Развеяв по ветру

Голоса становятся тише. Они - часть бесконечного цикла чувств, мыслей. Они затмевают разум, сводят с ума. Отдаются в ушах: пробирают до костей, режут изнутри и рвут на части. Осколки их звуков летят все дальше и дальше, рассыпаясь на крохотные части, попадают прямо в пекло: в красно-желтый трепещущий ад, долетают до самой души, сгорают до легчайшего пепла, прахом развеянные над бездонным океаном угасающей надежды. "Не жалей меня, будь жесток". Он - холодный и хмурый, не желающий давать того жара, что так хочет ощутить Она. Просит, умоляет. Обгорелые клочки ткани развеяны по режущему, холодному ветру, взмывают в воздух, пропадают навсегда - сквозь небеса уже не видна грязная серая пелена, затмевающая палящее солнце. Ей снилось во сне, как Он решился дать ей желаемое тепло, поджигая белоснежное платье на ней. Цветы на могиле горели красным: горячим, словно лава, источали тепло. А Он был счастлив подарить Ей давно желаемое. Он, кажется, сломал Ей ребра после того, как Она ему рассказала о том, что видела. Она не кричала, не звала о помощи. Лишь улыбнулась, когда ледяное острие ножа вошло Ей под кости и подалась навстречу, стоило Ему накинуть на Ее шею удавку. У Нее была мания на убийства бабочек. Открывая их хрупкие разноцветные крылышки, Она резала тонкой иголочкой им брюшко, выковыривала наружу внутренности. И каждый раз, кроша в ладони и без того поломанные крылья, Она всегда пыталась поделиться с Ним жалкими останками. Тогда Она отсыпала Ему немного и они вместе шли на ближайшую скалу, пуская над морем разноцветную пыль, наблюдали, как часть ее умирала в воде, а другая развивалась по небу, взлетала к заволоченным туманам небес. Он был безумен так же, как и Она. Она хотела гореть, навсегда осесть на землю пеплом к его ногам, врезаясь в памяти парой обглоданных, обгорелых костей. Она мечтала, что бы Он сам убил ее, и не раз умоляла об этом. Он противился, бился в ярости и всегда, не пропуская ни раза, обжигал Ее пламенем зажженной свечи, капал на поврежденную кожу расплавленным воском. А после, темными ночами, упивался Ее кровью, слизывая ту с обнаженного тела, каждый раз безжалостно рвал Ее изнутри, пока Она плавилась под такими прикосновениями, билась в сладких судорогах. Когда Он пришел к ней с просьбой о смерти, Она удивилась в начале, но уже через пару минут держала в руке спички, улыбаясь, прощалась с Ним. Он никогда не исполнял Ее просьб убить себя, но Она поступила иначе. Ослушаться его значило предать, а Она не сделала бы это даже под самой жесточайшей угрозой. Спичка полыхнула племенем, в сею секунду поглотившее часть стержня, что было сил боролось с нещадно уничтожающим его ветром. Раскаленная стрела прожгла Ее изнутри, когда Он пронзительно закричал, изгибаясь от боли. Она запомнила Его предсмертную агонию и засмеялась, когда Он поднял на Нее полные страсти глаза. Обгоревшие, почти сожженные губы, дернула грустная усмешка. "Вспомни меня, когда будешь собирать пепел у ног". Сегодня Она пускала по ветру уже не пыль разноцветных крыльев, чье сияние при свете Она так любила наблюдать вместе с Ним. Голоса в голове звучали громче, создавая собой мигрень. Сейчас, кажется, Она окончательно сошла с ума. Сегодня Она, кажется, навсегда возненавидела бабочек.