Ты перебираешь струны, и сердце бьётся чаще, Ты целуешь мои губы, и я будто парю, Пожалуйста, люби меня дальше, Ведь только тобой я живу.
Дазай никогда не думал, что найдёт в этой жизни что-то, что зацепит его настолько. Никогда не думал, что в принципе найдёт стимул жить и даже отпразднует свое двадцатипятилетие. Нельзя сказать, что это не входило в его планы, ведь этих планов, как и, впрочем, ожиданий, у него никогда не было. Выгнали с универа? Ему там и не нравилось. Потерял работу? Найдёт новую. Подсел на наркотики? Что ж, зато жизнь будет интересней. Осаму ни за что не держался и людям за себя держаться не позволял, избегая любой близости. Все казалось однообразным, блеклым, безжизненным. Все, на что бы он не посмотрел. Начало переменам в его жизни положила неожиданная и немного нелепая просьба бывшего однокурсника. Мичизо Тачихара был одним из немногих, с кем общался Осаму, поскольку с ним можно было весело провести время, поговорить о ерунде и разойтись по домам, чтобы не видеться ещё месяц. Такое ненавязчивое общение Дазая устраивало, и он сильно удивился, когда Тачихара пришёл к нему с предложением. Необычным, но довольно интересным предложением. Мичизо влюбился по уши, и для Дазая это не было секретом. Парень долгое время пытался как-то поразить, осчастливить возлюбленную, чтобы ещё больше разжечь чувства между ними и сделать, в конце концов, предложение. И Тачихара решился посвятить девушке песню. Он и до этого баловался со стихами и незамысловатыми песенками под гитару, поэтому лирику написал сам. Но хорошим голосом одарен, к сожалению, не был, поэтому приперся другу, чьё пение ему довелось слышать пару раз в караоке. Осаму на его предложение удивленно вскинул брови, но идею посчитал неплохой. Петь он любил, и на мольбы Тачихары поломался для приличия и согласился. Второй неожиданностью стал знакомый Мичизо с собственной электрогитарой, прокуренным голосом и своеобразным характером. Низкий, рыжий, молчаливый; он спокойно выполнял свою часть работы на отлично, выкуривая по несколько сигарет за раз, и часто давал неплохие советы Тачихаре по поводу музыки и текста. Проблема была в том, что он замечал все косяки Осаму, критиковал каждое его действие или слово, выставляя полным придурком. Как-то раз они даже подрались прям в гараже и рыжий разбил ему нос, отделавшись лишь парой синяков. Тачихара тогда успел испугаться, но обиду друг на друга парни держать быстро перестали, и потом втроём за баночкой пива посмеялись над случившимся. Вскоре Дазай стал встречаться с Накахарой вне их «подпольной» деятельности, он нашёл в нем неплохого собеседника и собутыльника. Чуя был отвратительно прямолинеен, но справедлив и умен, что заинтересовало, зацепило Осаму настолько, что он начал звонить, писать Накахаре без конца, проводить с ним целые сутки, общаясь часами напролёт. Но работа над песней закончилась. Тачихара подарил её девушке и окончательно покорил ее сердце. Повода для встреч в гараже больше не было. А Дазай с ужасом осознал, что бесповоротно влюбился.***
Три года спустя многое успело измениться. Изменился и сам Дазай, переехав в столицу и начав выступать с Накахарой в дуэте. Они стали встречаться, съехались и окончательно погрязли друг в друге, теряя счёт времени в бесконечных ласках, поцелуях, признаниях. Все отошло на второй план, а музыка оказалось отличным способом выражения чувств и мыслей, что получилось использовать для заработка на жизнь. Некоторые песни хорошо залетали и приносили неплохой доход, но дальше дело не шло, на что парни не жаловались. Сейчас в их съемной квартире царит беспорядок. Чуя в поисках нужного сочетания перерыл весь шкаф и разбросал свои шмотки повсюду, в итоге остановившись на кожаных штанах и сетчатой майке-алкоголичке, не скрывавшей проколотых сосков. Он несомненно выглядел просто охуенно, но Осаму уже заебался ждать. Накахара хлопает по карманам кожаных брюк и раздраженно вертит головой по сторонам, матерясь под нос и вызывая у Дазая усталый вздох. — Детка, — Осаму кидает повернувшемуся на голос Чуе блеск для губ, который тот привычно ловит одной рукой. — Пошевеливайся, с твоими ебучими стрелками Фёдор без нас уедет. — Без тебя знаю, — Чуя проходится блеском по губам и отходит от зеркала, хватая кожанку и направляясь к выходу. Осаму не удерживается от шлепка по обтянутым кожей ягодицам. Когда оба садятся на заднее сиденье, Фёдор выбрасывает сигарету и закрывает окно. Вырулив на дорогу, он кидает взгляд на развалившуюся парочку в зеркале заднего вида. — Вы не одни тут, если не заметили. Дазай отрывается от чужих губ и с усмешкой произносит: — Прости, я думал она на автопилоте. — Кошелёк не дорос ещё до автопилота, — Достоевский закатывает глаза и старается больше не смотреть на развлекающихся парней. Постыдились бы, ей-богу. Припарковавшись возле нужного бара, Фёдор резко сигналит, из-за чего оба на заднем сиденье подскакивают от неожиданности. Накахара, пыхтя, заправляет майку в брюки и выходит из машины, вытаскивая Осаму с расстегнутыми джинсами за собой. Охранник на входе приветливо кивает и парни попадают в практически пустое заведение. Осаму сразу выруливает к барной стойке и запрыгивает за стул. — Аку! Бармену не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто пришёл по его бедную душу. — Со льдом? — Ты хорошо меня знаешь. Дазай практически расползается по стойке, чтобы дотянуться до сгорбившейся у нижних полок с алкоголем спине и ткнуть её пальцем. Рюноске вздрагивает и недовольно оборачивается. — Мне тебя сегодня долго терпеть, да? — Акутагава ставит на стойку стакан со льдом и наполняет виски. — До двенадцати, — Осаму делает глоток. — Хотя сегодня мы, думаю, уйдём пораньше. — Не хочу знать для чего, — Рюноске достаёт второй стакан, завидев в зале рыжую макушку. Чуя залезает на высокий барный стул и с выражением крайнего блаженства выпивает залпом половину содержимого стакана. Дазай поворачивается к Накахаре и подпирает голову кулаком, с расслабленной улыбкой рассматривая пушащиеся рыжие локоны. Боже, как он красив. Сегодня они выступают в этом баре, и у Осаму подрагивают руки в предвкушении этой ночи: черт, он так хочет обхватить одной рукой микрофон, услышать родной перебор струн электрогитары и будто слиться воедино с Чуей в этом бешеном урагане из криков, музыки, собственных стонов и хриплого голоса Накахары. Он ощущает себя под кайфом, теряет счёт времени, когда они поют одну песню за другой, лишь изредка прерываясь, чтобы жадно сделать пару глотков воды и отдышаться. Но ещё больше Осаму жаждет коснуться Чуи, провести пальцами по горячей коже под одеждой и жадно поцеловать, ощущая его пальцы в волосах. Блять, он чувствует себя помешанным на рыжем гитаристе, и это, к счастью, взаимно, ведь Накахара также постоянно кидает на него томные взгляды, касается ненароком и просто сходит с ума от переизбытка эмоций и желания близости. Иногда Осаму думает о том, что бы с ним было, не встреть он это рыжее чудо. Загнулся бы, однозначно. Накахара принёс с собой в его жизнь не только жаркие и бессонные ночи, бесконечные поцелуи и бабочки в животе, он вдохнул в него эту блядскую жизнь. Дазай будто проснулся от долгого и мучительного сна, когда Чуя буквально дал ему пощечину и спросил, «что за хуйней» он страдает. Чуя был единственным, кто так просто отнесся ко всем заёбам Осаму, кто принял его полностью и вытянул из болота, в которое он сам залез. Кто дал простые и честные ответы на все терзающие его вопросы, помог взглянуть на свою жизнь под совершенно другим углом и сбросить этот тяжёлый балласт, тянущийся за Дазаем всю его недолгую жизнь. Кто сказал: «Все это хуйня, Осаму. Мы ничем от этих падающих звезд, на которые ты так любишь пялить, не отличаемся. Мы сгораем, понимаешь? С каждым вдохом приближаем смерть, поэтому нет смысла вскрывать вены и винить себя за проёбы столетней давности. Прежде чем упасть, забери от этой жизни всё, ослепи, блять, всех своим сиянием и погасни без сожалений».Deftones — Change
Сейчас они вместе будут сиять на сцене ночного бара. Перед выходом Осаму притянул Чую к себе и нежно поцеловал в губы — он делает так всегда, потому что иначе не может. Целуя Накахару, Дазай не даёт погаснуть внутреннему огню, получает немую поддержку и выходит после на сцену со стойкой верой в себя, в них. Становясь чуть впереди Накахары, Осаму ослепительно улыбается и нежно обхватывает стойку микрофона. Чуя поглаживает рукой в перчатке без пальцев корпус гитары, ухмыляется, чувствуя желание Осаму обернуться, и начинает перебирать струны.I watched you change
