Полетим на луну?

Ночь. Эта ночь, когда над городом застыла лунная золотистая лампочка, стучала в клубе дамскими каблучками. По лакированным туфлям пробегались тусклые блики от приглушённого освещения клуба; в воздухе же витал запах тяжёлого парфюма и хвойного джина. Сцена вся сияла: микрофон серебрился, блистали трубы, саксофоны, тромбон, щёлкали клавиши пианино, словно щебетали птицы, ворчали тихонько барабаны, а свежие слова прожигали кислород, въедались в затемнённые стены плесенью и трепетали, трепетали, певец потягивал их ловко, играл с ними бархатно, поправляя иногда шляпу, чуть надвинутую на глаза. У Тобирамы было немного легко в голове от выпитого виски или бренди, он толком не смотрел на бутылки, его увлекало гораздо больше то, как переливался гель на приглаженных кудрях Кагами, которого он удерживал за талию, вдалеке от остальных танцевавших, у Кагами взгляд напоминал о грядущей бессонной поездке в тёмном автомобиле, наедине, но пока они вальсировали, чувствуя тепло друг друга, и от светло-серого костюма Кагами тянулся лёгкий аромат лимонной цедры... — От тебя пахнет до сих пор сигаретами, — улыбнулся Кагами, свет упал на его щёки, выделил красивый румянец на них, — и можжевельником. Может быть, это было не самой лучшей идеей встречаться сегодня?.. Там ведь твой брат... — Ты волнуешься, — Тобирама притянул его к себе ещё ближе. — Конечно, потому что я выпил не так много, — он едва не рассмеялся, уводя взгляд в сторону, его чёрные ресницы дрогнули, когда он несколько раз слишком быстро моргнул, — что будет, если нас увидят, Тобирама?.. Я... я не хотел бы доставлять тебе проблемы. — Проблемы ты уже доставил, — Тобирама хотел приподнять его за подбородок, но предпочёл откровеннее сжать в танцевальном плену, ощущая даже так скорость ударов молодого сердца. — Потому что появился. Поэтому давай лучше проведём этот вечер, не думая о моём брате и его подружке возле сцены. — Он, наверное, не поймёт, — Кагами всё ещё не смотрел на него, — я до сих пор не понимаю. — Надо же, — Тобирама наклонился к нему поближе, — чего именно ты не понимаешь? — Почему иногда мне хочется заткнуть тебя поцелуем перед всеми. На улице, на автобусной остановке, у тебя на работе, чтобы каждый редактор видел, как мы с тобой... ну... — он переставал быть таким смелым, — по крайней мере, чтобы больше на тебя не смотрели секретарши так же, как они смотрят каждый день. — Беспокоишься, что я уйду к Клэр? — Тобирама усмехнулся. — Она чудно готовит блинчики и приносит лучший кофе в офис, так что я был бы идиотом, если бы не испытывал первобытного страха перед этой пышечкой, — он всё-таки хохотнул, ещё слишком напряжённый. — У тебя есть столько вариантов... в смысле я видел, как часто с тобой флиртуют, пытаются во всяком случае, а ты почему-то предпочёл... меня. Я же делаю совершенно идиотские ошибки в статьях. — У тебя талантливые статьи, — возразил Тобирама, — и ты прекрасно знаешь, что я не тяготею к сладкому. Только если не рассматривать тебя в качестве десерта. — Как пломбир? — Кагами прозвучал так невинно, что Тобирама едва удержался, чтобы не поцеловать его прямо в губы, здесь, сейчас, плевать, если на них всё-таки обратят внимание... — Ты подумал не о пломбире. — Мы уже не дети, чтобы думать о мороженом, — Тобирама уткнулся бы в изгиб его шеи, но вместо этого лишь провёл пальцами вверх по ровной спине. — Это точно, — Кагами сам начал робко поглаживать плечо, за которое до этого цеплялся, как за спасительный канат, — скоро песня не будет заглушать наш разговор, и нам придётся делать вид, что мы тоже приглядываемся вон к тем подружкам с рыжими кудряшками, на них весь клуб засматривается. Все облизываются... — О, я уверен, что Мадара облизывается только от вида собственной зарплаты, — Тобирама фыркнул, — как они сошлись с Хаширамой, ума не приложу, — он невольно бросил взгляд на первый столик, где Мадара скучающе болтал бокал вправо-влево, а Хаширама всё болтал без умолку, — мне кажется, это всё из-за денег. Кагами понимающе кивнул. — Иногда, — Тобирама продолжал, — я так же удивляюсь тому, что вы с ним родственники. В отличие от него, ты никогда ещё не просил у меня даже премии, — он следил за бледными губами Кагами, — ты ведь будешь протестовать, когда я заплачу за твою выпивку? — Не буду, когда я заплачу за твою, — Кагами явно хотел прильнуть к нему теснее, прижаться щекой, обхватить руками сильнее, окончательно сокращая