***
Естественно, на следующий день Баки решает ворваться в спальню Стива с пакетом хлебных палочек. Стив по понятным причинам мешкает, и Баки бросает их прямо в его угрюмое лицо. — Ну же, Стив, — смеётся Баки, опершись о дверной косяк. — Ты обещал, что съешь все мои отвратные палочки, если я приду и посмотрю с тобой твои комиксы, — продолжает он. — Но, серьёзно, ты назвал своего персонажа Капитаном Америка? Боже, Стив, я уж было подумал, что мы живём в сороковых. Стив фыркает и закатывает глаза, с беспокойством замечая, как грудь снова сдавливает от подступающего кашля. — Я сказал, что съем твою отвратную выпечку, дурачина, — отвечает он, беря одну из хлебных палочек. — Я-то думал, что ты, по крайней мере, испечёшь мне яблочный пирог. Хлебные палочки? Ты как тот старый мем. Он запихивает палочку в рот и кривится. Он никогда не поймёт, как Баки всегда удаётся печь что-то довольно симпатичное на вид, но на вкус — как пресная овсянка. Хотя, думает он, возможно, хлебные палочки и должны быть такими. Баки насмешливо хмурится при виде выражения лица Стива. — Всё настолько плохо? Я думал, хлебные палочки и должны быть пресными. Стив проглатывает несчастную выпечку (это точно выпечка, кстати?) и берёт два оставшихся кусочка. — Эм, не спрашивай, Бак. Я выпил семь кружек кофе ночью, я сейчас, наверное, даже халапеньо не почувствую. Он направляется к двери, у которой стоит Баки, и на секунду замирает. — Но, — говорит Стив, утешающе похлопывая Баки по руке, — на твоём месте я бы всё-таки переключился на машины. Пытаясь догнать резво отбежавшего Стива, Баки ударяется пальцем о кривой журнальный столик в гостиной и ругается. Стив успевает убежать аж ко входной двери, смеясь над обиженным и искажённым болью выражением лица Баки. Они шутливо дерутся, пока Стив не прекращает этот бардак и не говорит, что пора бы уже и поесть. Доев заказанные вчера вполне съедобные сэндвичи, Стив предупреждает Баки, что ему пора на лекцию. Только тогда тот говорит ему, что его не будет до восьми, и Стив в недоумении замирает. — Почему? — спрашивает он, накидывая на себя пальто. — Я разве тебе не говорил? — хмурится Баки, почёсывая щёку. — В воскресенье Нат уезжает в Россию в какую-то командировку. Последнее свидание перед отъездом, все дела. Только тогда реальность обрушивается на Стива. Он мажет мимо рукава и тщетно пытается нырнуть в него рукой, пока наконец к нему не приходит Баки, помогая влезть в безразмерную одежду. Он торопливо благодарит его и прощается, практически вылетая за дверь. В лифте Стив кашляет так сильно, что с его губ градом сыплются лепестки. Некоторые из них попадают на ладони, и ему приходится прятать их, чтобы никто не заметил. Лепестки стали толще, чем вчера, и на фоне приглушённых красок зимнего города выглядят слишком жёлтыми. Дело не в том, что Стиву не нравится Нат. Наташа была его другом ещё до того, как он познакомился с Баки, она воинственная, красивая женщина, которая за день научила Стива большему количеству защитных приёмов, чем когда-либо знал его тренер. Она умная, добрая и ясно мыслящая, приземлённая, чего не достаёт ни Стиву, ни Баки. Когда Стив расстался с Броком на первом курсе, она принесла три бутылки настоящей русской водки и надрала задницу этому засранцу, когда он в следующий раз появился в любимом баре Стива. Стив уверен, что она могла бы свернуть парню шею за секунду, если бы захотела. Он сглатывает пульсирующую боль во рту и идёт к автобусной остановке, прекрасно понимая, что в его груди уже укореняются цветы.***
