Рождение богов

      Вэнь Чао желал его слишком сильно, чтобы суметь отказаться.       Гнев подстегивал к безумию, когда он плясал среди голодных языков пламени, сродни демону, покинувшему Диюй. Ханьфу его охватывали искры, кружились вокруг, как пчелы, а Вэнь Чао жадно загребал их руками, лениво отмахиваясь от обеспокоенного взгляда Чжулю. Пристань Лотоса медленно таяла на его глазах, охваченная пламенем ярче, чем кровь, а Вэнь Чао упивался победой. Она отдавала деликатной горчинкой и толикой чего-то острого, рискованного, но это ничто по сравнению с опьяняющей сладостью от осознания, что он оказался в его руках. Единственный выживший. Еще не сломленный, но уже разбитый. О, он был прекрасен, захлебываясь в душераздирающем крике, когда клинок Вэнь Чао пронзил сердце его дорого шиди.       В серых глазах полыхало что-то опасное, затаившееся, темное. Вэнь Чао удерживал голову Вэй Усяня за волосы, заставляя смотреть на себя, и упивался восторгом. Губы жгло от нестерпимого желания прикоснуться и обласкать. Прямо здесь и сейчас. Присесть рядом, а затем глумливо шептать на ухо, что клан пал из-за его пустого упрямства. Из-за глупой гордости и спеси. В конце концов, Вэнь Чао был весьма гостеприимным хозяином, когда этого хотел, и не менее обходительным любовником. Но это же Вэй Усянь — пожарище с копной черных волос и жидкой сталью в глазах. У такого в венах — вино, соль и мед. Такие не поддаются и крайне редко ломаются.       — Они все мертвы только потому, что это ты так захотел, — с иступленной издевательской нежностью прошептал Вэнь Чао ему на ухо, а затем иррационально мягко заправил выбившуюся из хвоста прядь. — Но, если ты так желаешь, они больше никогда не станут докучать.       — Чтоб ты сдох, выродок, — выплюнул Вэй Усянь вместе с кровью. Глупое… Глупое юное божество, которое еще само не ведало собственных желаний.       Вэнь Чао очарован его диким огнем с первой встречи, с первой насмешливой ухмылки, с первого звенящего гневом слова. И лишь поэтому Вэй Усянь лежал, распластанный на его ложе, связанный плетением предельно бережно, но крепко, а не болтался в кандалах где-нибудь в Огненном дворце. Вэнь Чао, должно быть, пожирал его обнаженное тело чересчур жадным взглядом, раз Вэй Усянь умудрился даже сквозь кляп промычать что-то относительно понятное и глубоко нецензурное. Грудь у него резко вздымалась от гнева, ногами пытался сучить по гладкому алому шелку, пока Вэнь Чао парой уверенных движений не зафиксировал их, схватившись за щиколотки. Накрыть его тело своим, напряженным и жилистым, все еще скрытым за шуршащими слоями ханьфу — почти подарок. И Вэнь Чао гладил выступающие ребра кончиками пальцев, перебирая по ним, как по струнам циня, волнующе задевал соски и сам хрипло постанывал. Чертово совершенство. Порочное темное божество, неимоверно прекрасное и опасное в своей слепой ярости.       Вэнь Чао бедрами елозил довольно красноречиво, ощущая, насколько мучительно был тверд. Однако он бы не стал брать этого строптивца силой, не-е-е-т. Зачем? Проблема даже не в мерзкой низости, а, скорее, в ответном удовольствии, ответном желании. Вэнь Чао хотел слышать мелодичный высокий голос, срывающийся на сладостные стоны, хотел слышать иступленный шепот, видеть томную дымку, что застилала бы грозовые глаза, ощущать, как Вэй Усянь впивался ногтями ему в плечи… От наслаждения и фантазий кружилась голова, словно в пьяном дурмане, и выдержка, и так никчемная, трещала по швам.       Но руки опалило уже привычным жаром убийственной ци, такой яркой и незамутненной, что Вэнь Чао отчаянно боролся с желанием тут же воздвигнуть проклятому мальчишке кровавый алтарь из черного нефрита. Таким, как он нужно поклоняться. Пусть с одержимой страстью, с безумием, циркулирующим по венам, с горячечной странной любовью, вывернутой наизнанку и извращенной до самого низшего предела. Потому что из таких, как Вэй Усянь рождались боги. Наверное, именно поэтому Вэнь Чао самозабвенно избивал нерасторопных глупых служек, которые мешались под ногами; потому что осквернять божество бутонами синих болезненных цветов было непростительно.       Даже если оно раз за разом, с педантичной выверенностью оставляло на ладонях своего преданного верующего ужасные ожоги. Только алые нежные бутоны, распускавшиеся от грубоватых поцелуев на бронзовой от загара коже. Только следы искренней любви, что безжалостно жалили губы. Пусть. Пусть… Вэнь Чао пламенные поцелуи Вэй Усяня, смотрящего на него с откровенной ненавистью, бесконечно обожал.       И с нетерпением ждал, когда спрятанное глубоко внутри божество прорвется сквозь тонкую кожу и выберется на свет, словно бабочка из кокона. И это прекрасное явление Вэнь Чао однажды довелось лицезреть. Предвкушающая улыбка замерла на его губах. Вэнь Чао казалось, будто он отчетливо слышал хруст человеческой упрямой души.       …Но вместо бога рождается демон.