дистанцию, но не позволил себе этого: песня закончилась. — Удивительно, я не отдавил тебе ноги за весь танец. — Потому что я умею вести, — шепнул Тобирама ему на покрасневшее ухо, прежде чем отпустить. Они больше не выдавали себя на публике. Тобирама только ловил иногда на себе взгляды Кагами, когда тот прикладывался к стакану осторожно и касался губами стекла так медленно, точно приглашал разделить с ним каждый глоток мексиканского янтарного рома. Графитовые глаза его вспыхивали время от времени, когда свет вырывал его лицо из клубной полутьмы — и тогда Мадара, замечавший ненароком своего дальнего-дальнего родственника, щурился и подозрительно осматривался по сторонам. — Вы с ним так сдружились, — улыбался Хаширама, у которого щёки горели, как красный сигнал на городских светофорах, он выпил уже второй стакан коньяка. — Ты больше на него даже не ворчишь, хотя ворчишь обычно на всех, даже когда тебе приносят на стол идеальные статьи про успехи республиканцев на политической арене... — он облизал губы, — скажи честно, он уже пригласил тебя на свою свадьбу? Или, может быть, вы уже были на совместной рыбалке? — Не верится, что у Тобирамы появился первый друг, — усмехнулся Мадара. — Ты ему заплатил за это? Отвалил миллиард долларов? — Конечно, заплатил, — закатил глаза Тобирама, — как и Изуне. Мадара опасно сузил глаза. — Ты не помог ему, даже когда от тебя нужна была помощь. — Потому что ваша семья меня не касается, — Тобирама фыркнул. — О, да? — Мадара криво усмехнулся. — Надо сообщить об этом Кагами. Мальчишка явно не в своём уме, раз решил найти в твоём лице поддержку, — он продолжал, — хотя он всегда отличался доверчивостью и своей дуростью. Он с трудом закончил школу. — Ты его не знаешь, — Тобирама вдруг ощетинился, раньше чем успел себя остановить. — Так, ребята, спокойно, — Хаширама сжал плечо Тобирамы и умоляюще взглянул на Мадару, — давайте не будем портить ошибками прошлого такой прекрасный вечер. Изуна же сейчас в порядке, и в вашей семье всё наладилось... — Лишь благодаря нашим усилиям, — Мадара сделал глоток коньяка. — И деньгам моего брата, — добавил мстительно Тобирама, — ты, наверное, считаешь себя слишком умным. Меркантильная сволочь. — Тобирама! — Хаширама сильнее сдавил его плечо, но было поздно. Тобирама уклонился от прилетевшего в его сторону стакана. Драки не случилось по той причине, что Мадара, бросив деньги на столик, развернулся и зашагал прочь из клуба под отстранённые взгляды окружающих. Некоторые смотрели на его чёрный костюм, чёрные волосы, заколотые в длинный колючий хвост на затылке, следили, как Мадара накидывал на плечи пальто, на голову — шляпу, нацеплял кожаные перчатки... пока Хаширама, чертыхнувшись, не бросился за ним, прихватив свой дорогой зонтик. В клубе стало более напряжённо, но Тобираму это устраивало — он заказал себе ещё один стакан джина, слушая новую песню краем уха, так как через несколько минут на соседний стул всё-таки опустился Кагами, державший свой ром цепко. Они не сказали сначала друг другу ни слова, но потом Кагами слегка нахохлился и пригладил кудри свободной ладонью, перебирая их мимолётно пальцами, которые судьба будто бы соткала для того, чтобы они сжимали письменные перья. Он старательно делал вид, что следил за микрофоном. — Я всё слышал, — прошелестел он, — но тебе не стоило... — Стоило, — Тобирама хотел взять его за руку, поглаживать костяшки пальцев, наслаждаться мягкой кожей. Уже в светлом кожаном салоне машины Тобирама расслаблял галстук Кагами, ненавязчиво гладя приятную на ощупь шею, а тот справлялся с пуговицами его пиджака в клетку и стягивал шляпу, освобождая жёсткие белые волосы. — Тобирама... — Кагами выдохнул, когда тёплые губы Тобирамы прикоснулись к нежному месту за ухом. — М? — Тобирама оторвался от него. — Мне прекратить? — Нет, я просто... — смущённый Кагами посмотрел на него со всей юношеской теплотой, зрачки его были расширены, приглаженные старательно волосы слегка растрепались и румянец на щеках заиграл новыми красками. — Давай улетим с тобой на луну? — Почему именно на луну? — Тобирама не сдержал улыбки, забираясь ладонью под его пиджак. — Чтобы прыгать на десять метров вверх, — Кагами хрипло рассмеялся, — я шучу. Там просто не будет никаких надоедливых соседей, которые могли бы жаловаться на то, что мы станем причиной их бессонных ночей... — Необязательно лететь на луну, — Тобирама поцеловал его щёку. — Переезжай ко мне.