Knockin' on Heaven's Door

      Ноты гитары целуют уши Клея соблазнительными движениями. Их тон - яростный противоречащий, мощный, наполненный тонкими намёками, созвездия, нарисованные на музыкальном посохе. Застряв между блаженным сновидением и ясной реальностью, Клэй может только наклониться к звуку — успокаивающему, как мать, держащая дрожащую руку своего ребенка. Томно рассказывающая сказки на ночь и дарящая теплые объятия.       Он открывает глаза и позволяет им привыкнуть к темноте, сгущающейся в его комнате. Полоса света просачивается сквозь окно. Она формирует стены, мебель и блестящий всплеск молочной кожи, стоящий в дальнем конце комнаты Клея.       Это единственное, на чем фокусируются его глаза. Роговицы ломаются, и всё остальное, окружающее его, разлетается вдребезги, и осколки реальности тают, позволяя мозаике из белого жемчуга и шоколадного мрамора ярко светиться на фоне черной пустоты. Точно так же фигура движется, руководствуясь эхом звучащим языком струн — или, можно сказать, это он учит словам свой инструмент. Клэй может видеть только гриф электрогитары, остальная её часть скрыта мальчиком, слишком увлечённым своим инструментом, чтобы заметить, что Клэй не спит.       То есть до тех пор, пока он не повернется, и звуки одеял, танцующего на тонких простынях, не удивят их обоих.       Мелодия стихает, и он оборачивается с обеспокоенным видом. Нахмуренные брови приводят к тому, что он сжимает губы в прямую линию. "Я тебя разбудил? Мне действительно жаль, пожалуйста, не злись на меня. - В уголках его рта появляются небольшие складочки. Голос у него слабый.       Его волосы взъерошены, всегда взъерошены, он всегда влюбляется в ветер, который колышет их в диком ритме. И темно-карий цвет волос, контрастирующий с обнаженной шелковистой кожей, вызывает у Клэя пристрастие. Ангельские гимны распеваются всякий раз, когда он хотя бы осмеливается взглянуть на фарфорового мальчика. О, как он мог ненавидеть что-то настолько совершенное?        "Расслабься, Джордж. Мой график сна все равно был испорчен." Клей смеётся и вскакивает с кровати, потягиваясь и зевая. "Тебе не холодно? Я дам тебе рубашку." Из моря бесчисленной брендовой одежды и дорогих футболок в шкафу Клэй выбирает аккуратно упакованную рубашку, которая не сдвинута со своего места.       "Хм. Странный. Я думал, я нравлюсь тебе без неё," Джордж шутит, глядя на своего партнёра снизу вверх, не сдвигаясь с того места, где он стоял. Ухмылка появляется на их лицах.        Он моргает, глядя на материал. “Спасибо”. Джордж откладывает гитару в сторону и утопает в куске ткани, который слишком велик для него.        "Она хорошо сидит на тебе," - бормочет блондин, дрожа при виде Джорджа, сверкающего под одеждой Клэя. Солнечные лучи проникают внутрь, и комната окрашивается в золотистые тона.       Он - красив, подобно каскадам и горам, красив, подобно звёздам и космосу, как тепло и солнечное утро, красив, подобно самым простым вещам в жизни. Цветы распускаются, когда он смеётся, и реки бурлят, когда он плачет. Одно его существование порождает рай, и Клэй любит заблудиться в его раю. Он хочет посвятить эти слова, как молитвы, Джорджу и только Джорджу. Чтобы дать ему понять, как много он значит для Клэя, насколько он божественен. Но Джордж уже слышал всё это раньше. Либо торопливым тоном, либо нежным мурлыканьем, Джордж слышал всё это раньше, конечно, слышал...       "Ты великолепен, солнце," -вот что решает сказать Клэй. Джордж отводит взгляд, улыбаясь и сияя. "Раздражает," -он позволяет своей нижней губе изогнуться под зубами. "Я могу воспользоваться своим усилителем теперь, когда ты проснулся, верно?" Это вопрос, который не нуждается в ответе. "Дай это сюда, милый, пожалуйста?"       Клей протягивает руку, чтобы взять усилитель среднего размера с другого конца комнаты, и немедленно предлагает его обратно.       После нескольких движений по закреплению и подключению, гитара Джорджа начинает петь рапсодию электричества и глубоких звуков.        "Хорошо..," он бормочет себе под нос, слово, предназначенное только для него, но Клэй всё же улавливает низкий гул его голоса.       Джордж похлопывает по кровати, подавая знак блондину сесть туда. Все ещё полусонный, Клэй присаживается на кровать, стараясь не нарушить положение грифа Джорджа, которой направлен вправо - в конце концов, мальчик левша.       Он сидит уставившись на старшего. В медленном темпе Джордж воплощает в жизнь песни, которые они оба всегда обожали во время школьных обеденных перерывов. Он вспоминает песни, которые играли в старом убежище Клея, где они убегали от ищущих глаз любопытной толпы. Он играет песни с концертов, которые раньше звучали в старом стереоприемнике, устроенном так, чтобы гармонировать со стенами, увешанными плакатами.       Но теперь Клэй может слышать их во всей красе, его колотящееся сердце синхронизируется с мягкой музыкой. Его взгляд блуждает по всему, что напоминает Джорджа.       Припев одной из их любимых песен врывается в гармонический ритм. Он не торопит события, но заботится об этом, посвящая каждую секунду совершенствованию всех нот. Это почти так, как если бы он пытался заполнить их задержанными помехами, эффект, напоминающий тот, который сопровождал ту же песню, которая звучала из сломанного радио много недель назад, когда они наконец решили сократить удушающее расстояние, стоящее между их губами. Клей клянётся, что все ещё слышит вокал, барабаны, бас, удары грома и пение их сердцебиений.       Стучусь в Дверь Рая...       Грех. Это должно быть грехом — стоять так близко к этому ангелу, этому созданию из кружевного света, не говоря уже о том, чтобы восхищаться им с благоговением, разговаривать с ним и целовать его движениями, которые могут сломать его в любой момент. Клей все ещё не может смириться с тем фактом, что ему разрешено называть Джорджа своим.       Изящные пальцы легко изгибаются на холодном металле, лицо морщится, когда нота падает ровно, а глаза загораются, когда он с впечатляющей силой нажимает на более высокий звук. Его спина выгибается вперёд, концентрируясь на инструменте, а рубашка изгибается таким образом, чтобы ключицы могли встретить обжигающее прикосновение солнца. Это бесконечная баллада...       Они обмениваются невинными улыбками друг с другом, Клэй не сводит глаз с любимого, который стоит перед ним.       На самом деле он не религиозный человек, но он благодарен за то, что какая-то сущность решила нарисовать Джорджа такими нежными мазками и эйфорическими красками. Фреска в бежевых и бронзовых тонах стоит больше, чем любое произведение искусства эпохи возрождения.       "Клей?" он шепчет его имя, как капающий мёд.        В ответ с губ Клэя срывается монотонное бормотание.       С последним звуком гитары, повисшим в воздухе, Джордж наконец поворачивается к нему лицом. В тот момент, когда их глаза встречаются, галактики рушатся, а миллиарды звёзд горят, Клэй чувствует, что снова влюбляется.       "Я люблю тебя, придурок".