1.
Наследному Принцу Уюна следовало бы ложиться спать в приемлемое время, а не ближе к поздней ночи, когда за окном глухая тишина, а в округе лишь кошки, плавно соскальзывающие с крыш домов. Мэй Няньцин уже битый месяц, если не больше, обещает отучить его от этой вредной привычки — «Ваше Высочество, нельзя тренироваться до раннего утра! Не мучайте же своё тело!» — а затем засыпает, свернувшись калачиком у изголовья королевской кровати, так Цзюнь У и не дождавшись. Принц своего советника и товарища не выгоняет. И конечно же, не злится. Во-первых, потому что на Мэй Няньцина злиться сложно, а во-вторых, видеть такого советника — растрёпанного, с поразительно умиротворённым выражением лица — после длительных тренировок, от которых горит каждая клетка тела, одно блаженство. Цзюнь У бесшумно приближается к кровати, восторженно замирая. Старается запомнить, как медленно вздымается чужая грудь; как более короткие белые пряди, спадающие на лицо, колышутся от размеренного дыхания. Если бы только кто-то знал, как сильно принц восхищается советником, то непременно бы возмутился. — Моё дорогое Высочество… Приглушённый шёпот выбивает Цзюнь У из колеи. Он растерянно моргает, осторожно наклоняя голову влево. Неужто сон его советника так чуток, что он разбудил его одним лишь присутствием? — Да, Мэй-Мэй? — Моё дорогое Высочество, — упёрто повторяет Мэй Няньцин, поворачиваясь на бок. Не проснулся, запоздало понимает Цзюнь У. Всего лишь говорит во сне, как делал это ранее. То, что тот действительно склонен разговаривать сквозь дрёму, Цзюнь У заметил ещё в первую ночь его пребывания в королевских покоях. Однако обычно Мэй Няньцин обходился неразборчивыми ворчаниями, вперемешку с напеванием каких-то еле слышных мелодий. В полные предложения, а уж тем более слова, его сонные звуки не складывались, тем самым заставляя наследного принца гадать о содержании чужих слов. Цзюнь У до этого и думать не смел, что чужие разговоры во сне могут быть очаровательными и ненавязчивыми. Но что тут удивляться — его Мэй-Мэй воистину поразительный человек. — Что такое, Мэй-Мэй? — с интересом отзывается юноша, усаживаясь на край кровати, пытаясь тем самым вывести товарища на разговор. Мэй Няньцин вздыхает, так, как вздыхает, будучи чем-то возмущённым. В такие моменты он слабо хмурится, упирается ладонями в бёдра, неодобрительно щурит глаза, поджимает тонкие губы и устало потирает переносицу. — Моё дорогое Высочество, это совершенно нечестно, — небольшая пауза, прерывающаяся сопением советника, а следом: — Вы не можете выигрывать меня в картах постоянно! Цзюнь У — человек, которого рассмешить искренне не очень-то и легко. Не единожды дамы, при дворце пытались его очаровать, дабы услышать короткий смешок от наследного принца. Пытались и придворные слуги, его товарищи детства, являющиеся по совместительству вассалами. Но улыбка, вежливая и по большей степени искренняя, это большее, что он мог предложить остальным. Но сейчас, в этот самый момент, склоняясь над дышащим в подушку советником, Цзюнь У едва ли сдерживает совершенно неподдельный смех. Старательно давит его, чтобы не помешать чужому сну и с трудом успокаивается, фантомно ощущая вибрацию в груди. — Прости, Мэй-Мэй, — он фыркает, медленно ложась рядом. Прикрывает глаза, придвигаясь ближе и сжимает чужие прохладные ладони в своих. — Ты обязательно выиграешь в следующий раз. Его любимый советник — правда восхитительный и неземной. Он способен слышать и понимать не только звёзды, раскиданные на ночной завесе, но и сердце наследного принца Уюна, являющегося порой загадкой и для самого его обладателя. Цзюнь У горд называть этого человека подле себя своим приближённым.2.