Привыкнуть к бесконечному потоку лепестков сложно, но Стиву постепенно удаётся. Кашляя рядом с Баки, он всегда опасается, как бы с его губ не сорвался какой-нибудь дерущий горло лепесток (или слово). Баки беспокоят постоянные приступы Стива, но тот напоминает ему, что он успешно вылечил пневмонию несколько лет назад, и пусть он всё тот же щупленький неуклюжий парень, его иммунитет гораздо сильнее, чем у самого Баки. Спустя какое-то время его лучший друг сдаётся. Но он всё равно продолжает атаковать Стива микстурой от кашля и неожиданной проверкой температуры, на что Стив отвечает язвительной насмешкой и добродушным отказом. Почти три недели Стив думает, что это случайность, что это лёгкая форма ханахаки, как у Джейн. Но, естественно, когда дело касалось здоровья, удача была к Стиву жестока. Врач говорит ему, что он слишком быстро прошёл первую, вторую и третью стадии. Скоро у него наступит четвёртая, говорит она ему, выписывая рецепт на лекарства. Оно сделано из цветков сахарной сливы, это единственное известное лекарство от ханахаки. Стив оплачивает его и уходит с упаковкой ярко-синих таблеток, довольно-таки красивых. Иронично, думает он, что то, что убивает тебя, поэтично во всех остальных отношениях. В тот день, вернувшись домой, он застаёт Баки с полупустым ящиком пива. Он не пьян, только зол, поэтому Стив вздыхает и приносит оставшуюся после визита Наташи бутылку водки. Он недоумевает, когда Баки даже не смотрит на бутылку и лишь осушает вторую половину ящика. Позже, изрядно напившись, Стив начинает клевать носом, как вдруг Баки нежно обхватывает пальцами его запястье. — Она меня бросила, — бормочет Баки в плечо Стива. Футболка сразу становится влажной, когда тот пьяно рыдает, крепко вцепившись в ткань. — Не знаю, почему она вообще со мной встречалась, — говорит он. — Я всегда знал, что у них с Клинтом что-то, блядь, есть, но тот сказал мне, что они, блядь, никогда не встречались. Стив уговаривает Баки пойти спать, почти силком затаскивая его в комнату, едва не ломаясь под его весом. Наконец ему удаётся свалить этого идиота на кровать, и он уходит в гостиную, надеясь уже лечь спать. Когда Баки уже начинает храпеть, а он убирает последние бутылки, Стив чувствует, как горло словно сдавливает тисками, и его рвёт лепестками прямо в раковину на кухне. Он вытирает рот тыльной стороной ладони, чувствуя слабый горький привкус цветов на языке. Он смывает лепестки, провожая их взглядом, пока те не скрываются в трубопроводе. Этой ночью Стив почти чувствует надежду, когда кашель ослабевает настолько, что ему становится практически хорошо. Цветочные паразиты снова поднимают головы, когда Баки объявляет ему, что он уходит служить. — Давно об этом думал, — говорит Баки, задумчиво покусывая кончик вилки. — Наташа бросила, я скоро выпущусь, остался последний семестр, так что самое время попробовать, верно? Это должна была быть нормальная ночь перед выходными, отчаянно думает Стив. Ночь отвратительного научно-фантастического кино, когда Стив и Баки должны смеяться над плохими каламбурами и уморительными развязками «Робокопа» и «Сердцееда». Вместо этого он сидит и слушает, как его лучший друг и безответная любовь говорит ему, что он уходит. «Не навсегда же, — успокаивает себя Стив. — Можно будет сказать ему, когда он вернётся». — О, правда? — спрашивает он, натянуто улыбаясь. — Они возьмут такого идиота, как ты? Баки смеётся и склоняет голову набок. — Ну, все глупости я оставлю тебе, — отвечает он. Стив прыскает и делает глоток воды, борясь с тошнотворными бутонами, сдавливающими грудь. После этого Стив разрешает Баки поставить приквелы «Звёздных войн», даже если это не самый отвратный научно-фантастический фильм («Но это так, Стиви! Только посмотри на все эти сюжетные дыры!»). Он сидит и думает о портрете Баки, усыпанном лепестками, который он спрятал в своей комнате, и о кучке жёлтых цветов, спрятанных в мусорном ведре. Когда фильм заканчивается, Стив сворачивается калачиком у храпящего Баки и пытается заснуть, во снах он уносится далеко от смертельной любви, дающей ростки в его грудной клетке.***
