Холодные руки

Нина посмотрела на часы. Еще 10 минут. Никогда еще она не приходила на свидание раньше назначенного времени. Она всегда и везде опаздывала. Но это свидание — необычное. Оно первое и последнее. Если он не придет… Она нервно топнула ногой, сбивая снег с сапога. Перестань. Он придет. Сердце стучало, позабыв про ритм, то замирало, то выдавало такую дробь, что у нее начинало темнеть в глазах. В третий раз она достала пудреницу и внимательно оглядела свое лицо. Щеки пылали. Она еще раз припудрилась. Глаза блестели, как у бешаной, и казались черными из-за расширившихся зрачков, закрывая ее реальный цвет глаз. А если я ему теперь не понравлюсь? Ведь тогда у меня волосы были длиннее и светлее, да я сама была намного моложе. Хотя, какая, к черту, разница, понравлюсь я ему или нет. Я все равно этого никогда не узнаю. Сердце опять заныло и захлебнулось в безнадежной тоске, как же она скучяла по нем все эти годы. С этим чувством она жила уже долгие, оно стало ее компаньоном, спутником и не один мужчина в мире не мог это изменить. С неба срывались редкие снежинки, но она их не замечала. Она вернулась в тот самый лучший день ее жизни. Она щурится от солнца и чувствует, как горячий ветер развевает ее волосы. В голове шумит от шампанского и радости, что он рядом. Она еще не знает его имени, но уже точно знает, что никогда не забудет его глаза. Их взгляды опять встретились, она опять отвернулась. Чертова гордость, порожденная экстремальным феминизмом! Кто и когда вбил ей в голову, что надо задирать нос и отворачиваться, если на тебя смотрит мужчина? Чтобы, не дай Бог, не подумал, что он ее интересует. Они оба были актерами приглашеными для работы в сериале. Она — Елена Гиберт, он — Деймом Сальваторе. Она не хотела отношений с колегой, хотела отдаться работе, что бы добиться, о чем она мечьтала. Пока не увидела его. Он стоял чуть в стороне от всех актеров и спокойно наблюдал за нами. Он показался ей таким непохожим на всех, кого она знала. Он отличался от них и ростом выше среднего и телосложением атлетическим. Но самое главное — она это почувствовала, а не увидела — от него веяло спокойствием, уверенностью — всем тем, чего у нее никогда не было. С этого момента все вокруг померкло, стихло. Все сконцентрировалось на нем. Они познакомились, сидели рядом, смеялись. Он обращался к ней как не кто из тех парней, которых она знала. Это было так непривычно. Она ждала чего угодно, но только не такого сдержанного и уважительного отношения. Во что же превратилась ее жизнь, если элементарная вежливость казалась ей роскошью, он был очень настойчив, и она ответила ему, а что было дальше? Они встретились были счастливы, для них это казалось прекрасной сказкой, но потом они расстались из-за такого спустяка обычной соры Она злилась на себя за свою резкость и показную самостоятельность. Она чувствовала его внимательный, изучающий взгляд. Он слушал ее, но не говорил то, что она сейчас больше всего хотела услышать. Она запретила себе вспоминать его глаза, руки, голос, но каждый вечер нарушала этот запрет. Когда сознание начинало отключаться, засыпая, она ясно видела его лицо. Но призрак феминизма не дремал, заставляя переворачиваться на другой бок. Утыкаясь лицом в подушку, она проваливалась в сон, как в пропасть, и снова видела его лицо. Лишь время она призналась самой себе, что влюбилась, так сильно, что это чувство не куда не уйдет. Она как только не пыталась убивать эту любовь. В дело пошло все. Самовнушение, голос разума, злобно нашептывающий: «А ты помнишь, что он женат, у него дочь? > < А ты помнишь, что он ненавидит каждую мелочь с тобой? > < Акты помнишь, что он любит другую? > Она загружала мозги до предела, придумывая все более изощренные способы довести тело и разум до такого состояния утомления, когда мерещится только одна вещь — подушка. Дела, встречи, работа, одни поездки, другие, постоянная спешка, вечное недосыпание. Один день сменял другой, недели облетали, как сухие листья. Но любовь