Как российская фанатка с герром Фридрихом повстречалась

Свен. Фридрих. Два этих коротких слова сейчас бились в моей голове, выгоняя из нее все остальные мысли. Да и нечему было удивляться. Причина даже не в том, что свободное пространство в моей голове настолько ограничено, что не вмещает в себя больше двух слов. Нет, все было намного проще: на двадцать первом году моей жизни я добилась исполнения заветной мечты – посетила концерт замечательного человека, который является для меня идеалом. Увлеченная размышлениями, я одернула себя на пафосном слове "идеал", вспомнив сгорбленную фигуру моего любимца и полубезумное выражение его огромных зеленых глаз. Нет, на идеал внешности он, само собой, никак не тянет, но вот голос... За этот голос я готова была продать душу и, блаженно пуская слюни, следовать за ним куда угодно, хоть на край света, хоть на концерт к Диме Билану или Токио Отель. Впрочем, радость моя была бы неполной без шоколадных конфет... Черт, и о чем это я, какие еще шоколадные конфеты, когда в моих руках – ярко переливающееся всеми цветами радуги перо Жар-Птицы. Мое разрешение на милое рандеву с безумным зеленоглазым идеалом. Мой персональный кусочек счастья – пропуск за кулисы. Вновь замечтавшись, я и не заметила, как ко мне подошел охранник и спросил что-то на немецком. Тут, надо сказать, я впала в небольшой ступор, ибо познания мои этого славного языка ограничивались только крылатыми выражениями из песен Фридриха, и, пожалуй, Деро Гои. Так что выбор мой был невелик – либо обругать охранника страшными словами из арсенала Деро, либо закатить глаза и выдать душераздирающе слезоточивую тираду, именующуюся тестом песни Церафин. Даже не знаю, что было бы хуже – разозлить этого угрожающего амбала изощренными ругательствами, или фигакнуть ему по самому сердцу рассказом о смерти, жизненной несправедливости и несчастной любви. Молясь про себя всем известным и не очень богам на тему "пожалуйста, пусть этот странный человек знает английский язык", я помахала заветным пропуском перед носом у секьюрити и самым елейным из всех своих голосков пропела: – Кристин Цветкофф, одна из преданнейших почитательниц творчества мистера Свена. Могу я пройти за кулисы? Охранник недоверчиво посмотрел на меня, и во взгляде его ясно прочиталось исконно русское "ходют тут всякие и работать мне мешают". Подозреваю, что на фоне разодетых в пестрые шмотки девиц с макияжем, позаимствованных у каких-нибудь некромантов, отмечающих в своем прогнившем поместье Хэллоуин, я смотрелась достаточно... Скромно? Бледно? Прискорбно осознавать, но слова, выражающего всю степень моей неготичности, в моем словарном запасе не отыскалось. Угольно-черный карандаш для глаз, полурваные сетчатые колготки и кислотного цвета косметику я оставила мирно почивать во временном промежутке моего пятнадцати-семнадцатилетия, и на концерт пришла в светлых джинсах и простых синих кедах. Оказавшись в центре галдящей толпы странных личностей, я только и могла что одергивать свою белую маечку и понимать, что наконец познала на собственной шкуре замечательное русское выражение "белая ворона". Секьюрити тем временем пробежался оценивающим взглядом по моей одежде и задумчиво прищурился. Мне оставалось только надеяться на то, что он вообще понял, что именно я только что сказала. Спустя несколько секунд, когда я уже ощутимо занервничала и стала всерьез задумываться над тем, чтобы стибрить у какой-нибудь более неформальной фанатки хотя бы пару цепей на пояс, охранник ожил и спросил: – А пропуск у вас есть? Молитвы мои были услышаны! О, как же ласкал сейчас мой слух его исковерканный английский! Постепенно впадая в состояние эйфории и едва не теряя обморок от радости, я прощебетала ему, что пропуск мой – самый что ни на есть настоящий, выигран был во время официального конкурса, проведенного замечательным сайтом zeraphine.de, и едва удержалась от того, чтобы не завизжать "Вот щастье-то привалило, а!!!". – Можно? – мужчина забрал у меня аккуратный прямоугольничек бумаги, украшенный серебристым тиснением и стал тщательно его изучать. Я же была занята тем, что