Баки уезжает в конце весны, свежевыбритый и вымытый. Он улыбается, когда Стив крепко обнимает его, и притворно кряхтит, словно у него трещат рёбра. — Оюшки, Стив, — хрипит Баки, — смотри не задуши. Стив отчаянно стонет и стискивает в объятиях ещё крепче, а затем наконец отпускает и отступает на шаг. Баки красив и очарователен, как и всегда, а с этой короткой аккуратной стрижкой особенно. Он закидывает на плечо рюкзак, и Стив едва перебарывает желание выхватить его и убежать. — Береги себя, — говорит он. Наглый ублюдок только ухмыляется и уклоняется от его слабого удара. — Ты тоже, — отвечает Баки. Он слегка выгибает бровь, смеряя Стива взглядом сверху-вниз. — Ты же постараешься не ввязываться без меня в драки, да? Стив лишь вскидывает бровь и показывает забинтованную после последней драки с каким-то пристававшим к школьнице ублюдком левую руку. — Ничего не обещаю, но постараюсь, если что, ты не узнаешь, — отшучивается он. Баки закатывает глаза. — Я буду скучать, сопляк, — говорит он с лёгкой мягкой улыбкой на губах. Стив отвечает с той же улыбкой: — Я тоже, придурок. Баки наконец уходит, а Стив, маша рукой ему вслед, потирает горящую от боли трахею. Он едва добирается до ближайшего туалета, чтобы вырвать лепестками, захлёбываясь и задыхаясь среди рассыпанных всюду цветов. Когда он поднимает взгляд на зеркало, он замечает кровь на губах и чувствует тяжёлый привкус. Он открывает рот и обнаруживает огромный окровавленный цветок, алый сильно контрастирует с чистейшим золотисто-жёлтым нарциссом.***
Некоторое время спустя, когда Стив уже привыкает к постоянному першению в горле, на пороге его дома появляется солдат. Они были на операции, говорит он ему. Что-то пошло не так, и… Баки пропал. Стив не может дышать. Он пытается выдавить хоть что-то сквозь удушающие лепестки, в крови вскипает злость. Он пытается потребовать, чтобы солдаты, мать их, нашли Баки сию же минуту, но вместо слов из него вырываются лепестки нарциссов. Он сжимает кулаки до побелевших костяшек, впиваясь ногтями в ладони чуть ли не до крови, когда солдат смотрит на него с явным сочувствием в глазах. — Вот, — говорит он, протягивая ему телефон. — Позвоните мне, когда вам станет лучше, я посмотрю, что могу сделать. — Он выглядит расстроенным, в усталом взгляде виднеются искренность и доброта. Солдата зовут Сэм Уилсон, он потерял лучшего друга Райли в той же операции, посреди которой Баки ушёл в самоволку. Он планирует уйти в отставку и работать с ветеранами, так как получил диплом психолога, прежде чем отправиться на передовую. Сэм такой же твердолобый, как и Стив, но при этом он гораздо более спокойный и собранный. Однажды, когда Стив пытается отбиться от целой группы пьяных местных хулиганов, Сэм останавливает его и вызывает вышибал, чтобы они разобрались в ситуации. Он уговаривает полицейских допросить обидчиков, а затем отвозит Стива домой, чтобы тот успокоился. Они быстро становятся друзьями, и однажды Сэм, сидя напротив Стива в кафе, спрашивает: — Это из-за него, да? Стив недоуменно хмурится. — Из-за кого? — Цветы. Из-за Барнса, я прав? Стив вновь захлёбывается кашлем, цветы застревают где-то в трахее. Когда он откашливает их, он замечает, что к обычному ярко-жёлтому примешивается ярко-синий. Сэм цепляет пальцами цветок и перекатывает между пальцами. — Василёк, — тихо говорит он. Тяжело вздохнув, он смотрит на Стива и вкладывает цветок ему в ладонь. — Символ дружбы. «Дружбы», — хмуро думает Стив. Василёк — дружба. Нарцисс — безответная любовь. Он начинает задаваться вопросом, это над ним так забавляются небеса, или Бог бросил кости, когда дело дошло до личной жизни Стива, и ему выпал полный набор. — Выше нос, — говорит Сэм. — Значения цветов не имеют ничего общего с ханахаки, хорошо? Может, Барнсу просто нравится синий и жёлтый.***