только усмехалась. Безнадежная, безответная, несчастная, обреченная, саморазрушительная, она была жива, как ребенок-урод, который никому не нужен, но никто не возьмет грех на душу, чтобы его убить и прекратить его страдания. Она запрещала себе думать о нем, но одновременно прокручивала в голове сотни вариантов, как его найти. Благо общих друзей у них было много. Например Пол… Пол Уэсли. Услышать «нет» она боялась. Она надеялась на случайную встречу, которая все изменит. Каждому человеку судьба отпускает определенное число чудес, но, похоже, что свою законную долю чуда она давно уже бездумно истратила… А сейчас она стояла посреди занесенного снегом парка и чувствовала, как с каждой уходящей минутой замерзает ее сердце. Инес, жена Пола однажды ее рассказала, что он розверлся, что многие годы жил с нее ради дочери, что у них был контракт, он получает дочь, а пиар, деньги, повод про нее говорит, красавчика мужа, пока она не найдет себе парня, ведь ее тоже муж бросил и она решила ему отомстить, но контрак кончился он хочет уехать далеко за город бросив все, жить на ферме удалено решая вопросы о их алкоголе. Почему Инес ее не помогла? Ведь Пол запретил ее он не знал о чувствах Нины. И теперь никогда она его больше не увидит. Никогда. Это слово, как молоток, стучало в голове, и перед его беспощадностью отступили все надуманные страхи, колебания и самая обычная трусость. Вчера она позвонила ему, номер подсмотрела в телефоне Пола, когда тот вышел. Он ее помнил. Назначила место и время встречи. Он был удивлен, но согласился. Она не спала всю ночь, волновалась перед зеркалом репетировала свою речь. Она посмотрела на часы — он опаздывает уже на четыре минуты. Может быть, часы опять спешат? Она посмотрела на свои посиневшие от холода (в спешке забыла перчатки), идеально наманикюренные руки (первый раз в жизни сделала настоящий маникюр в парикмахерской) и вдруг поняла, что она, вся такая ухоженная, идеально одетая и причесанная, никому не нужна. Эта мысль, подействовала, как катализатор, и в мозг ворвались сотни ей подобных. Они извивались, бесновались, ухмылялись и кричали, заглушая друг друга: — Он никогда не придет! — Ты его никогда больше не увидишь! — Ты ему никогда не нравилась! — Ты же знаешь, что никогда нельзя навязываться мужчине! — Никогда нельзя первой звонить ему! — Никогда! Никогда! Никогда! Она закрыла глаза, мечтая только умереть, исчезнуть, испариться, чтобы никогда больше не чувствовать эту боль. Снежинки падали на глаза, таяли, смешивались с тушью и текли по лицу. Ей захотелось стереть с лица всю краску. Она наклонилась, набрала пригоршню снега, поднесла к лицу и вдруг услышала за своей спиной: — Только не надо его есть! Она обернулась и увидела его. Он улыбался. — Горло будет болеть. Извини, я немного опоздал. Ты не замерзла? Она онемела. Стояла, глядя ему в глаза, а в руках у нее таял снег. — У тебя краска растеклась немного. — Он дотронулся до ее щеки и осторожно вытер ее. — Почему ты молчишь? Она посмотрела на свои мокрые руки, подняла на него глаза. Он высокий, выше ее даже сейчас, когда она на каблуках. Красивый. Слишком. И ответила: — Я очень хотела тебя увидеть. Я так счастлива сейчас. Я знаю, что мы с тобой больше никогда не увидимся, поэтому я могу сейчас все тебе сказать. Я люблю тебя Йен. Все эти годы я жила только мыслью увидеть тебя еще раз, эти встречи на этих мероприятих они не в счёт, вот так хотела поговорить. Я не знаю, почему ты пришел, и что ты сейчас чувствуешь. Я просто хочу провести этот день с тобой. Полчаса, час. Завтра я уезжаю, и мы с тобой никогда больше не увидимся. Она смотрела ему в глаза, не боясь теперь прочитать в них свой приговор. Сейчас она не боялась ничего. Он молчал. Улыбнулся, взял ее за руку.  — У тебя руки совсем ледяные. Пойдем куда-нибудь, где тепло. Я тоже хочу тебе многое сказать очень много Нина — Он снял свои перчатки и отдал ей. Вместе с руками у нее отогревалось сердце. Теперь она знала, что больше оно не замерзнет. Никогда.