старалась прогнать из своей головы херувимчиков с золотыми арфами, громко поющих "Halleluja!" – почему-то, грубыми и прокуренными голосами, навевающими ассоциации с Алексом из некогда обожаемых Мегагерцев. Мысленно щелкнув одного из самых назойливых ангелочков по веснушчатому носу, я краем глаза заметила, что охранник протягивает мне пропуск. – Держите. Все правильно. Давайте я провожу вас. – Веди меня, родимый! – неопрометчиво ляпнула на русском замечтавшаяся я, тут же с опаской глянув на любезного амбала. Вдруг этот полиглот еще и руссиш знает? Впрочем, мне вновь повезло – мужчина в недоумении поднял бровь, и я тут же исправилась: – Спасибо за помощь. Буду вам очень признательна. И, сжимая в руке теплый кусочек бумаги, я двинулась навстречу своей мечте. *** – Вау! – выдохнула я, едва ступив на порог небольшой комнатки с неприметной табличкой на двери. Знай я немецкий, обязательно прочла бы надпись, но в силу своего кретинизма, приходилось полагаться на сурового охранника, указавшего мне именно на эту дверь. Согласно его замечанию, я только что сделала один их самых исторических и судьбоносных шагов всей моей жизни. Вступила в святую святых – обитель самого Све... – Похоже, что господин Фридрих еще не вернулся. Вам стоит подождать его здесь – вежливо произнес секьюрити, вернув меня в реальность. Я мило улыбнулась и не удержалась от язвительного замечания: – Я останусь с ним наедине в этой маленькой комнате? Впрочем, изобразить испуг у меня не получилось – рот сам собой разъехался в широченной улыбке от уха до уха. – Не думаю, что он способен причинить вам вред. Но если что – зовите, я буду неподалеку, – охранник продемонстрировал мне не менее ослепительную улыбку. Не сомневаюсь, что мысль о недовольстве бешеной фанатки какой-либо инициативой, проявленной божественным Эс Эф, даже не закрадывалась в голову этого замечательного немецкого мужчины. – Оукэй! – я бодро отсалютовала любезному охраннику и, четко печатая шаг, вошла в комнату. Вопреки моим ожиданиям, она была обставлена весьма скудно – небольшой, хоть и уютный, диванчик у стены, пара стульев и солидный комод. Воровато оглянувшись и убедившись, что сопровождавший меня секьюрити не последовал за мной внутрь, я подбежала к комоду и попыталась открыть верхний ящик. Ну, не думала же я, что идеальный Фридрих окажется настолько неразумным, что оставит свои вещи без присмотра? Ящик совершенно не отреагировал на попытку вмешательства в его личную жизнь и только недовольно скрипнул, когда я разочарованно стукнула кулаком по его отполированной дверце. Жалобно тренькнул полупустой стакан, стоявший на комоде. Я подозрительно покосилась на него, прикидывая, что могло бы оказаться в этом стакане. Ну-ка, проверим, чем мой драгоценный Фридрих поднимает себе настроение перед концертом? Но все мои догадки оказались неправильными. Жидкость не пахла совершенно ничем, так что вывод напрашивался сам собой – водус вульгарис, то бишь вода обыкновенная. Стоп, я сказала "обыкновенная"? Да ведь ее пил сам Фридрих! Святая вода, никак иначе. Тихонько засмеявшись, я взяла в руки единственный предмет, оставленный Свеном на комоде. Диск Blutengel. А у Фридриха неплохой вкус. Могла бы я еще разобрать каракульки на внутренней стороне коробки... Решительно отогнав от себя мысль стянуть подписанный, по всей видимости, самим Крисом Полем диск, я хотела уже подергать остальные ящики, как вдруг услышала скрип открывающейся двери. Боже ж ты мой, Фридрих пришел, а я совершенно морально не готова! Обернувшись на звук, я наскоро состряпала невинное выражение лица и самую ослепительную улыбку, на которую только была способна. Уставший и явно вымотанный Свен стоял на пороге и аккуратным беленьким платочком вытирал со лба пот. Я быстро прикинула, насколько рад он сейчас будет тому, что его заслуженный отдых после концерта заменяется на пустую болтовню с одной из сумасшедших фанаток. Почему сумасшедших? А какая еще сейчас стояла бы вполоборота и пялилась на него, даже не позаботившись о том, чтобы захлопнуть рот и изобразить хотя бы подобие уважения, а не тупой щенячьей радости? Заметив, что Свен нахмурился и сжал в руке влажный платок, я испугалась, что он сейчас, рассердившись, треснет меня по голове, или, того хуже, оправдает романтический образ и сбиваясь с ног кинется вытирать своим потным платочком слюни, которые уже почти потекли из моего раскрытого рта. И быстро затараторила: – Здравствуйте, то есть, здравствуй, то есть, привет, то есть, о Боже, что я несу, рада познакомиться, Свен, вот! – я вытянула вперед дрожащую руку с зажатым в ней пропуском, искренне надеясь, что Фридрих все-таки был в курсе о проведенном конкурсе. Музыкант бросил быстрый взгляд на помятую бумажку и, очевидно, понял, что за счастье свалилось на его голову. – Ох, замечательно, – он скомкал платок и озорно улыбнулся. – Спорим, не промахнусь? Я уже хотела спросить, о чем он говорит, как вдруг мужчина сделал небольшой шаг вперед и взмахнул рукой. Одному богу известно, что помогло мне спастись от отправленного в мою сторону снаряда – скоростью реакции я никогда не отличалась, но факт оставался фактом – я дернулась, подскользнулась и с непередаваемой грацией упала на пол. А лучезарный Фридрих стоял около двери и смеялся. Что ж, по крайней мере, мой лоб избежал незавидной участи встретиться с потным платком. Нет, конечно, я обожаю этого нахала, но это вовсе не дает ему права устраивать из меня мишень в тире! Я в негодовании потрясла кулаком и грязно выругалась на русском, совершенно не заботясь о том, что Фридрих меня поймет. Тот, и правда, то ли не понял, то ли просто не слышал ничего вокруг, продолжая упиваться собственной оригинальностью и замечательным чувством юмора. – Мистер Фридрих! Какого черта? – поинтересовалась я. Как же я пожалела, что перед поездкой в Германию не выучила хотя бы парочку здешних ругательств, чтобы сейчас в полной мере донести до Свена всю степень своего негодования! – Извини. Никогда не мог удержаться, – мгновенно среагировал музыкант и, подойдя ко мне, протянул руку. Вся моя злость моментально куда-то испарилась, и мне показалось, что я снова увидела хриплоголосого херувима, бренькающего на арфе и показывающего мне язык. – Сама встану, – буркнула я, не желая признавать свое поражение. – Хотя, знаешь, мне и на полу неплохо. А на вы я с тобой не буду разговаривать – сам напросился. – Еще чего! – фыркнул Свен и плюхнулся рядом со мной, – Может, ты еще и ноги мне не собираешься целовать? Хотя, вон, на колени передо мной уже упала, – и он снова заржал. Черт, и почему я совершенно не могу на него злиться? Губы сами собой растянулись в улыбке. И я внезапно осознала, насколько я счастлива. Свен сидел буквально в метре от меня, и я могла сколько угодно любоваться его совершенным лицом. Надо же, на фотографиях он всегда выглядит так молодо, а я сейчас видела мелкие морщинки вокруг его глаз и глубокие носогубные складки. Неудивительно – учитывая то, как часто он смеется... Фридрих кашлянул, и я вынырнула из глубин своего подсознания. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на внутренний голос, пищащий что-то вроде "Какой красавчик!", я оторвала взгляд от лица музыканта и опустила глаза вниз. Внутренний голос поперхнулся и, шепнув "Упс, кажется, нас застукали", наконец-таки умолк. – Ничего личного, просто пытаюсь сообразить, на сколько лет ты приуменьшил свой возраст, указанный в Интернете, – прочирикала я, едва удержавшись от того, чтобы последовать примеру херувима и показать ухмыляющемуся Свену язык. – Оо, ты сейчас так язвишь, будто я тебе совсем не нравлюсь, и вовсе не обо мне ты мечтала все это время, пока стояла там в зале и слушала мой голос, – ничуть не смутившись, парировал Фридрих. – Вовсе даже и не мечтала, между прочим, у меня парень есть! – Браво, мисс, в конкурсе на остроумие вы бы заняли почетное последнее место. – Ну, парень это парень, а я это я, – вкрадчиво прошептал мужчина и, закинув голову, снова расхохотался. Я с сомнением глянула на него, жалея, что ни разу в жизни не встречалась с наркоманами и сейчас совершенно не понимаю, всегда ли Фридрих такой смешливый или это волшебные вещества на него так подействовали. – Дорогой