Его сердце

      Только упав в сильные руки Олега, Серёжа понял, как на самом деле устал.       Понял, что всё же дошёл в этот жуткий вечер домой из чистого упрямства. Понял, что на самом деле у него болит всё, что может болеть, и что он едва стоит на ногах. И не понял, как нашёл в себе силы вырваться из пламени и никому не попасться на улицах.       Олег был одет. Серёжа понял всё сразу, стоило ему лишь увидеть Олега в привычном уличном чёрном, хотя днём он лежал в кровати в одних лишь бинтах. Серёжа снова, в очередной раз, едва не убил Олега. В третий, кажется. Или больше?.. Или это происходило постоянно?..       — ... Олег! — выдохнул Серёжа, падая Олегу в руки и цепляясь за него пальцами. — Ты, как всегда, был прав.       Это включало в себя куда больше смысла, чем казалось на первый взгляд. Это было и «прости меня», и «я снова облажался», и «я так устал, пожалуйста, хватит», и «спаси меня». Всё в одной короткой фразе, в недвусмысленном признании своей вины.       Олег ничего на это не ответил. На его обычно каменном и спокойном лице застыло непривычно живое выражение — несвойственный Олегу страх. Он даже не успел отреагировать, как Серёжа упал на колени, ссутулился и уткнулся лицом в ладони — впервые признавал свою слабость, усталость, и молчаливо просил прощения за всё. И за Италию, и за Сибирь, и за Мексику, и за Питер.       Только вот Олегу это было не нужно.       Он тут же сам упал на колени и обнял Серёжу крепким уверенным объятием. Прижал его к себе, сжал в руках так, словно мог слить его с собой, сделать продолжением себя, окутать теплом и невысказанной любовью.       — Всё хорошо, — сказал Олег, чувствуя бешенное, отчаянное биение его сердца. — Всё хорошо. Уже все хорошо.       Олег повторял это как мантру. А большего было и не надо. Серёжа отпустил себя и прижался к нему как маленький, как потерянный запутавшийся ребёнок. И будь что будет. Хотя, что будет?.. Олег не будет кричать или ругаться, он вообще и слова ему не скажет. Хотя, да...       ... он, как всегда, был прав.       — Там был Гром, Волч, — хрипло прошептал Серёжа. — Игорь Гром.       Олег вздрогнул и только крепче обнял.       Говорить не хотелось — не было сил. Олег и не настаивал. Он помог Серёже встать и проводил его в ванну. Снял окровавленную одежду, стараясь не смущать Серёжу взглядом, принёс чистые вещи, закрыл дверь и прислушался к звукам льющейся воды. Серёжа мылся, уже хорошо. Сейчас его могли успокоить только привычные будничные вещи. Прийти домой, помыться, поужинать. Только никакого интернета на сегодня, вся новостная лента была забита тем, что произошло в музее.       Поэтому Олег взялся за ужин. Лапша с курицей, салат из свежих овощей с сыром, нарезка, если Серёжа захочет выпить... хлопнула дверь ванной комнаты. Олег отвернулся от разделочного стола, но на кухню Серёжа не вышел. В квартире стояла неприятная тягучая тишина. Вытерев руки вафельным полотенцем, Олег прошёл в спальню. Серёжа, не включая свет, залез под одеяло и взял в руки телефон. Олег молча накрыл сияющий в темноте экран ладонью.       — Всё нормально, — сказал Серёжа и отобрал телефон.       — Неправда, — мягко ответил Олег. — Всё не нормально. Можно сяду?       Серёжа продвинулся, но даже не взглянул на него. Он оставался непривычно мрачным и молчаливым. Олег сел рядом, подумал немного, затем вытянул руку и накрыл холодные пальцы Серёжи своими.       — Я с тобой, — прошептал он. — Я рядом.       — Ага, пока не погибнешь, — ответил Серёжа. — Недолго осталось. Сейчас, я ещё куда-нибудь влезу...       — Ты можешь просто начать прислушиваться ко мне.       — Это тебя не защитит. Я разрушаю всё, к чему прикасаюсь.       — Я знал, во что и с кем ввязывался. Это мой выбор, Серёжа. Быть здесь. С тобой.       Серёжа наконец-то решился поднять взгляд. Он робко глянул на Олега и сжался.       — Там такое было... — прошептал он.       — Расскажешь, когда будешь готов, — ответил Олег, поглаживая его руку. — Мы никуда не торопимся.       — Хочу выпить.       — Хорошо.       Они сидели на кровати, друг напротив друга. Серёжа пил коньяк Олега и даже не закусывал, а Олег рассматривал его лицо, облитое отсветом от экрана телефона, и ждал, пока тот решит заговорить сам. Так и вышло: поднеся очередной бокал ко рту, Серёжа заговорил. Он рассказывал и замолкал, потом снова рассказывал и снова замолкал. Олег внимательно слушал, изредка хмурился.       — Где он? — спросил Серёжа и было понятно, о ком речь.       — Его больше нет.       — Почему ты не сказал мне?       — Разве не очевидно? Очевидно.       Серёжа прикрыл глаза, и его рука дрогнула. Олег мягко прижался губами к его щеке, поцеловал легко и невесомо. Конечно же, ответ был очевиден.       — Ты не должен был идти за мной, — едва слышно прошептал Серёжа и зажмурился. — Это же самоубийство!       — Идти за мной на заброшенный завод — тоже самоубийство, — ответил Олег и погладил его шею. На бледной коже тут же проступили мурашки. — Лера могла бросить нас и сбежать. Ты шёл на верную смерть, но шёл же. Почему?       — Разве не очевидно? Очевидно.       — Это мой путь. — Дыхание Олега согревало губы. — Ты — мой путь, Серёжа. Что бы ты ни сделал, что бы ни решил — я до конца пойду за тобой. В самое пекло.       — Я и есть пекло, — вздохнул Серёжа.       — Значит, я — эпицентр.       Серёжа вскинул голову. Он посмотрел в тёмные тёплые глаза Олега и задрожал. Это там, в музее, нужно было держать лицо, чтобы не радовать врагов и чтобы выжить, но тут, дома, он мог позволить себе слабость. Раньше, когда было больно и плохо, приходила Птица. Сейчас же между ним и всепоглощающим безумием стоял Олег — эпицентр пекла, душа огня, сердце выжигающей зноем пустыни. Серёжа не чувствовал в себе жизни, но видел её в Олеге. Серёжа не видел ценности в людях, но учился этому, благодаря Олегу. Кажется, он даже помог в музее? Прежний Сергей Разумовский и пальцем бы не пошевелил. