И это больно

Нэтан Чен любит играть в догонялки. И до какого-то момента у него даже получается убеждать себя в том, что ему совершенно все равно, с кем именно это делать. Взмывая на вершину, он увлекается борьбой с каждым, кто осмеливается ответить на его вызов. А потом… с ужасом и ликованием осознает, что в своем бесконечном пути дорос до сражения с самим Юдзуру Ханю. Порой при мысли об этом Нэтану Чену кажется, что он спит. Что на самом деле он все еще нелепый юниор, который задремал где-то на трибунах и замечтался о том, как однажды будет скользить по тому же льду, что и этот невероятный человек. Первый разделенный пьедестал в Марселе видится ему сказкой, тот, что в Канныне, - окрыляет тем фактом, что он оказался выше. Дальнейшие годы, расцвеченные бесконечными соревнованиями, представляются Нэтану полнейшим безумием: он так восхищенно-мальчишески влюблен, что даже не видит смысла это скрывать. Каждая его программа - посвящение и заигрывание, любой взгляд - направлен лишь на Юдзуру Ханю. Его сердце умирает каждый раз, когда он видит очередное его падение или слышит что-нибудь о его травмах. Но за смертью всегда следует исцеление, стоит только его ожившей мечте снова выйти на лед. Ожившая мечта. Нэтан гонится за ней, даже обыгрывая Ханю с отрывом в 44 балла, и при этом прекрасно знает, что догнать того невозможно. Ведь даже говоря, как борьба с Ченом его мотивирует, Юдзуру продолжает бороться со своими внутренними демонами, а не с ним. Но Нэтану, пожалуй, все равно. Он просто время от времени прикрывает глаза и умоляет всё, что только можно умолять: “Пожалуйста! Пусть это будет не сном”. И убеждается в реальности происходящего, когда восходит на пьедестал в Пекине без него. И это больно. Нэтан Чен прикрывает глаза и слышит “Heaven and Earth” в первых нотах американского гимна. Юдзуру Ханю любит ставить перед собой невыполнимые задачи, а потом доказывать всему миру, что невыполнимых задач не существует. Он рыдает, смотрит в стену на интервью, говорит, что олимпийское выступление было его максимумом, а потом снова упрямо выходит на лед, чтобы быть к себе еще строже, чем прежде. Потому что в его мире детские мечты - это не то, что возможно предать. Порой Ханю кажется, что в своем стремлении прыгнуть идеальный четверной аксель он бьется о невидимую стену. Как будто всегда послушный и ложившийся под лезвия коньков лед его разлюбил. Юдзуру сам не рад своим мыслям, но не может не вспоминать, как еще с детства ему казалось, что самые сложные прыжки он совершает не один. Будто параллельно с ним над землей взмывает кто-то еще. Почти невидимый, едва различимый. Юный Ханю называл это свое видение ледяным божеством, Кори-но ками. Любимая иллюзия. Юдзуру надеется хоть на мгновение почувствовать его вновь во время очередного проката. Хотя думать, наверное, стоит о дырках во льду. В том самом льду, который в последнее время так чертовски к нему враждебен. Но Юдзуру, пожалуй, все равно. Он все еще знает, что его вроде как зачтенный аксель далек от идеала, и обреченно об этом говорит. А потом думает: “Я продолжу! Потому что этот прыжок должен стать частью моей истории. Нашей с ним истории…” И это больно. Юдзуру Ханю прикасается пальцами ко льду и в сетке росчерков на нем читает несуществующее “愛”. Кори-но ками любит смотреть, как в мир приходит великая красота. Но по большому счету ему безразлично, кто или что является ее проводником. Ему одинаково радостно созерцать и морозные узоры на стекле, и ломающийся по весне на реках лед - хрупкость природы и ее величие. Возможно, именно поэтому ему чуть более, чем всё прочее, интересны люди, совершенно особые существа, умеющие сочетать в себе и то, и другое. Порой Кори-но ками почти смешно от осознания того, как много времени он проводит рядом с ними, в нелепых загончиках, в то время как в его силах носиться над бескрайними северными морями. Но стоит ему только так подумать, как на лед выходит кто-нибудь вроде… Нэтана Чена. Кори-но ками - не человек, а потому не вполне понимает, что такое пристрастность, и совершенно не представляет, как должно ощущать себя влюбленное существо. Но когда он смотрит на взмывающего над ледяной гладью Нэтана Чена, ему становится так яростно-жарко где-то глубоко внутри, что даже обжигающие лучи Аматэрасу-о-миками начинают казаться ему чем-то не особо болезненным. Всполох огня. Никак иначе этого фигуриста описать невозможно. И Кори-но ками кажется, что при попытке прикоснуться Нэтан Чен просто обратит его бессмертный дух в прах, а потому надо бежать от него как можно дальше. Но мыслям Кори-но ками, пожалуй, все равно на расстояние. И даже проносясь над бескрайними ледяными пустошами, он не может избавиться от воспоминаний о лучезарной улыбке Чена, только что завершившего прокат. И это больно. Кори-но ками смотрит в северное сияние и не может не думать о том, как схожи его цвета с цветами костюма Нэтана Чена в крайней произвольной. Нэтан Чен любит играть в догонялки. И до какого-то момента…