Свен, уж не ты ли соловьем разливаешься в своих песнях, вещая о любви до гроба и верности любимым? – вякнула я, стараясь выключить так некстати зазвучавшую в моей голове музыку из Louisa. Вот ведь бывает – прицепится, зараза, и ходи потом, слушай и напевай, как полная идиотка, весь день. – Не я ли. Тебе показалось, – лукаво подмигнул мне Свен и принялся с преувеличенным вниманием разглядывать свои ногти. Невольно проследив за его взглядом, я усмехнулась. – Черный лак. Я с этим делом еще в семнадцать завязала. Не поздновато ли для таких увлечений? Или вы с Деро почетные члены клуба немецких фриков со внушительным стажем? Фридрих преспокойно продолжил изучать ногти, оставив мою реплику без внимания. А я заерзала, с ужасом понимая, что несу полную чушь. Да, вовсе не так я представляла себе эту встречу... – Я сделаю вид, что не слышал последней фразы. Так что там предусмотрено в программе этого вечера? Руками меня трогать можно или так, разговорами ограничимся? – Свен поднял на меня глаза и я почувствовала, что начинаю растекаться по полу мутной лужицей. Что ни говори, а глазищи у него просто великолепные... Зеленый омут, так и затягивает внутрь, да и вообще, где та самая меланхоличная грусть, тщательно изображаемая на фотографиях? На дне этого омута совершенно явственно плясали озорные чертики. Насладившись моим замешательством, Фридрих вновь улыбнулся и потрепал меня по волосам. Господи, да я ведь теперь голову пять лет не буду мыть! Градус моего счастья зашкалил, разбивая к черту весь термометр и вырываясь на свободу. Маленькие шарики ртути запрыгали в моей голове, бестолково метаясь из стороны в сторону и лишая меня всех мыслей... – Ладно, – музыкант поднялся, оставляя меня сидеть на полу и блаженно лыбиться. – Уж не знаю как ты, но я хочу выпить. Будешь что-нибудь? – Только не водку! – быстро сказала я, вызвав у Свена очередной приступ смеха. – Оу, ты не любишь рашен водка? Наверное, ты просто никогда не общалась с русскими. Ага, мистер догадливый умник, вот ты и попался! Гордо задрав подбородок, я назвала ему свое имя и фамилию, радуясь тому, что хотя бы немного пошатнула веру кумира в истинность национальной черты всего русского народа. – Кристин? Красивое имя, – одобрил Фридрих, терзая свой сотовый телефон. Сказав в трубку несколько слов на злосчастном не понимаемом мною немецком, он бухнулся на диван и задрал ноги. – Устал? – сочувственно поинтересовалась я, вспомнив, какими энергичными прыжками и взмахиваниями рук Свен сопровождал пение на сцене. – Да нет, полон сил, готов к новым подвигам и свершениям и просто не могу сидеть на месте! – ответствовал мне этот шутник, – так бодр, что прямо сейчас усну, если срочно чего-нибудь не выпью! – и в подтверждение своих слов закрыл умело накрашенные глаза и громко захрапел. – Слушай, а ты всегда такой? – не удержалась я. – Такой красивый? – переспросил Свен, приоткрыв один глаз и с интересом уставившись на меня. Я помотала головой. – Обворожительный? Сногсшибательный? – хрипловато промурлыкал Фридрих, почесав нос указательным пальцем. Я аж прыснула со смеху – таким умилительным мне показался этот жест. – Мне жаль тебя разочаровывать, но я имела в виду всего лишь "странный" – уточнила я. – Для меня это лучший комплимент. Никогда не хотел быть таким, как все. – Музыкант закинул руки за голову и мечтательно уставился в потолок. Я на всякий случай тоже посмотрела наверх, но ничего интересного там не нашла. – Думаешь, есть хоть кто-то, кто хочет быть "как все"? – задумчиво спросила я. – Само собой. Многие не хотят выделяться из толпы. Может, боятся, что их засмеют, а может еще что. Так и плывут по общему течению, стараясь подстраиваться под остальных. Мне их искренне жаль... – Фридрих говорил медленно, словно пробуя каждое слово на вкус, а потом и вовсе умолк. Я взглянула на него с интересом, отметив, что это первая серьезная фраза, произнесенная им за все время нашей беседы. – А мне кажется, они тоже хотят. Просто им недостает смелости для осуществления своих желаний, потому как подстраиваться, как ты говоришь, под остальных – намного легче, чем