Жил когда-то один художник, который влюблялся во всё и во всех, и использовал цветы, которые распускались в его больном сердце, увековечивая в своих картинах. Тщательно высушенные, собранные лепестки наклеивались на бумагу и покрывались глазурью и красками, модернистские мазки прекрасно сочетались со смесью листьев лаванды, розы и жимолости. Однажды Стив видел его последний шедевр — распустившийся букет цветов, выходящий по спирали из центра — королевской синей розы. Говорят, что художник, увидев синюю розу, написал своим друзьям, что это будет его последний цветок, цветок смерти. Возможно, это весьма художественный способ умереть. Единственная капля крови на тёмно-синей розе подчёркивает последнюю минуту жизни художника. До того, как его жизнь оказалась запятнана первым желтым мазком, Стив оценил бы этот шедевр в тишине. Теперь ему кажется, что он хочет сделать то же самое со своими цветами, оставить их в знак прощания с миром. Но он этого не делает. Вместо этого он оставляет несколько синих и жёлтых лепестков между страницами книги рецептов его покойной мамы, и те пропитывают некоторые из страниц слабым сладким ароматом. Это послужит хорошей памятью, говорит себе Стив. Седьмой василёк отправляется в мусорку, когда звонит Сэм. Стив немного подпрыгивает от неожиданного звонка. — Алло? — осторожно отвечает он. — Чёрт возьми, Стив, — задыхается Сэм. — Читай новости. Быстро. Бери телефон и открывай «Таймс», я знаю, у тебя есть их приложение. Поверь, ты не пожалеешь. Стив мешкает и судорожно открывает приложение, спустя минуту на экране всплывают последние новости. Он быстро листает первую страницу, ища что-нибудь интересное. Поначалу он ничего не находит, но вдруг… — Господи, — выдыхает он, широко распахнув глаза. Сэм что-то кричит в трубку высоким и радостным тоном, но Стив не слушает и спешно переходит по ссылке. «МИЛЛИАРДЕР ТОНИ СТАРК СОВЕРШАЕТ ПОБЕГ ИЗ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО ЛАГЕРЯ», — гласит заголовок. Но важнее то, что написано следом чуть более мелким шрифтом: «ГЕРОИЧЕСКИ СПАСАЕТ ПЛЕННЫХ СОЛДАТ». В лагере, из которого бежал Тони Старк, должен был быть Баки. На один пугающий, перехватывающий дыхание момент Стив не может пошевелиться. Он застывает на месте от шока, радости и смелой надежды, голова гудит от тысячи эмоций. Он даже не понимает, что плачет, пока не всхлипывает, пока цветы, скользящие по его подбородку, не падают на дрожащие руки, залитые слезами. — Стив? — зовёт его Сэм. — О, чёрт, ты в порядке? Стив лишь судорожно вздыхает в ответ. — Так, ты дышишь, уже хорошо. Послушай, я поищу информацию, освободили Барнса или нет, ладно? Я сразу приеду к тебе. Осторожнее с этими дурацкими цветами, хорошо? Связь с треском прерывается. Стив оседает на диван, ему кажется, будто он стал на тысячу тонн легче. Он почти рад тому, что нарциссы завладели его лёгкими.***
Джеймс Бьюкенен Барнс возвращается домой более-менее в целости и сохранности. Наташа звонит Стиву в тот же день, когда он узнаёт о хороших новостях. Он даже не спрашивает, как она узнала, потому что Стив на сто процентов уверен, что он какая-то супер-шпионка или кто-то в этом роде, и ей придётся убить его, если он спросит. Он соглашается на её предложение подвезти его до «Старк Индастриз», где Баки устанавливали металлическую руку вместо ампутированной конечности. — Уверен, что всё будет хорошо? — спрашивает Наташа, слегка склонив голову набок, как делает это Баки. Стив улыбается и пожимает плечами, чувствуя такую лёгкость, которую не ощущал уже годами. — Сто процентов, — отвечает он. Она впивается в него острым взглядом. Так или иначе, она наверняка уже знает о его состоянии. — Как скажешь, — дружелюбно отвечает она. — Позвони мне, когда к нему можно будет прийти, хорошо? Стив кивает и машет ей на прощание, когда она уезжает. Как выясняется, Баки едва оправился после пребывания в лагере террористов. Врач, который приводит Стива в палату Баки, рассказывает ему, что этот придурок пытался спасти свою команду, сам ввязавшись в кровавую драку, а огнестрельное ранение на левой руке было слишком запущено, потому врачи не смогли спасти конечность. Стив тихо пробирается в палату, прокручивая в голове только что сказанные доктором слова. — Возможно, у него проблемы с памятью, — сказал ему доктор. — Постарайтесь не давить на него. На белых, хрустящих простынях койки лежит человек. Его лицо скрыто копной тёмных, взъерошенных волос, а тело тут и там покрывают бинты. Левая рука — гладкий хромированный металл, по краям покрытый тёмно-серым напылением. Сердце Стива замирает где-то в горле, когда он неуверенно приближается к лежащей фигуре. Стерильная больничная палата слишком сильно напоминает ему о его болезненном детстве, но он твёрдым шагом подходит к койке. Это ведь Баки. Да, может заросший за несколько месяцев, но это его Баки. Стив едва не смеётся от облегчения, когда берёт друга за здоровую руку. — Бак, — шепчет он, — ты меня слышишь? Веки Баки мелко подрагивают и открываются. Он смотрит на него стеклянным взглядом, и Стив надеется, что это из-за лекарств, а не последствия плена. Но затем взгляд Баки фокусируется на Стиве, и тот надеется, что его глаза широко распахиваются от узнавания. — Эй, придурок, — ласково говорит Стив. — Кто позволил тебе идти и подрывать себя? В уголках подёрнутых пеленой глаз собираются морщинки, и Стив улыбается. — Я уже думал, ты не вернёшься домой, — говорит Стив, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Идиот, ты же сказал, что все глупости оставишь со мной. Я за ними присматривал. Из горла Баки вырывается хриплый смех. — Стиви? — раздаётся короткий вопрос, такой слабый и приглушённый трубками, что Стив едва успевает его расслышать. — Да, — отвечает Стив, сглатывая горькие цветы. — Я здесь. Стив ещё немного разговаривает с Баки, даже когда тот закрывает глаза и проваливается в сон. Он не замолкает, когда дверь в палату открывается с тихим скрипом. Незнакомый мужчина с аккуратной причёской, одетый в строгий костюм, переступает порог стерильной палаты. Заметные тёмные круги под глазами и солнцезащитные очки не соответствуют его общей нервозности, когда он смотрит на Стива. — А-а, — тянет он. — Лучший друг Джейми Ланнистера, верно? Роджерс? Стив борется с желанием нахмуриться и двигается ближе к Баки. — Эм, да. А вы…? Мужчина смеётся, но больше из-за привычки, чем искренне, резкий звук кажется почти неестественным. — Удивительно, что ты меня не знаешь. — Стивен нахохливается, готовый защищаться от нападок этого эгоистичного бизнесмена, если те последуют. Незнакомец это замечает. — Нет, я не в этом смысле… хотя эго у меня что надо, благодарю. Про меня просто писали в новостях, «героический побег» и всё в таком духе. Тони Старк к вашим услугам. Это, честно говоря, слегка выбивает Стива из колеи. — А, — всё, что может сказать он. Он вновь переводит взгляд на Баки, сухое горло саднит. — Спасибо за то, что вернули его, — добавляет он. Тони Старк тяжело опускается на второй стул. — Что ж. Думаю, мы квиты. Он спас меня, когда, кхм, они пытались отстрелить мне руку. Это… похоже на Баки, признаёт Стив. Может, поэтому миссис Фрост всегда