Наследный принц Уюна практически разучился спать. После становления небожителем эта нужда пропала. И всё же, в последнее время он всё чаще ловит себя на мыслях о том, что постройка Небесного моста медленно возвращает его тело во времена, когда он являлся обычным уязвимым человеком. Возведение моста доводит его до состояния полного изнеможения: тело наливается свинцом, а ноги пускай и двигаются с привычной твёрдостью, присущей Богу Войны, всё же делают это с толикой усталости. И в голове его бесконечный рой мыслей, усиливающийся стоит его голове вновь соприкоснуться с подушкой. Покоя — нигде. Советник Мэй Няньцин снова смиренно ждёт его в спальне, отныне той, что на Небесах. Он больше не ругает самоуверенного принца, как в далёком прошлом, только лишь пытается убедиться, что Цзюнь У оторвался от своего дела, хотя бы ненадолго. Дожидается, стараясь влить в него немного духовной силы, желая восполнить утратившуюся. Это едва ли сравнимо с той, которую он получает от многочисленных последователей на земле, но вера советника всё же гораздо приятнее и теплее, чем тысячи незнакомцев. (Он его самый преданный верующий.) Мэй Няньцин верит в него безоговорочно, ссорится с остальными — их общими знакомыми, Небожителями, людьми — только бы доказать, что принц, его принц, всё непременно сможет! Пускай и сам иногда слёзно просит его по ночам забросить столь самоубийственную затею, выбрать самого себя, а не других. Однако главное, что он всегда на его стороне. И это всё, что Цзюнь У надобно. Или лучше сказать то желаемое, что он ещё может получить. (Он начинает задумываться о том настанет ли день, когда и это станет ему недосягаемым, как с каждым прошедшим днём отдаляются от него верующие?) — Мэй-Мэй? Свечи в покоях не горят, Цзюнь У продвигается инстинктивно, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Мэй Няньцин ожидаемо здесь: сидит на расстеленной кровати, прижавшись чуть сгорбленной спиной к спинке, ослабленной хваткой держа в руках очередную книгу. Он спит, откинув голову к стене со слегка приоткрытым ртом. «У него вновь будет болеть спина», — думает наследный принц, но будить не смеет. Беспокоить спящего советника всегда казалось ему непроходимым кощунством. Цзюнь У молча подбирается к нему, вынимая чтиво из рук и оставляя на прикроватном столике. «Сказания о Звёздах», гласит яркая, разрисованная обложка. Он едва ли понимает надобность читать столь бесполезную литературу; Мэй Няньцин достаточно талантлив, чтобы налаживать связь с небесными светилами собственными силами. Или быть может, он сам и является им. Небесным светилом, невольно упавшим на землю. Это объясняло бы многое. — Моё дорогое Высочество, — шёпотом, еле слышным. Дыхание советника слегка учащённое. Это не что-то, что Цзюнь У мог бы заметить, являясь ещё человеком, но что-то что способен расслышать уже сейчас, будучи божеством. — Моё дорогое Высочество, я прошу вас… — наследный принц вслушивается. — О чём ты меня просишь, Мэй-Мэй? — собственный голос после длительных часов молчания, исполненных бездумным вливанием духовной энергии совсем охрип, становясь едва узнаваемым. Порой он позволяет себе задуматься о том, что было бы, не родись он будущим королём. Став бы он небожителем, происходя из какого-нибудь не очень богатого рода, будучи совершенно обычным. Не испытывая он ответственности за народ, что бесконечно раздирает его на клочья во снах, где он не способен их спасти. Встретил бы он своих товарищей всё равно? Свела бы его судьба с Мэй Няньцином? Достиг бы он тех же высот или остался незамеченным небесами? (Иногда он задумывается, чтобы было бы, сумей хоть кто-нибудь на этой планете отговорить его от задуманного. Существует ли хоть одна вселенная в мире, та, где он слушает кого-то, кроме себя? Осознавая риски, останавливается, а не жертвует всем, желая доказать собственную правоту, заранее обречённую на провал?..) — Прошу вас будьте аккуратны, — бормочет советник сквозь сон, слепо сжимая ладонями подоткнутое одеяло. — Я о вас… Волнуюсь. Цзюнь У прикрывает глаза, повторяет чужие слова родным голосом у себя в голове, пробует на вкус и потихоньку расслабляется, тихо оседая на пол. Заботы его советника достаточно, чтобы отогнать все тревоги, преследующие его на протяжении долгого дня. — Хорошо, Мэй-Мэй, — берёт дрожащие руки советника в свои, опуская его ладони к себе на голову. Льнёт всем телом, прижимаясь щекой к чужому бедру. — Я постараюсь. Мэй Няньцин неразборчиво говорит и дальше, пока полностью не замолкает. Цзюнь У слушает, до тех пор, пока не сталкивается с оглушительной тишиной и позволяет себе коротко, еле видно, улыбнуться. Завтра у него тоже будет болеть спина. Советник встретит его не с пожеланием доброго утра, а с продолжительным ворчанием о том, что кровать вообще-то предназначается для двоих людей и негоже его Высочеству мучать себя неудобством. Но сегодня наследный принц Уюна позволяет себе уснуть, не столкнувшись с кошмарами. Под защитой звёзд, что баюкают его еле слышным дыханием.3.