быть оригинальным. Легче и безопаснее, – возразила я. – Почему ты обобщаешь? Фридрих наконец открыл глаза и даже соизволил сесть на диван, потешно сложив ручки на коленях. Ну совсем как первоклассник на памятной фотографии. – Ты можешь сказать точно только за себя, – продолжил он, – да еще я могу сейчас, тоже за себя, только вот где гарантии, что я не совру? – And I thought about dying safely, but as always there's no guarantee – процитировала я и развела руками. Свен снова заржал, и я поняла, что философский момент подошел к своему логическому концу. – Я конечно все понимаю, но тут-то ты что смешного нашел? – я начала раздражаться. Пришла на встречу с кумиром, а мне какого-то клоуна подсунули, да что же это такое? Я буду жаловаться! – Я от счастья смеюсь, что у меня такие преданные фанаты, заучивающие тексты наизусть, – Свен продемонстрировал белоснежные зубы, невольно наводя меня на мысли о дареном коне, которому в челюсть, как известно, не смотрят. Я вздохнула. Видели глазки, что выбирали, и кому поклоняться решили – а ушкам теперь отдуваться, весь этот бред и бесконечный ржач слушая. Мои размышления о нелегкой судьбе преданных фанаток были бесцеремонно прерваны стуком в дверь. Я еще не успела придумать способ мести, который мне хотелось бы применить к извергу, посмевшему нарушить мой тет-а-тет со Свеном, а Фридрих уже оказался около двери и, издав торжествующий вопль, широко распахнул божественные врата гримерки. Черт, выпивка! Судя по скорости осуществления желания Свена, местные официанты свою зарплату не просто так получают. Ну вот, сейчас мой кумир напьется, причем, судя по количеству выложенных в Сеть фотографий с пьяненьким Фридрихом, в полнейший драбадан. Впрочем… Кто из поклонниц Свена отказался бы сидеть с ним в гримерке, мечтательно потягивать алкоголь и вести непринужденную беседу о смысле жизни? Главное, чтобы его после алкоголя потянуло именно на философствования, а не на выяснение отношений и животрепещущих вопросов вроде «Вась, ты мня уважаешь? Скажи, уважаешь?!». – Нам принесли мартини! – радостно объявил Фридрих, и я разочарованно выдохнула. Черт, почему именно мартини? Я его терпеть не могу! Ну почему я не одна из тех ванильных девочек, которые любят дождь, мартини и Его? Ладно, ради Свена я готова выпить даже сей мерзостный напиток. Раздувшись от гордости за свою безоглядную преданность величайшему вокалисту всех времен и народов, я потребовала: – Мне тоже налей! Эх, наглеть так наглеть. Свен, уже успевший откупорить бутылку и самозабвенно нюхающий столь ненавидимый мною мартини, оторвался от своего увлекательнейшего занятия и приподнял одну бровь. – А условиями конкурса предусмотрена выпивка за счет кумира? – Я скажу, что ты пытался меня изнасиловать, – насупилась я. Свен расхохотался. – Так только себе хуже сделаешь, мигом понабегут девушки и либо разорвут на клочки от зависти, либо потребуют преподать несколько уроков соблазнения. – Он подмигнул мне и протянул полный бокал. «Фу» – немедленно сказал мой мозг. «Это от Свена» – напомнила я ему. «Фу. И не пытайся меня обмануть» – ответил мне этот коварный орган. – Спасибо. Люблю мартини, – мило улыбнулась я. Потом поскребла по сусекам своей притормаживающей памяти и добавила, – Особенно Bianco. «Наглая обманщица!» – взвизгнул мой добропорядочный мозг. «Это все ради моей великой любви» – глупо оправдалась я, выхватив наконец из рук Фридриха бокал и отчаянно пытаясь не обращать внимание на занудные увещевания двухполушарийного друга. – За что выпьем? – заглушил Свен своим голосом бурчания в моей черепной коробке. – За твой новый альбом! – безо всяких раздумий выпалила я. – Нет, лучше за три, по альбому на каждую группу, – и быстренько протянула руку с бокалом вперед. – Ну, может, году этак к две тысячи двадцатому... – заскромничал Фридрих, разве что ножкой по полу не шаркнув. – Да уж, сказал бы сразу «когда рак на горе свистнет», – вздохнула я и отхлебнула мартини. Обидно, конечно, такую гадость зазря пить, но Свен, кажется, не спешил со мной чокаться. – Давай лучше выпьем за собак… Они замечательные. Куда лучше