говорила им, что у них сильная созависимость. Безрассудство Стива, как правило, отражалось на окружающих. Пример тому — Баки Барнс, выдающийся солдат. — Кстати, — продолжает Старк. — Ты знал, что у Спящей Красавицы ханахаки? Отвратительная штука. У меня был неприятный опыт с нарциссами в колледже, но… у Барнса всё намного хуже. Стив застывает на месте. — Что? — как во сне, спрашивает он. — Ох. Ты не знал? Такие вот новости. Просто хотел сказать тебе на случай, если придёт врач и спросит о предыдущих болезнях. Мне не очень-то поверят, но я подумал, что стоит спросить, Подсолнух. Баки в кого-то влюблён. Безответно. Всё внутри Стива опускается. «Это Нат», — думает он. Это точно Нат. Они расстались прямо перед тем, как Баки отправился на службу, а через месяц-два у него выявилась эта болезнь? Всё настолько просто и понятно, что Стив нутром чувствует железное оцепенение. Старк замечает, с какой силой сжимает кулаки Стив. — Ты не знаешь, кто это может быть? — спрашивает он, в его странной интонации чувствуется капля сочувствия. Стив качает головой. — Думаю, знаю, — отвечает он, но не уточняет. В палате повисает тишина, нарушаемая лишь гулом аппаратов. Стив мнёт край белого больничного одеяла в руках. — Вы не знаете, когда его выпишут? — спрашивает он. Ответ раздаётся откуда-то с потолка: — Приблизительно через двенадцать дней, мистер Роджерс. В комнате нет никого, кроме медицинского оборудования и их со Старком. Стив озирается по сторонам, пытаясь отыскать говорившего. Но даже со своей наблюдательностью никого не находит. — Это Джарвис, мой Искин. Он позаботится о Барнсе, пока его не выпишут. Старк долго смотрит на Стива, затем встаёт и ободряюще хлопает его рукой по плечу. — А тебе, мальчик-одуванчик, тоже пора домой. Врачам нужно поработать с Барнсом, мы позвоним, когда проведём все операции. Если будешь сидеть здесь, будешь только мешать, хорошо? Стиву требуется весь его здравый смысл (не то чтобы его много), чтобы не дать упрямству вскружить ему голову. Он сдерживает порыв запротестовать и резко кивает. — Спасибо, — выдавливает из себя он. Старк криво улыбается в ответ, весь его вид кричит о глубоком измождении. — Рад помочь, — говорит он на удивление искренне. Пока Стив доезжает до дома, весь автобус оказывается усеян нарциссами и васильками. Он даже не думает их собрать, он лишь отворачивается — сердце вот-вот выскочит из груди, — и не успокаивается, пока не вылетает на улицу и не добирается до квартиры. Стив Роджерс может быть бесстрашным, когда речь заходит о помощи другим, но когда дело касается его самого, он позволяет себе немного страха и сомнений. Именно поэтому он выуживает спрятанный незаконченный портрет Баки Барнса, разрывает его пополам и с рвением погружается в рисование. Это будет последняя попытка, надеется он.***
Первое, что замечает Стив, когда возвращается в палату Баки, — пучок мяты на прикроватном столике. — Мята? — недоверчиво вопрошает Стив, открывая дверь. — Серьёзно, Бак? Баки выглядит намного лучше, чем когда Стив видел его в последний раз. Его тёмные волосы убраны в аккуратный пучок, он одет в чистую белую рубашку и брюки. Он даже улыбается при виде Стива, пусть его губы и едва заметно искривляются в улыбке. — Ага, — хрипит он. — Старк очень убедителен, когда речь заходит о мятном шоколадном мороженом. Его голос звучит ужасно, хрипло, грубо и как-то влажно. «Это не похоже на последствия плена», — обеспокоенно думает Стив. Баки говорит так, как говорил он, страдая от смертельного кашля. Он хрипит так, как обычно хрипит Стив, перед этим выкашляв полведра окровавленных цветов. Баки, похоже, заметил то же самое в Стиве, судя по тому, как он нахмурился и нерешительно протянул руку. — Ты в