Толпа взрывается криками, свистом, девушки у сцены тянут руки к Осаму, но глаза его закрыты. Красивые, тонкие пальцы слегка придерживают микрофон, вьющиеся каштановые пряди спадают на лицо, прикрывая нахмуренные брови. Дазай почти всегда поёт вслепую, отдаваясь полностью звучащей музыке и буре чувств, захлестывающих его с каждой новой строчкой. Он опускает голову, наклоняет микрофон, с полуулыбкой оглядывает зрителей и снова погружается в песню, шепча заученные строки. На припеве Осаму крепко зажмуривается и хватается за стойку обеими руками.I watched a change in you It's like you never had wings Now, you feel so alive I've watched you change
Строчки, написанные Чуей, отдаются в сердце, и Дазай физически ощущает улыбку Накахары за спиной, чьи непослушные волосы выбились из хвоста, а подводка слегка размазалась, придавая ему ещё более соблазнительный вид. Чуя подходит ближе, встречаясь горящими голубыми глазами с тёмными омутами под челкой, приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке, не прекращая терзать струны ни на секунду; фанаты взрываются новым криком, когда Накахара касается плечом Дазая, вызывая у того ухмылку. Стоя бок о бок, жадно вдыхая воздух, они чувствуют себя живыми как никогда. Слегка наклоняя микрофон в свою сторону, Чуя поёт в унисон с Осаму, его низкий хрипловатый тембр идеально сочетается с мелодичным голосом вокалиста; они соединяются в этом жарком бешеном ритме, забывая про саднящее горло, пальцы, капли пота на висках. Они оба прекрасны так же, как и недоступны в своей личной вселенной, где место только для двоих. Да, они бы могли стать кумирами миллионов, завоевать множество чужих сердец, по-настоящему прославиться. Но ни Дазай, ни Накахара об этом не грезят — они пишут песни, когда посчитают нужным, периодически выступают в небольших барах и пропадают после на месяца, катаясь по стране или просто проводя время вдвоём в небольшой квартире. Этим они живут и никогда не жалеют о подобном выборе, ведь в этом они и видят чёртову жизнь. Именно по этой причине, только отыграв последнюю песню, они сбегают из бара через служебный вход. Чуя с рыком прижимает Осаму к закрывшейся двери и утыкается носом ему в шею. — Ты блять стонешь больше, чем поешь, — Накахара прикусывает кожу на кадыке Дазая. — Знаешь, каково мне? — Знаю, — шепчет Осаму и касается чужого паха. — Как тебе не стыдно, Чуя-кун? Рука сжимается сильнее, и Накахара крупно вздрагивает, упираясь лбом в грудь Дазая. — Я тебя ненавижу. — Я тебя тоже, солнце, — Дазай дергает за кольцо на чокере и вынуждает поднять голову. Чуя смотрит в блестящие глаза, которые в темноте приняли совсем черный оттенок, обвивает руками шею Осаму и тянет вниз, чтобы впиться ему в губы. Дазай, продолжая удерживать рыжего за чокер, раскрывает рот, впуская чужой язык, покусывает мягкие губы, блуждая свободной рукой под майкой и касаясь металла в сосках, отчего Чуя дергается. Неожиданно пальцы Осаму проникают в задний карман кожаных брюк, и он отстраняется с телефоном Накахары в руках. — Фёдор приехал. Перешагнув порог квартиры, они скидывают обувь, верхнюю одежду и, не отрываясь друг от друга, следуют в темную спальню. Дазай падает спиной на кровать, и Чуя тут же оказывается сверху, принимаясь дрожащими пальцами расстегивать пуговицы на его атласной рубашке. Осаму оглаживает крепкие бедра, сжимающие его тело по бокам, и шумно выдыхает, когда губы Накахары проходятся его груди, ключицам, шее, кольцо чокера холодит кожу, а юркий язык оставляет след на напряженном животе. Рыжие кудри касаются чувствительного тела, вызывают мурашки, и Дазай сжимает их, когда Чуя расстегивает ширинку и спускает его штаны вместе с нижним бельем. Боже, он никогда к такому не привыкнет. Чуя царапает его бедра ногтями, когда берет глубже, практически утыкаясь носом в лобок, ведет губами вверх, выпускает член изо рта, только чтобы слизнуть солоноватое на вкус семя и опять позволить Дазаю толкаться ему в рот, сжимая волосы на макушке. Осаму несдержанно стонет и прикрывает глаза, содрогаясь от нахлынувшего удовольствия и изливаясь рыжему в рот. Чуя довольно ухмыляется. Так стонать Дазай может только с ним. Осаму, тяжело дыша, откидывается на измятые простыни, пока Чуя слезает с него и встаёт с кровати. Накахара приподнимает подушки, заглядывает за тумбочку и достаёт оттуда затерявшийся тюбик смазки, бросая его на постель. Сняв мокрую майку и вынув из кармана презерватив, он возвращается к Дазаю и целует его в живот, пока Осаму расстегивает кожаные штаны и запускает руку в белье, обхватывая вставший член. Чуя закусывает губу и