасательная операция. Довольно скоро Шэдоу думает о том, что в его случае сотрудники Nerv должны пренебречь состоянием пилота. Только успокаивает его это лишь до момента следующего осознания: В следующем осознании, где он умирает, отбрасывая грехи, Сильви остается одна. Если только не появится новый пилот. Откуда ему знать, может ли быть новый пилот? Если его Ева будет разрушена, новому пилоту будет некуда сесть. Впрочем, он слышал что-то о разработке Евы-02. Но откуда ему знать, что это правда? Бедная Сильви. Бедная, бедная игрушка, сотворенная из плоти и крови: если его не будет, раненая она будет бороться с Ангелами, и один из них на этот раз жестоко, жестоко убьёт её тело; ей будет больно, но она не покажет боли. Впрочем, если он будет, рано или поздно убьёт ее он. Даже того не желая.***
Сколько прошло времени? Шэдоу не знает, как долго Ева-01 находится в режиме поддержки жизнеобеспечения, безжизненная и ни на что, ни на что в этом вакууме не способная. О чем говорят там, в штабе Nerv сейчас, когда связь была окончательно утеряна? Наверное… «Сейчас думать о состоянии пилота недопустимо! Ангел медленно поглощает Токио-3, о Шэдоу и Еве-01 не может идти речи!» Шэдоу сжимает рукоятки. Закрывает глаза. Может ли он сам узнать нынешний уровень синхронизации?.. «Но Ева-01 особенная». Поэтому ли Сильви в этих странных видениях зовёт его детёнышем Лилит? «Ева-01 особенная». Он ни разу об этом ранее не думал. Он только бросался в бой, когда совсем прижимало, или визжал в панике, как чокнутый, когда ситуация выходила из-под контроля… а Сильви… Каким по счету был тот Ангел, что едва ли не раздавил ее сияющими щупальцами? Но она борется! Она… «Что же ты, дитя Лилит?» Он чувствует на себе её руки и взгляд. Бесспорно… бесспорно, это она. LCL на вкус как кровь и пахнет её телом. Мятно-ореховый шампунь для длинной шерсти. Кровь. Её кровь. Это так мерзко и так хорошо. Он хочет обнимать её и он хочет соединиться с ней душами… может ли он быть частью Сильви? Он хочет. Сильви всегда знает, что делать. Он — нет. «Госпожа Роботник сказала, что ты справишься». Это она. Прекрасная девочка с длинными височно-затылочными иглами, в своей мягкости превратившимися в густые волосы. Они окутывают тощее раненое тело… она его не касается, хотя он так хочет её обнимать. Не касается. Хихикает режущим слух глухим смехом. Большой рапсовый глаз. Веснушки. Такая… «Я люблю тебя, поэтому я не хочу, чтобы ты умер». … куколка?.. «Я рада, что ты меня не любишь. Ты не будешь за меня бояться». Но он любит её! Он… да, он чудовище и моральный урод, но он её любит! Он хочет её спасти… он… её не должны отправить, пока она ранена! (Что несёт эта дура?) «Хочешь сказать, любишь?» Нимфа, способная вплести его ладони в своё мягкое, как масло, тело. «Ты любишь живую девочку или маленькую игрушку?» Шэдоу любит её любой. Почему она ничего не понимает?! Она даже не пытается ничего понять, почему она… «А что из этого истина — кукла или живая девочка? Что я такое, дитя Лилит? Может, я всё сразу?» Она улыбается ему. Нежные ладони гладят по спине, а белое лёгкое тело, точно вылепленное из парафина, жмётся к нему, едва не проходя насквозь; ему быть здесь с ней хорошо и больно. «Я не хочу, чтобы ты умер». И скользят руки — тоже как по парафину. Куда она? Куда она?! Когда как она сказала, что любит его, она выскальзывает из его объятий; быть может, уронила слезу… Сильви… Сильви, что ты делаешь? Ты снова спасаешь этого конченного мудака, воспользовавшегося тобой? «Ты хочешь умереть?» LCL щиплет лёгкие. Эта кровь… такая же, как из чрева её? Она пахнет железом. Отказала система очистки. Он… да, он хочет умереть. «Это правда?» Нет, нет, он не хочет смерти. Он хочет, чтобы вина растворилась в первичном бульоне, породившем мир. Он не хочет вины перед ней. Он хочет, чтобы она любила его по-другому. Не как рабыня, которая она сейчас есть, а как живая девочка! «Встань. Разорви кожу ангела». (… если любишь её). … как посмотреть уровень синхронизации с Евой-01? Почему её системы… он… Шэдоу готов разорвать эту тварь на части; он порвет А.Т поле и гадкую кожу, растекшуюся по сфере, псевдотелу Лелиила, черно-белыми разводами! Потому что она сказала это сделать. Потому что он должен сделать это, если любит её! > Связь со штабом Nerv восстановлена. Уровень синхронизации: более 200%. Что бы он ни делал и кем бы ни был, он готов принести ей окровавленное ядро Лелиила. «Молодец, Шэди».***