порядке, Стив? Говоришь почти так же… так же плохо, как я. Горло Стива сжимает тисками. «Вот и всё, — думает он. — Ты должен ему сказать». — Кто-то мучил меня три месяца кряду, — отвечает он, — удивительно, что я, чёрт возьми, не пою соловьём. Выходит гораздо резче, чем хотел Стив, и он кривится. — Прости, — сипит он, опускаясь рядом с Баки. Тот улыбается ему, на губах еле заметна тень радости. Стиву до боли хочется поцеловать этот маленький огонёк и превратить его в полноценную улыбку, придать красок болезненно-белой коже Баки. Но он лишь прикусывает губу, крепко сжимая ладонь друга в своей. — Я думал, что ты погиб, придурок, — шепчет он. Он пытается говорить ровно, но на середине предложения голос срывается, под конец ломаясь словно по спирали. — Не смей больше так делать, или я собственноручно тебя прикончу. Уголки губ Баки растягиваются чуть шире. — Я тоже скучал, сопляк, — отвечает он. Горло Стива сдавливает невидимая рука, хрупкое сердце не выдерживает, он чувствует, как из груди рвётся огромный поток лепестков. Он подавляет первый приступ кашля, но больше не может терпеть и захлёбывается, жутко сотрясаясь всем телом, рот уже полон бархатисто-мягких лепестков. — Стиви? — тихо и обеспокоенно спрашивает Баки. Плечо сжимает крепкая ладонь. — Стиви? Что происходит? Стив не отвечает: язык онемел под тяжестью сине-жёлтых цветов. Он смотрит мутным взглядом на свои ладони. На кончиках пальцев начинают появляться тёмные трещины-молнии — признак интоксикации, которая наступает на последней смертельной стадии ханахаки. Именно он толкает Стива на дальнейшие действия. Всё равно ему осталось недолго, так пусть лучше Баки сейчас узнаёт всё от него, чем потом — от отвратительной бутоньерки, прорастающей в горле жертв ханахаки. Изо рта Стива вылетают нарциссы и васильки, когда тот сдаётся и позволяет лёгким выплеснуть смертоносные цветы. Лепестки и цветы падают на койку Баки — головокружительное разнотравье, сквозь хаос которого пробиваются нежно-зелёные листья. «Листья — не очень хороший знак», — вспоминает Стив сквозь дымку. Они означают, что стадия цветения тоже подходит к концу. Баки смотрит на него, как затравленный зверёк, рука уже до боли стискивает плечо Стива. — П-прости, — рвано выдыхает Стив. — Я хотел рассказать тебе… но твоя болезнь из-за Наташи… Говорить невероятно больно, и Стив втягивает воздух сквозь зубы, чувствуя, как лёгкие снова сжимаются и рот снова наполняется лепестками. — Что? — шепчет Баки почти бесцветным голосом. — Я и Нат? — Ханахаки, — поясняет Стив. — Баки, прости. Я люблю тебя. Мир на мгновение замирает, прежде чем Баки неуклюжим, неловким движением подтаскивает Стива ближе. — Стив, — хрипит он, глядя на него огромными ясными глазами. — Стив, послушай. Стив пытается пробраться сквозь быстро нарастающую пелену мыслей. «Баки такой красивый», — мечтательно думает он. Он протягивает руку, чтобы коснуться его лица. Он промахивается, и ладонь прижимается к шее Баки. Стив чувствует, что был бы счастлив заснуть вот так, в тепле и рядом с самым любимым человеком на свете. Он вдруг вспоминает летние каникулы в младших классах, когда у них была не очень хорошая репутация среди соседей. Он понимает, что именно тогда влюбился в этого идиота. Баки сжимает металлическую руку в кулак, второй осторожно цепляет подбородок Стива. Медленно, с тихим треском он раскрывает ладонь. Стив слегка теряется, когда видит то, что Баки так бережно держал в руках. Три разноцветных цветка, значения которых Стив знает ещё с первых дней ханахаки, когда прочёл о всевозможных смертельных цветах. Тунбергия черноглазая — решительность. Гладиолус — сила. Лилия инков — стремление. — Стиви, это не Нат, — шепчет его нарциссовое лето. — Это ты.