людей. – предложил Свен, и отвлек меня тем самым от мерзопакостных ощущений, вызванных вкусом мартини. – Ну, я не удивлена. Кому что, а босому тапочки, – пробормотала я как можно тише, не в силах сдержать язвительных порывов своей души. Вслух, впрочем, сказала: – Oh, ja! Я тоже люблю собак, особенно немецких овчарок. – Ты обращаешь внимание на породу? – поразился Свен. Ох, кажется, теперь я знаю, что чувствует сапер, услышавший под ногой тиканье бомбы. Ииии, у вас сгорела одна жизнь! Впрочем, напряженно молчать и придумывать удачный ответ мне было неудобно, поэтому я дала волю своему языку и понесла все, что взбредет в голову: – Конечно, обращаю, а кто ж не обращает? Ты вот только еще скажи, что когда с девушками знакомишься, прямиком во внутренний мир заглядываешь, а не оцениваешь размер глаз, длину носа и блеск волос. – У меня нет времени на девушек, – строго проговорил Фридрих. Минус еще одна жизнь, Марио. – А на парней есть? – ляпнула я и незамедлительно треснула себя по лбу. К счастью, Свен захохотал как сумасшедший, не обратив, по всей видимости, внимания на мое смелое заявление. – И часто вы, русские, занимаетесь самобичеванием? – проговорил он сквозь хохот. – О, вовсе нет. Не чаще, чем напиваемся до бессознательного состояния и валяемся в лужах, подпевая проезжающим мимо машинам. «А еще мы умеем плоско шутить. Зацени, дорогой» – мстительно прошипел мой мозг, все еще дувшийся на меня за выпитый мартини. Слава Богу, Свен не особенно вслушивался в бред, который я несла. В принципе, я этому не особо удивляюсь – если подумать, ему наверняка каждый день приходится иметь дело с кучей странных людей, желающих его автограф/поцелуй/клятву в вечной любви/место в постели, так что для того чтобы остаться после всего этого нормальным человеком, ему наверняка приходится пропускать мимо ушей большую часть адресованных ему слов. Что ж, мне кажется, его милая улыбка вполне компенсирует нежелание слушать не шибко адекватных собеседников. – О, как хорошо! – Фридрих, осушивший бокал с мартини, мечтательно зажмурился. Я с сомнением покосилась на него, изо всех сил пытаясь понять, как ЭТО можно пить с удовольствием. Ладно. В конце концов, кто-то и самогон пьет и радуется жизни. Главное – не что пить, а с кем пить. Сделав этот, несомненно, гениальный вывод, я еще раз отхлебнула мартини. Сок. Ты пьешь вкусный ананасовый сок. Смотри на Фридриха. О, это так вкусно. «Ням-ням. Меня сейчас стошнит» – угрюмо поведал мне мозг. «Уймись» – я глянула на довольного Свена, и поток нахлынувших эмоций погреб под собой все разумные мыслительные процессы моей головы. Так тебе, мозг, будешь знать, как пытаться сбить меня с пути истинного. – Хм, ты так медленно пьешь, – вдруг обратил на меня внимание Фридрих. Я смутилась и отвела взгляд в сторону, на стол, непроизвольно подумав о том, как все-таки неплохо было бы обшарить пару ящиков. – Я просто наслаждаюсь вкусом… Смакую, так сказать. Ну, ты же понимаешь, – кисло улыбнулась я. Свен закивал, сделав огорченное лицо. – Я и сам всегда стараюсь растягивать удовольствие, но все равно не получается. «Пей-пей быстрее» – вдруг ожил мой внутренний голос, про который я уже успела забыть. «Доколе еще вы будете тут праздные беседы вести? Экшена жажду! Пьяных подробностей!» «Мечтать не вредно» – отрезала я. – За хорошую музыку! – пока я прислушивалась к своему внутреннему голосу (который, впрочем, как всегда нес какую-то ерунду), Свен успел налить себе еще, и теперь застенчиво ждал моей реакции на тост. – Да, за Shadows, Zera и Solar Fake! – я не упустила момента подлизаться и быстренько тюкнула своим бокалом по фридриховскому. – Ты заставляешь меня краснеть, – расплылся в улыбке Фридрих, опрокидывая в себя мартини. Я коварно ухмыльнулась, делая очередной глоток и прикидывая, сколько еще мне можно будет выпить, чтобы не присоединиться к пьяным разглагольствованиям кумира. Которые, я не сомневалась, вовсе не заставят себя ждать. И таки не заставили! – Знаешь… А ты похожа на него... – мечтательно пробормотал Свен, опустошив очередной бокал. Я удивленно покосилась на него, уже открыв рот