4.
5.
Проходят столетия, прежде чем поколения сменяется новым, а на место бывшего Небесного Владыки восходит новый. Цзюнь У, никому ещё незнакомый, но непомерно восхищающий, сияющий роскошью. Цзюнь У величественно подпирающий ногами новую Небесную столицу, построенную им на чужих костях и черепах. Цзюнь У, улыбающийся краешком губ всем Богам, вызывающий только самые приятные ассоциации, навевает ощущение, словно он отец, присматривающий за своими бестолковыми детьми. (Цзюнь У, сотканный целиком и полностью из лжи. Научившийся игнорировать кричащие в голове голоса, достигнувшие апогея давным-давно. Цзюнь У, испытывающий ко всем этим мелким богам ничего, кроме безразличия.) Проходят тысячелетия, прежде чем что-то вновь привлекает его внимания. Он прожил слишком долго, видел слишком много и был всем, чем могло быть существо, прожившее так долго. Ни одна история в мире не может вызвать в нём интереса. Кроме его собственной. Наследный Принц Сяньлэ. Всеобщий любимец. Пример для подражания. Человек, желающий помочь, выбирающий третий путь тогда, когда его нет. Цзюнь У почти смеётся. Эта история обречена на провал, на плохую концовку, на чужие смерти, на смерть человека, которым Се Лянь является сейчас. Он знает её наизусть и всё же не может скрыть еле заметное напряжение. (Заметное кому? Подле него не осталось никого, совершенно никого, из тех, кто мог бы распознать отголоски его эмоций.) Советник Гоуши дружелюбно улыбается ему, склоняя голову в поклоне. Складывает руки в приветственном жесте, выпрямляя спину. «Это честь для меня, иметь возможность переговорить с самим Владыкой!» — говорит он, прикрывая глаза. «Лжец», — думает про себя Цзюнь У с слабой улыбкой на губах. Они с Мэй Няньцином слишком хорошо друг друга знают. Когда спадут их маски, взывая к ответственности за события минувших лет — всего лишь вопрос. Однако они продолжают играть, притворяясь, что ещё не догадались. Что ещё не время. Что им дозволено быть кем-то, кроме каскадов существ, которыми они являлись в прошлом. Поэтому Владыка почти беззлобно улыбается и кивает: «Да. Для меня это тоже не меньшая честь, встретить человека, воспитавшего Сяньлэ». (Глупое, идиотское существо. Почему же он не убил его тогда? Не затащил обратно, принимаясь ломать каждую кость по одному, слушая их успокаивающий треск? Почему? Он не помнит, он почти не помнит ничего, кроме–) Цзюнь У посещает его в ночи, когда на горе Тайцан ни единой души, а те идиотские фальшивки их бывших друзей, которые Советник так бесталанно прячет в его присутствии, пропадают. Мэй Няньцин спит и под ночными светилами, он выглядит совсем как раньше. Без этого бессмысленного прикрытия, в виде смены внешности и черт лица. Он всё ещё прекрасен, как изваяние, наделённое жизнью. Он не изменился, только стал бледнее — почти прозрачнее, как если бы сделался призраком — и совсем исхудал. Мэй Няньцин беспокойно мечется по подушке, стискивая пальцами одеяло, крепко хмурится и размыкает губы, чтобы что-то прошептать. Цзюнь У наблюдает. Советник спит слишком крепко, чтобы очнуться, чтобы увидеть Владыку, склонившегося над чужой кроватью. А даже если и увидит, то ничего поделать не сможет. Никто не может победить его. Никто не может противостоять ему. (Он так об этом сожалеет. Не передать словами, как сильно ему хочется завершить цикл ненависти, лишиться власти, проиг–) — Моё дорогое Высочество! Этот вскрик хуже плевка в лицо.+1.
