СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ 2

Глава 1 Сцена первая Бюрократы...из всей власти самая гнусная мразь. Сидят без всякой идеи в своих министерских кабинетиках, как паразиты в организме, и ничего их не волнует - ни страна, ни народ, ничего, кроме собственного блага. Да, действительно, паразиты, причём те самые, от которых, видимо, не избавиться никак... Даже революция тут бессильна. Продолжают сидеть всё в тех же кабинетах, просто меняют буржуйские цилиндры на народные галоши, а истинные борцы, настоящие, идейные, с каждым днём всё больше и больше рискуют попасть на эшафот... — Войдите, товарищ Швондер. — Так точно, товарищ Сталин! Гляньте на меня. Я унижен и оскорблён. Я, тот самый борец, в страхе трясусь каждый день перед кучкой бюрократов, которые в своих тёплых кабинетах решают, что я недостаточно борюсь за общее дело, поэтому от меня надо избавиться. Это они должны отчитываться передо мной, а не я перед ними. Они должны, не я! — Как поживаете, товарищ Швондер? Может, есть жалобы на что-то? — Да что Вы, товарищ Сталин! Как я могу жаловаться на что-то, живя в такой замечательной стране? — Правильно, Швондер. Правильно, блять. К сожалению, не все поддерживают вашу точку зрения. Ещё вчера уважаемые в нашей стране люди, становятся сегодня её злейшими врагами. Им уже не нравится жить в ней, поэтому мы их высылаем, но они все ещё, только теперь за бугром, продолжают её поливать помоями в своих французских статейках. Это очень подрывает и так хрупкий авторитет молодого советского государства на международной арене. Вы, товарищ Швондер, читали статью хорошо знакомого вами профессора с мировым именем? — Преображенского, товарищ Сталин? Да, читал. Но такого просто не может быть, я лично его расстрелял и сбросил гнить в яму, не было никакой депортации в другие страны. — Вы либо меня держите за дурака, Швондер, либо сами не слишком далекого ума. Преображенский расстрелян, но продолжает быть лицом антисоветской аристократии в Париже. — Может Борменталь, товарищ Сталин? Тот ещё негодяй. Его ведь по доброй воле на философском пароходе выслали. Может он от имени Преображенского очерняет нашу страну? — А это, товарищ Швондер, ваша задача была: выяснить, что да как. Сколько людей вы послали в Париж? Пять, десять? Да хоть сотню ещё пошлите - толку никакого. Очень разочаровываете, Швондер. Очень. Вас следовало бы отправить на трибунал. Последняя ваша надежда на проект "абырвалг". Выяснить, установить и ликвидировать. Задача ясна? И смотрите не подведите, товарищ Швондер, иначе разделите судьбу своих старых товарищей по домкому. Можете идти. — Так точно, товарищ Сталин! Сцена вторая Погода нынче в Москве отвратная. Целыми днями льёт дождь, сапоги вечно мокнут. Может, сама судьба разделяет мою печальную судьбу, жизнь сочувствует мне и плачет, а её слезы льются ливнем на людские макушки? Нет, это всё мысли чёртовых идеалистов, недобитых мною врагов революции. Ничего, наверстаю, обязательно наверстаю. А мысли такие в голове от нервов. Товарищ Сталин предельно ясно дал мне понять, что это последний шанс. "Судьба старых товарищей по домкому". Вяземская, товарищ Пеструхин и товарищ Жаровкин. Каждый из них был предан революции и каждого бюрократы обвинили в измене и каждого расстреляли. Но сейчас не время оплакивать павших товарищей, тем более я это делала вчера вечером, оттого на утро голова болела, сейчас мне нужно хоть раз в жизни подумать о своей собственной шкуре. В идеале выполню поручение генсека, сам сяду на удобненькое место и тогда каждая гадина бюрократическая у меня попляшет... — Остановите здесь, товарищ. — Так точно, товарищ Швондер. Ну, до завтра. Остановился у дома, в котором живу. Определенно заслужил большего, но жаловаться не смею. Жильцы дома опять не пришли на собрание жильцов дома. Местный домком абсолютно делитантен, завтра обсужу с ним это. А пока вхожу в квартиру и слышу рычание и бормотание из кладовки - уродец пришёл в себя, как раз во время. — Гнида, открой! Свободу! Права! Рыбку! Открывай, гнида! — Тихо там! Скоро выпустят тебя, рыбу получишь, только замолчи. — Товарищ Швондер — в дверь ко мне постучали, видно академики наконец-то явились — откройте! Пора! — Иду. — Он готов? — спросили меня сразу на входе, без всякого уважения и без всякого банального приветствия. — Да...— ответил я с некоторой пренебрежительной паузой, чтобы показать им своё отношение — Готов. Прошу за мной. Недавно только очнулся, не представляю как вы собираетесь из него сделать хоть что-то, но учтите: от этого зависит всё. Выходи давай, покажись товарищам — сказал я, открыв кладовку. — В очередь, сукины дети, в очередь! Вот он - Клим Чугункин. Шариков. Воскрес из мёртвых, чтобы вновь послужить стране Советов. Надеюсь, что в этот раз он подойдёт к этому делу с должной ответственностью.