для того, чтобы задать вполне логичный вопрос, и вдруг с ужасом осознала, что его рука как-то совершенно незаметно очутилась на моей коленке. Завизжать от неожиданности и опустить самооценку кумира ниже плинтуса? Представляю, как он сидит в гримерке, курит сигареты одну за другой и жалуется охраннику на то, что он уже совсем стар и непривлекателен даже для своих фанаток… Охранник пускает скупую мужскую слезу, и, полный решимости исполнить свой долг, отправляется на поиски несговорчивой Кристин… брр! Пока я тонула в мутном водовороте своих дурацких мыслей, Свен успел хлопнуть еще, и продолжил вечер откровений: – Тебя даже зовут так же! Кристин… Кристиан… Крис… Стоп-стоп-стоп. Мне показалось, или… – Крис Поль? – спросила я, забыв обо всех коленках, какие только существовали на свете. Свен с негодованием уставился на меня, и я почувствовала себя чем-то средним между описавшимся щенком и двоечницей на экзамене. – Конечно! Вся моя хрупкая надежда на ошибку разбилась. Я беспомощно захлопала ресницами, начиная постепенно осознавать смысл слов, произнесенным Фридрихом. – Ты сказал, что я… Я… Похожа на этого старого наманикюренного козла?! – вот теперь я уже действительно верещала, ничуть не заботясь ни об ушах Свена, ни о том, что недалеко от комнаты наверняка мается одуревший от скуки охранник. – Вовсе он не старый! – обиделся Свен, но руку с коленки так и не убрал. Так. Я похожа на Криса Поля. Он пристает ко мне. У него на столе лежит диск, подписанный Полем. Кусочки мозаики резко сложились, и я почувствовала, что мне нехило так подурнело. – Так ты что, голубой? – трагическим шепотом вопросила я, хватая с пола уже почти пустую бутылку и залпом допивая все, что там осталось. Помирать, так с выпивкой. Свен пьяно хихикнул, и я поняла, что не ошиблась в своих предположениях. Мой мир рухнул. Развод и тапочки по почте. Я отказываюсь в это верить! – Данунах! – просипела я, напрочь забыв о своей интеллигентности и борьбе за чистоту русской речи. Какого черта? Нет, я, конечно, ни на что не надеялась, но почему-то восприняла это известие как личное предательство. Сколько раз я хохотала над великими пейсательницами фанфиков по Токио Отель, повествующих о крепкой братской любви между близнецами, непременно заканчивающейся не менее братским совокуплением, сколько раз плевалась от заполонившего весь Интернет яоя, сколько раз задавала себе вопрос о том, куда катится этот мир… Определенно, это жестокая насмешка судьбы. Свен Фридрих – гомосексуалист. Педик. Жизнь закончена. Поймав себя на мысли о том, что я уже готова заплакать, я взглянула на Фридриха и увидела на его лице торжествующую улыбку. Ах, ты, гад, еще и гордишься?! Черта с два тебе мое удивление! Я выудила из глубин подсознания все мужество и нагло ухмыльнулась. – Поверил, что ли, что я не знаю? Меньше надо свои отношения афишировать. Фотографируются они вместе, понимаешь ли. В Сеть вываливают, и еще думают, что это никому не известно. Голубки наивные. – А что фотографии? – удивился Свен. – Мне что, уже и фотографироваться нельзя с коллегами? – Колле-э-эгами, – передразнила я его, мечтая про себя заехать ему опустошенной бутылкой прямо по бестолковой черепной коробке. Где-то в ее глубинах скрывался мерзкий, извращенный фридриховский мозг, предпочитающий страшных когтистых мужиков симпатичным молодым девочкам. – Это посягательство на личную жизнь, между прочим. – поднял палец вверх Свен. Я не сдержалась и неприлично громко заржала. – Эту самую личную жизнь ты только что вывалил передо мной на обозрение, да мы с тобой уже практически товарищи, так что не стесняйся, все свои. Криса я у тебя все равно не уведу, мне бабоподобные мужики не по душе. – Он не бабоподобный! – взвился Свен чуть ли не до потолка. «Ишь, как хахеля своего защищает» – проснулся вдруг мой внутренний голос. «Говорил я тебе, не нужно с ним пить? Говорил же, вот не послушалась – расхлебывай теперь последствия своей безалаберности!». – Уйди, и без тебя тошно, – кисло сказала я, даже не обращая внимания на то, что уже говорю вслух. На русском. Только вот Фридрих, уже успокоившийся после