Цзюнь У пробуждается от тихого шелеста. Первая мысль, пробежавшая в голове — схватится рукой за меч, покоящийся под подушкой. Следом, осознание, что он давно уже не у себя во Дворце. Он вдали от Небесной Столицы, запертый на Тунлу, на горе, ставшей началом и концом его истории. Проклятьем, преследующим его всю жизнь. Напоминанием и расплатой за всё содеянное. К тому же, оружие ему доверять перестали. Значит, ему необходимо лишь ринуться к импровизированной кухне и перехватить нож, которым Мэй Няньцин разделывает мясо. И который он по какой-то причине держит на виду, словно не боясь, что Цзюнь У его однажды им прирежет. Но если он на Тунлу, то кто может на него здесь напасть? Сонливость отступает, позволяя взять рациональности вверх. Верно. Здесь никого, кроме них. Наследный Принц Уюна и его верный вассал, Владыка и советник Сяньлэ, Цзюнь У и Мэй Няньцин. Они вновь остались вдвоём, против всего мира и против друг друга, в какой-то степени. Словно лишь следовали давно предначертанному пути. Шорох повторяется. Цзюнь У разлепляет глаза, вглядываясь в очертания, свернувшейся фигуры у себя под боком. Изначально, когда они только оказались здесь запертыми, Мэй Няньцин засыпал на полу у его кровати, на циновке. Цзюнь У не возражал. Первые дни заточения он и вовсе не поднимался с постели, игнорируя чужое присутствие. Позволял за собой ухаживать, откармливать, не слушал чужие разговоры, почти не двигался. Существовал, подобая званию живого мертвеца, каковым являлся. Но время шло. Одиночество, к которому Цзюнь У так привык, медленно трещало по швам под натиском неподдельной заботы. В какой-то момент изолироваться от рассказов советника стало невозможным — оставаться наедине с собственными мыслями стало страшно — и он начал слышать. Слушать. Ему понадобилось некоторое время, чтобы научиться вновь отвечать. Советник никогда не высказывался о том, что думает об этом по поводу этого вслух, но Цзюнь У видел, как загорелись его глаза, когда он откашлявшись после долгого молчания, попросил его продолжить начатую за обедом историю. Отныне они много разговаривают. Иногда это всего лишь обмен историями, теми, что приключились с ними за минувшие годы. Иногда они вспоминают прошлое: и хорошее, и плохое. Больше прятаться не от чего, скрывать тоже. Бежать, тем более. Ненависть, ощущение предательства, за которые бывший Владыка держался так долго — у него больше ничего, кроме этого и не было — всё это, постепенно размывалось, сменяясь прощением. Смирением. Пониманием. Тоской и усталостью. Отвыкать от присутствия Мэй Няньцина рядом было сложно, почти болезненно. Столетия подряд после их первой разлуки, Бай Усянь не единожды разворачивался вправо, обращаясь к спутнику. К тому, кого уже не было рядом. Он убеждал себя, что им никогда не придется столкнуться вновь. Что советник — пережиток прошлого. А затем пал жертвой тихого смешка под ухом, понимая что их нити судьбы всегда были переплетены между собой. (Цзюнь У никогда об этом не сожалел.) Он сам предложил Мэй Няньцину спать на кровати, рядом с ним. Советник осторожничал. Не от страха, нет. (Цзюнь У понятия не имел откуда в этом глупом мужчине столько безоговорочного доверия к нему.) Мэй Няньцин не боялся, что Цзюнь У его убьет. Даже будучи практически полностью лишённым магических сил, он мог бы. Советник не блистал физической подготовкой и если в молодости он, по крайней мере, смог сбежать, то сейчас вряд ли бы был способен и на это. Ему попросту было безразлично, что с ним сделает Цзюнь У. Его волновало лишь то, не нарушит ли это покой Владыки. (Как совершенно глупо и самоотверженно.) Покой, которого, разумеется, нет и не было, потому что каждый раз, когда Цзюнь У закрывал глаза, то