хмурит рыжие брови, разрывая квадратик и раскатывая презерватив. Дазай в нетерпении приподнимается и помогает Накахаре снять брюки с бельем, притягивая его после ближе, чтобы прикусить чужую губу, проникнуть языком в рот, параллельно открывая тюбик и выдавливая приятно пахнущую смазку на руку. Чуя отрывается от губ Осаму и утыкается лбом ему в плечо, комкая чёрную рубашку, когда тот касается холодными пальцами прохода, погружает один палец внутрь. Дазай нежно ведёт рукой по напряженному крепкому бедру, обхватывает сочащийся смазкой член и давит пальцем на головку, погружая третий палец в тело Накахары. Чуя морщится и немного отстраняется от Осаму, только чтобы надавить на его грудь, уложив на постель, и самому сесть сверху, шумно втянув воздух через нос. Дазай полностью заполняет его, придерживая за бедра, смотрит сверкающими глазами из-под налипшей на лоб челки и сам дышит через раз, стараясь не причинить Чуе боль и дать привыкнуть. Накахара опирается руками об Осаму и начинает двигаться на нём, царапая кожу на чужой груди, давя коленями на разметавшуюся под ним атласную рубашку. Дазай откидывает голову и закатывает глаза: внутри Чуи скользко и жарко, удовольствие скручивается узлом внизу живота, мысли заполняют только одним — Чуя с ним, Чуя его, они так страстно отдаются друг другу сейчас, так сильно растворяются в этих чувствах, которые будто крепнут с каждой минутой. Осаму не знает, возможно ли такое, ему абсолютно плевать, ведь пока они есть друг у друга, все остальное — пыль. Пальцы, покрытые мозолями от гитары, скользят по влажной коже, Чуя наклоняет голову и открывает глаза, чтобы взглянуть на Осаму, не переставая двигаться, и прочитать в его глазах все существующие признания, всю благодарность, чтобы увидеть те самые звезды, которые ему удалось с трудом зажечь. Дазай оставляет красные полосы от ногтей на его бедрах, обхватывает изнывающее от жажды разрядки возбуждение и проводит рукой от основания до набухшей головки, размазывая предэякулят, ускоряется, ровно как и Чуя на нем, чьи волосы от резких движений совсем растрепываются, а кольцо на так и не снятом чокере смешно подскакивает. Осаму усмехается и подхватывает Накахару, переворачивая и роняя спиной на мятые простыни, теперь самостоятельно выбивая из столь красивого тела не менее красивые стоны. Он касается языком холодного металла в сосках, ощутимо прикусывает, отчего Чуя дергается, и оставляет метку на подрагивающем животе. Накахара скрещивает ноги за спиной Дазая и хватает его за воротник ещё целой рубашки, Осаму в ответ тянет рыжего к себе за чокер свободной рукой. Они сливаются в жадном поцелуе, так и не в состоянии насытиться друг другом; Чуя всхлипывает от попадания по простате, надвигающегося оргазма, и Дазай ловит его рваные вдохи, дрожа всем телом. Накахара спускается на тонкую шею, украшает её багровыми отметинами и прикусывает кадык, прекрасно зная, как Осаму прёт от этого, и с упоением слыша его постанывания. Чёрт, его голос ещё прекраснее в такие моменты. Дазай почти скулит, когда Чуя оставляет след от зубов над ключицей, а следом его накрывает волной оргазма, выгибая тело дугой и заставляя крепко зажмуриться. Осаму замирает над Чуей, пока тот пару раз проходится рукой по своему члену и, вздрогнув, кончает ему на живот, пачкая рубашку. Они тратят несколько секунд, чтобы отдышаться и прийти в себя, Осаму оставляет нежный поцелуй на остром колене Накахары и выходит из него. Выкинув использованный презерватив куда-то на пол, он падает на живот рядом с Чуей, опаляя выдохом ему плечо. — Блять, я почти задохнулся. Чуя снимает чокер и облегчённо откидывает его в сторону, проходясь ладонью по мокрому лбу и убирая налипшие волосы. — Но ты ведь специально его не снял, так ведь? Накахара фыркает на хитрую улыбку Осаму и отворачивает от него голову. Дазай, усмехнувшись, приподнимается на локтях и нависает над ним, рассматривая вблизи лицо с еле видными веснушками. Чуя сталкивается с ним взглядом и жмурится, когда Осаму чмокает его в нос. — Ты такой довольный после секса, — Чуя наблюдает, как Дазай садится и взъерошивает свои волосы. — Я просто счастлив, Чуя. Осаму искренне улыбается, и Накахара видит, что он действительно не лукавит. — Я рад. Но вот рубашка твоя испорчена. Дазай оглядывает заляпанную одежду с разошедшимися местами швами и смеётся. Губы Чуи трогает такая же счастливая улыбка.