моего опрометчивого заявления, все равно и ухом не повел, явно погрузившись в мечты. Даже не хочу знать, о чем он там задумался. Господи, Боже мой! «А я преду…» – снова завел мой настырный зануда, но как раз в этот момент я не сумела сдержать свою бурную фантазию и представила себе сцену слияния Фридриха и Поля в бурном экстазе, и несчастный голос пискнул, всхлипнул и тоненько разрыдался. Поняв, что не в силах более сдерживать души прекрасные порывы, я собрала в кучу все остатки решимости и твердым шагом подошла к летающему в облаках Свену. – Было очень приятно познакомиться. Удачи вам. На личном фронте. С Крисом. Кивнув как можно суровее, я приложила руку к сердцу и, не выдержав, всхлипнула в унисон с внутренним голосом. – Как, ты уже уходишь? – внезапно очнулся Фридрих, переводя взгляд на мое расстроенное лицо. – Да. – сдержанно ответила я. Хотела добавить еще что-нибудь, но поняла: на следующем слове я просто заплачу в голос, и поэтому только сцепила зубы покрепче. – Эм… Жаль, конечно, я хотел поговорить с тобой, ты очень милая девушка, – проворковал Свен, откидывая назад прядь волос. Нет уж, голубчик. Меня ты этим уже не купишь. У тебя свой Крис есть, вот и нечего рот на чужих Крисов разевать. Так и не дождавшись от меня никакой реакции, Фридрих вдруг приобнял меня и тихо прошептал: – Это ведь останется между нами, да? Я кивнула, в отместку уронив несколько особо крупных слез на безразмерную кофту любимца. Конечно, он не увидел моих тело(голово)движений и отстранился, вглядевшись в мое лицо. – Ты плачешь? – удивленно спросил Свен. – В глаз что-то попало. У тебя тут пыльно. И луком воняет. А в Африке опять зарплату всем понизили. И курс доллара упал, – сообщила ему я, горестно шмыгнув носом. – Ох уж этот русский юмор... – вздохнул Фридрих и отошел от меня в другой конец комнаты. Наверное, седьмое чувство подсказало ему, что крокодильих слез русских фанаток стоит опасаться. Дверь приоткрылась, и в гримерку заглянул охранник. – Герр Фридрих? Вы все еще заняты? – Я уже ухожу – быстро произнесла я, кинула на Свена полный сожаления взгляд и вымелась из комнаты, на ходу доставая из сумки наушники. Единственным, что мне сейчас могло помочь, были песни Графа, так что я врубила на полную громкость Geboren um zu leben и помчалась прочь из здания, ставшего для меня историческим местом крушения всех идеалов. *** – Кристин! Не бери в голову, я пошутил насчет Криса! – крикнул Фридрих вслед улепетывающей девчонке. – О чем ты там пошутил? – недоуменно поинтересовался появившийся в коридоре Франк. Свен обернулся и расплылся в широкой улыбке. – Пойдем в гримерку, Франки, не на людях же нам разговаривать. Герр Штайнбих, прошу простить за нескромное желание уединения, но нам с компаньоном срочно нужно обсудить некоторые дела. – Я все понимаю, – сдержанно кивнул охранник, и чинным шагом пошел прочь от гримерки. – Так что ты натворил, что эта девушка от тебя бежит, словно на собственную свадьбу опаздывает? – поинтересовался Франк, закрыв дверь на ключ и расположившись на диванчике. Свен прислонился к стене и достал из кармана пачку сигарет. – Да черт дернул сказать ей, что сплю с Крисом, – щелкнув зажигалкой, Фридрих с наслаждением затянулся. – Боже, Франк, не представляешь, как хотелось курить, пока я торчал тут в этой комнате. – Что ты спишь с кем? – отвесил челюсть Франк. – Рот закрой, пирсинг из губы выпадет, – подмигнул ему Свен. – Ну, скучно мне было, вот и сказал. Тем более, она на меня так восторженно смотрела, что я побоялся некоторых, кхм… эксцессов. Конечно, она неглупа, и все такое, но нет. Не в моем вкусе. Лучше уж перестраховаться. – Дурной, что ли? Ты представляешь, какие о тебе слухи пойдут? – возопил Франк, вскакивая с дивана. Свен лениво оглядел сигарету и хмыкнул. – Да я ведь сказал, что пошутил. Понятно же, что между мной и Полем не может быть ничего, кроме совместных фотосетов. Отойдет от шока, пообижается немного, да и забудет. – Шайссе... – устало выдохнул Арнольд, – ну и шуточки у тебя, Свен. – Уж какие есть, дружище, – Фридрих сверкнул глазами и затушил сигарету о край комода.