неизменно сталкивался с призраками прошлого и настоящего. «Если ты от этого перестанешь жаловаться на больную спину по утрам, то я не вижу проблемы», — сухо пожал тогда плечами Цзюнь У, сдвигаясь в сторону, уступая Мэй Няньцину место. Он хотел сказать несколько другое. Он хотел сказать, что… (Что Мэй Няньцин тогда был прав. Он совершенно устал. От сражений, от ненависти, от одиночества. И никто, кроме него не сможет подарить Цзюнь У хотя бы каплю тепла, в котором он нуждался. Нуждается.) Но тогда их отношения ещё являлись осколками воспоминаний, а потому Цзюнь У так и не решился. Возможно, стоило признать это теперь. — Моё дорогое Высочество… Цзюнь У наклоняет голову набок, выпутывая советника из одеяла. Тот тяжело дышит, барахтаясь на простыне, как израненный зверь. Ему снится кошмар. — Моё дорогое Высочество, моё дорогое Высочество! Цзюнь У почти вздрагивает. Отчаяния, опустошённости и безнадёжности в разы больше, чем когда-либо доводилось ему слышать от советника. Что ему снится? Собственная смерть? Воспоминания? — Советник, — Цзюнь У медленно касается его плеча, принимаясь трясти. Он едва ли прикладывает и четверть сил. Будто теперь боится, что любое прикосновение понесёт за собой чужие страдания. Мэй Няньцин почти задыхается и Цзюнь У раздумывает насколько правильным будет то, что он столкнется с ним после пробуждения. Может это была плохая идея, разрешать ему находиться настолько близко. Может, по правде говоря, он всё ещё его боится? — Мэй Няньцин, — пробует вновь бывший наследный принц, приподнимаясь на кровати всем телом. Никакой реакции. — Мэй-Мэй? — чуточку громче. Названный распахивает широко глаза, принимаясь хватать ртом воздух, словно в попытке угнаться за чем-то необъяснимым. Подскакивает на кровати, разглядывая комнату, всматриваясь в стену. Цзюнь У, убедившись, что тот проснулся, отстраняется, почти механически позволяя длинным волосам скрыть шрамы; места, где веками находились лица его товарищей. — Моё дорогое Высочество, — глупо повторяет советник, вертя головой в его поисках. И на удивление Цзюнь У, сокращает между ними расстояние, накрывая вспотевшими ладонями его щёки. Аккуратно поглаживает их, будто пытаясь убедиться в реальности и… Выдыхает. — Мэй Нян… Мэй-Мэй? Неужто, у того напрочь отбило инстинкт самосохранения за эти века? Так долго бежал, что забыл от кого? — Ты в порядке. Ох, слава Небесам. Он… Волнуется за него? Когда-то давно, Мэй Няньцин после самых его яростных сражений, подбегал к нему с плохо скрытым беспокойством; стискивал руки в своих, проверяя на наличие ранений и ворчал, если тот всё же умудрялся поцарапаться ненароком. Наследный Принц Уюна лишь посмеивался до ямочек и беззаботно хмыкал. Забота тогда ощущалась чем-то обычным, свойственным. Теперь же он ей удивляется. Молодой, глупый и амбициозный принц и нынешний Цзюнь У — совершенно разные люди. Разве можно беспокоиться о втором, когда тот обрёк стольких людей на страдания, исключительно, чтобы показать как больно было некогда ему? — Разумеется, — непонимающе кивает бывший Владыка, неуверенно сжимая чужое плечо. — Это тебе снился кошмар, а не мне. Мэй Няньцин улыбается; кончики его губ еле заметно дрожат, будто тот воздерживается от слёз. Цзюнь У укладывает свободную руку на чужой затылок, позволяя советнику прижаться лбом к его плечу. — Ты… Хочешь рассказать, что тебе снилось? Это, то что обычно спрашивает у него Мэй Няньцин, когда он просыпается в холодном поту, с немым криком на губах. Перебирает его волосы, убаюкивая. Слушает, если Цзюнь У находит в себе силы говорить и отвлекает, если отказывается. Но по правде говоря, ни разу за их пребывание в заточении длинной в полгода, Мэй Няньцин не видел кошмаров. Или… Или Цзюнь