— Я рада, что с тобой всё хорошо, — Сильви, на этот раз ещё более равнодушная к своей наготе, переодевается перед ним. Из-за травмированного ребра ей это даётся немного сложно, но она отмахивается, когда он тянется ей помочь. — Ты молодец, Шэди. Он? — Но это ты спасла меня. Если бы не ты, я бы там и… Сильви посмеивается, перебивая его: — Я? Я не помогала тебе. То нежное и лёгкое, как парафин, тело, в котором тонули его ладони. Это точно была она. — Меня держали поблизости на случай, если всё окажется совсем плохо. Но, может, они бы задействовали псевдопилот. — Псевдопилот? — Шэдоу аккуратно складывает снятый комбинезон. Не самый чистый, но, по крайней мере, не поврежденный. — Информационную копию моей нервной системы. Госпожа Мария так, по крайней мере, передала… Он ничего не слышал ни о каких псевдопилотах. Неужели то, что она описала, способно полностью заместить живого?.. Почему тогда их всех не отпустят, если такая программа уже есть?! Тогда они бы с Сильви были счастливы! — А, точно. Тебя же не было на… кхм, снятии слепка? Не знаю, как сказать. Сильви школьная форма совершенно не идёт, потому что то, как именно она её носит — полнейшная катастрофа. Может, ей просто не её размер был выдан? Она бы не стала заявлять об этой ошибке, потому что она просто делает всё, что скажут делать. Даже если ей скажут пожертвовать собой, у неё не найдётся никаких аргументов против. «Будь она живой, она бы не выдержала такого натиска со стороны Ангела». Ничего особенного не происходит, но у Шэдоу, кажется, вот-вот разболится голова. Сильно разболится. — Евангелионы не предназначены для любого пилота, — Сильви усаживается на скамейку. — Но если Nerv удастся разработать псевдопилот, превосходящий живого по параметрам, необходимость в нас отпадёт. — То есть, мы станем… Обычными учениками старшей школы? Обычными морфами? Кем-то, кому больше не придётся ставить на кон свои жизни просто потому, что всё — судя по словам Сильви — решили за них, еще задолго до того, как они сами смогли бы принять решение?.. Сильви поднимает на него по-прежнему пустой взгляд. И улыбка до сих пор совсем неживая. Она ведь тоже разработка Джеральда Роботника. Не обычный морф… такая же Ева, как все остальные, просто выглядит, как маленькая хрупкая девушка, а на деле в ней нет ни-че-го. Шэдоу начинает путаться во всём этом дерьме; всё, что он хочет — знать, что она такое. И, желательно, что такое Евангелионы. И почему разработка псевдопилотов началась только сейчас. — Тебе не стоит на это надеяться, — продолжает улыбаться Сильви. Голос — почти без тональности. — У них всё выходит раза, дай бог, с двадцатого. Первая версия псевдопилота для бракованной Евы, — и усмехается (как живая… немного как живая). И правда. Какая глупость. К тому времени, к которому очередное новшество сможет нормально функционировать, Ангелы закончатся. Хотя после Лелиила ему кажется, что люди кончатся быстрее, чем Ангелы. Почему этих чудовищ вообще называют Ангелами?.. Только из-за распятия, образуемого ими в воздухе во время взрыва? Ангел сейчас перед ним. Шэдоу ещё не определился, библейский или тот, что вобрал в себя аспект чудовищности сполна. (Хотя кому бы здесь, Шэди, говорить про чудовищ, если тебя до сих пор от вчерашнего события блевать тянет.) — Не переживай ты так, — говорит Сильви, укладывая тонкую ладонь на его плечо. — Думаю, я быстро восстановлюсь и смогу прикрыть тебя… Она опять за своё?! Он ведь совсем недавно доказал ей, что любит! По крайней мере, он пытался… он выбрался из ситуации, в которой кто угодно другой загнулся, просто из соображений любви к ней! Шэдоу хочет схватить ее за руку — ту, где сломан палец — и резко, чтоб поскользнулась и плюхнулась, потянуть на себя, но