У просто не замечал. Первое время так точно. А может это от того, что Мэй Няньцин и вовсе редко спит. В основном, просто лежит, разглядывая звёзды за стеклом, ожидая чужого пробуждения. — Я… — Советник обвивает его руками, припадая ближе. — Я думаю, мне приснилось, что его Высочество Наследный Принц всё же… Убил тебя в ту ночь. Ужасный сон, воистину жестокий. — Ты всегда был странным человеком, Мэй-Мэй, — Цзюнь У почти заботливо вздыхает, приглаживая чужие бледные волосы. Когда-то давно, он собственными руками вплетал их в косы. Может им стоит попробовать сделать это вновь. — О моей смерти тебе следует мечтать, а не бояться. Мэй Няньцин мягко шлёпает его ладонью по спине в качестве предостережения и бывший Владыка почти ощущает, как тот заведомо хмурится. Возмущается. — Не говорите так, моё дорогое Высочество. Ни разу за эти века я не желал вам смерти. Откровенность в чужом голосе по какой-то причине ранит сильнее, чем вся физическая боль, пришедшая на его долю за долгое время. — Цзюнь У, — бормочет он ему в макушку. — Обращайся ко мне по имени. Я же говорил. Советник кивает. — Ты… Хочешь вновь лечь спать? Или предпочтёшь сыграть в карты? Повторять чужие фразы немного непривычно, но он чувствует, как Мэй Няньцин пытается подавить мягкую улыбку. Цзюнь У и сам неосознанно почему-то веселеет, хотя это не то чтобы к месту. В последнее время ему всё чаще также хорошо, как в юности. Это по-странному пугающе. — Кхм, ты снова меня обыграешь! — отзывается советник, отстраняясь, чтобы заглянуть ему в глаза. — Нельзя так мучить людей в столь почтенном возрасте, Цзюнь У! — В чём же вина этого лао-тоу, если вы, почтеннейший, за столь долгое время так и не научились играть? Щеки Мэй Няньцина несвойственно алеют. Он складывает руки на груди, вмиг оборачиваясь к нему спиной, словно обиженное дитя. — Ты…! Ты…! Бесстыдник! Смех сходит с уст Цзюнь У. Искренний, не тот, которым он одаривал Сяньлэ, преследуя его в образе Безликого Бая. Он смеётся до тех пор, пока не сталкивается с взглядом советника, преисполненным нежностью. А затем тот вновь отворачивается, пряча лицо в руках, словно смущаясь сильнее. — Что такое, Мэй-Мэй? Ты чувствуешь себя плохо? — без единого намёка на раскаяние интересуется Цзюнь У, прижимаясь к нему со спины. — Моё дорогое Высочество… — неразборчиво мямлит советник, позволяя Цзюнь У обнять его сзади, устраивая подбородок на плече. — Пожалуйста, давай снова ляжем спать. Я не переживу этого позора. — Хорошо, — чуть погодя, соглашается он. — Но перед этим… Мэй-Мэй, скажи мне, что говорят тебе твои звёзды сейчас? Мэй Няньцин серьёзнеет, поворачивая лицо в его сторону. Разглядывает в полумраке, кладя собственные руки поверх чужих, и не глядя в распахнутое окно, за которым виднеется небо, улыбается. Цзюнь У знает, Мэй Няньцин уже давно не слышит зова небесных светил. А ещё он знает, что тогда, в далёком прошлом, он готов был обменять Небеса на одного лишь него. «Моё дорогое Высочество, вы моя путеводная звезда», — выпаливает юный советник в его воспоминаниях. — Не знаю. О чём ты сейчас говоришь, Цзюнь У? — поддразнивает советник его сейчас, а затем смягчившись, продолжает: — Они думают, что тебя впереди ждёт большое счастье и удача. Цзюнь У выдыхает, опечатывая смазанный поцелуй на чужой скуле. — Впереди? Они ошибаются, — наигранно серьёзно сообщает бывший Владыка, тем самым пугая Мэй Няньцина, успевшего выпрямиться. — Я думаю, я уже держу его в руках, Мэй-Мэй. … — А ещё они говорят, что ты совершенно бесстыдный человек! Хохот Цзюнь У вновь заполняет ветхие стены их убежища, смешиваясь с приглушённым фырканьем Мэй Няньцина. Цзюнь У и не знал, подумать не мог за всё это время, что быть счастливым — это так просто.