вместо этого жмурится и приглаживает её ладонь. — Я не хочу, чтобы ты рисковала собой из-за меня. Пожалуйста, не ну… — Прекрати, — она осторожно — будто не боли боится, а того, что он на это скажет — вытягивает руку из-под его касания. Смотрит. — Без меня ты не справляешься. … но она что-то чувствует? Она выразила какое-то чувство сейчас, верно? — А если и справляешься, то на грани смерти. Ты не можешь биться без меня. Но не перегибает ли она палку? У него есть ответ, даже если ей он не понравится. Особенно, если он ей не понравится — выразит ли недовольство на этот раз? Шэдоу не даёт ей уйти, ухватив её хрупкие светлые плечи. — И что бы вы делали с Лелиилом, если бы не я?! Сильвер отводит взгляд. — Ты сам говорил, что я тебе помогла. Что я спасла тебя. Она вздыхает. — Я не понимаю тебя, Шэди. Что ты хочешь? Неужели раздевалка теперь — место для слёз? Она не контролирует слёзы, но ее лицо остается совершенно таким же. Никаким. Но дорожка на щеке влажная. Он хочет… что он хочет? — Если ты скажешь, где я ошибаюсь, я исправлюсь, — Сильвер сжимает кулаки. Тонкие пальцы дрожат. — Но ты не говоришь. Ты что-то делаешь, только когда злишься. Вы с Евой-01 становитесь неконтролируемыми и делаете ошибки, а потом, — (она шумно сшлатывает), — становитесь инертными до следующей злости. … блять. — Я не Ангел. Я не хочу убить или съесть тебя, — добавляет она, не спросив о нём вновь, и утыкается лбом в его грудь. Всхлипывает. Кладет ладони на его плечи в ответ. «Почему ты вдруг изменился? Я люблю тебя, хотя ты меня не любишь. Почему этого недостаточно?» — Я хочу узнать правду. Он устал. Он готов к правде. Любой ответ лучше, чем его отсутствие. — Ты настоящая или просто… пустышка? Говори как есть. Сильви посмеивается: — Кто и что тебе сказал? С чего ты… вообще решил это спросить? Шэдоу хочет поднять ее лицо, обратить её взгляд к себе, словно это позволит отличить ему правду от лжи. Руки остаются лежать там же, где лежали: если он её любит, он не должен заставлять её хоть что-то делать. А что может сказать вечно пустой взгляд — вопрос риторический. — Неважно. Просто ответь. Слишком сложно вместо ножей дарить объятия. Особенно после того, как чуть не умер и до сих пор не можешь понять, правильно ли сделал, что выжил. Чувство вины никуда не девается: в зависимости от ответа он проживёт или его же усиленную форму, или отчаяние, порождённое бессмысленностью собственной любви. Хуже лишь осознание того, кто всё это начал. Сильви прижимается теперь щекой. Она младше него на год и ростом ему по плечо. Почему он вообще об этом сейчас думает?.. Какая… какая разница, какое отношение это имеет к его желанию узнать если не истину, то хотя бы правду?.. — То, что ответ может не понравиться тебе, тебя не останавливает, да? (Да говори же уже ты! Почему тебе не похуй, понравится ему ответ или нет?! Ты совсем… ты… если ты не боишься смерти, то чего ты боишься? Страх ли это вообще? Бля-я-ять). — Говори. (Закончи это хоть как-нибудь!) Сильви поднимает на него взгляд. — Я сама не знаю. Могу ли я назвать то, что испытываю, чувствами? Может быть. Первичными, как у собаки… или я их просто не понимаю. Я люблю тебя, потому что я хочу тебя защищать и видеть тебя счастливым, но я не могу понять, что чувствуешь ты, когда меня любишь. Я как-то могу это определить, но всё равно ничего об этом не знаю. «Нужен ли тебе такой ответ?» «Ты будешь злиться?» «Я не понимаю причинно-следственных связей. Ты злишься после каких-то моих действий? Ты просто злишься? Я ошиблась или ты?» «Я не хочу расстраивать и злить. Я хочу быть приятной для тебя». «Если ты не злишься на меня — это любовь?» «Как ты любишь?» — У меня много-много генетических копий. Ты ничего не заметишь, если я умру, тут же заменят... Но я не знаю, чувствую ли я что-то так, как ты. Сквозь шерсть её слёзы достигают шкуры — он чувствует лёгкий холодок на груди; он испаряется так же быстро, как очередная крупная капля падает вновь. Почему то, что едва ли способно чувствовать так же сложно, как он, льёт такие тяжелые и горькие слёзы, даже не понимая их причины? «Ты хотел получить живую девочку?» (Нет. Ты был бы виноват перед живой девочкой, ведь ты пренебрёг её чувствами из-за слов, слышимых тобой со стороны). «Ты хотел мягкую нежную игрушку, которая будет следовать за тобой машинально, не любя тебя по-настоящему?» (Нет. Ты хочешь, чтобы это существо искренне любило тебя. Чтобы оно говорило с тобой на равных. Как живая девочка). «Что ты хочешь?» (Живую девочку, перед которой ты не был бы виноват ни в чём. Её прощение тебе не поможет — это не лекарство). «Что ты получил?» (Собачку, которой для счастья нужна только косточка? Ты не знаешь. Тебе так её жаль. Ты не должен расплакаться сам, тебя не должно тошнить от себя самого и от того, с кем ты был всё это время, даже не попытавшись узнать истинной сути. Она была удобной. Она испуганно отвергла лишь то, что не могла понять. А потом, по-прежнему не понимая, решила тебе это отдать — потому что любит тебя. Потому что вся её жизнь — это чтобы хозяин был счастлив. Блять). Умри, — мысленно говорит Шэдоу и не знает, кому это предназначено. Ей, Джеральду или ему самому. Что он должен сделать? Что он должен сейчас сделать?! Она смотрит бесчувственно, пока слёзы текут по её щеке крупными каплями, и даже её дыхание почти не сбивается. Редкие всхлипы сбивают ровные вдохи и выдохи — сердце бьётся шумно и быстро, как у птички. — Если ты оставишь меня, я всё равно буду защищать тебя. Я не хочу, чтобы ты умер. Она ужасная. Отвратительная. «Мы с Лилит любим тебя». Он не хочет ничего выбирать. Но разве может эта безвольная кукла сделать выбор сама?.. Ужасно, мерзко, погано, невыносимо. Шэдоу прижимает её к себе не больно, но мягко. Он опускается на колени только для того, чтобы усадить ее напротив, объять темным крепким телом и, впервые так явственно пытаясь успокоиться, втянуть носом теплый запах ореха и мяты. Миндаль. Мята — тоже сладкая. Теплая шерстка, тонкая, как пух, густые и чуть колючие волосы на плечах. Тёплая. Ей медовые хлопья нравятся. С утра наелась их и смеялась, что в Еву не влезет — а он не знал, что ответить, кроме «обратись к врачам со своим ребром». — Я ещё люблю тебя. Извини, что я злился на тебя… ты не виновата, что о тебе говорили такое. (Не виновата. Конечно, не виновата, правда… почему именно Шэдоу? Почему он не мог никогда не встретить её? Не легче ли ей было бы никого не знать и не… любить?) Какую же он городит херню. — Скажи, что ты хочешь, чтобы я делал для тебя? Она покачивается слабо в его объятиях. Собирается сказать, и… — Сильви, я не приму ответ «просто будь жив и счастлив». Что тебе приятно, когда я делаю? Какой благородный хуй огородный. Сильви в его руках немного пушится и прикрывает видимый — не перевязанный — глаз. Ей требуется несколько секунд на мысли.***
«Мне хорошо, когда ты обнимаешь меня». Шэдоу прижимает к себе тёплое нежное тело. В комнате тихо и холодно. Телевизор он всё ещё не включил. «Мне хорошо, когда ты улыбаешься». Когда она улыбается — как всегда пусто, нарисованной будто улыбкой — он улыбается в ответ, обнажая белые клыки совсем не хищно. Веки становятся тяжелыми. Глаза щиплет. «Спасибо, что хвалишь меня». — Спасибо, что защищала меня. Я хочу защищать тебя в ответ, чтобы тебе не было больно. Что бы ни хранило её память — будь то циркулирующий в Еве-00 LCL, будь то сама Ева-00, будь то… что угодно, память её обрывчата и заплывчата, но память её существует. В памяти её нет злого умысла. Если бы он убил её, она помнила бы только то, что он обнимает и целует её. «Мне нравится, когда ты в безопасности». Он ничего не может сделать с тем, что ему тоже придётся собой жертвовать, потому что он не допустит её боли вновь — он хотя бы постарается. Это всё, что он способен для нее сделать?.. Нет, это не всё. «Мне нравится, когда ты вспоминаешь, что я не ем мясо». Она любит хрустеть сухими медовыми хлопьями. И помидоры. Её острые клычки не предназначены для мяса… было ли слухом то, что однажды, ещё до его прихода, Ева-00 разорвала и чуть не съела Ангела? Наверняка. Сильви не смогла бы быть такой жестокой. «Мне нравится ежевичная газировка, которую ты покупаешь мне». Вот, она всегда есть у неё. Баночка на журнальном столике, следы на щеках, потому что она очень часто неаккуратно пьёт или ест. Он посмеивается беззлобно, вытирая её щёку пальцем и целуя тонкую кожу, покрытую бледным пушком. Веснушки яркие-яркие. «Мне нравится, когда ты говоришь со мной». — Скажи, что ты хочешь посмотреть сегодня? «Ты можешь говорить мне что угодно. Я просто буду слушать». — Нет, даже не говори, чтобы я сам решил! Шэдоу давит из себя смех и улыбки. Он поступает совершенно правильно?.. Он не может поступить правильно. Никогда не может. Но он может провести ладонью по её плечу и внимательно смотреть на неё, ожидая, что она ответит. — Вон та кассета, верно? Сильви кивает и отводит взгляд. Шэдоу вздыхает, потому что кассета лежит пыльная, в самом углу комнаты. Он ведь даже ни разу не помог Сильви убраться в её комнате… точнее, один раз убрался — но она не поняла, зачем он это сделал. Даже не сказала «Спасибо», потому что потому что она просто не понимает этого. Всё, что любовь для неё — всё, ей озвученное. Всё, что любовь для него… — Хочешь жить со мной и госпожой Марией? Она немного неряшливая, но вне работы очень весёлая. И в кафешки часто зовёт… она тобой очень гордится, просто говорит об этом только мне… Шэдоу остался всего год до совершеннолетия и в опеке Марии, к которой его спихнули за ненадобностью его же собственной родне, не нуждается. Но Сильви… что она здесь делает совершенно одна? Читает, наполовину не понимая прочитанного, и лежит лицом в подушку? Мария добрая. Мария её не бросит.***
— Что это значит?! Ева-01… — Так точно, госпожа Роботник. Ева-01 вышла из-под контроля уже после завершения операции. — У нас есть жертвы?! — Я же сказала, что у нас один раненый. — Повтори! — Господин Джеральд Роботник серьёзно ранен. — Эмеральд, боги… Эмеральд, где… где пилот?! — Пожалуйста, успокойтесь, госпожа Роботник. Наша медицина позволяет полностью привести Джеральда в чувство… — Я спросила, где пилот. — Мы не знаем. — Каким образом вы не знаете?! — Мы не изымали капсулу, но его там нет. Только костюм, и… мы предполагаем, он мог соединиться с LCL-раствором. — … такое ранее наблюдалось? Я что-то не припомню! — Успокойтесь, пожалуйста. Мы не знаем, как это могло произойти, но в капсуле действительно никого нет. — Почему он атаковал? — Мы без понятия! — Как вы допустили пилота до Евы в нестабильном психическом состоянии?! — Он был абсолютно спокоен… мы предполагаем, что… — … он знал, что делает? Лифт едет мучительно долго. Госпожа Мария Роботник не находит места ни для себя, ни для собственного взгляда. Проще болезненно жмуриться. — А Сильвер? Вы опрашивали Сильвер? — Сильвер не реагирует. — Где она сейчас? — Рядом с Евой-01. — Рядом с нестабильной Евой-01?! Госпожа Эмеральд, вы… вы… — Мы не знаем, что происходит, но Сильвер удаётся держать Евангелион в состоянии покоя. Он становится агрессивным снова, когда мы пытаемся её забрать. — Но она не может находиться там вечно! Вы вообще пробовали истощить питание? — Госпожа Мария, пожалуйста, успокойтесь! Я устала это повторять. Не думайте, что все здесь дураки, кроме вас! Конечно мы приняли все меры. И вообще-то, Сильви уже отходила за едой. Когда мы попытались не пустить её назад… — Что этот недоумок себе позволяет? — К сожалению, мы не можем арестовать за военное преступление лужу раствора. Лифт останавливается. Раскрываются тяжелые двери. — Итак, госпожа Мария, вы уверены, что хотите взаимодействовать с ними напрямую, а не наблюдать через камеры? Госпожа Мария проходит вперёд по коридору практически бесшумно. — Пилот Евы-01 хорошо относился только ко мне и Сильви. Кого ещё вы думаете к ним пустить? И что мы будем делать, если Ангел внезапно заявится в такой момент? Перед тем, как пройти в крупное помещение, разорённое и лишённое жизни, Мария слышит в спину вопрос. — А что, если он всё-таки не соизволит вернуться?***
«Шэдоу, ты счастлив?» Ева-01 не нуждается в питании, чтобы подавать знаки. Все морфы кивают, когда с чем-то согласны. Не так медленно и шумно, правда, но всё-таки. «… это правда?»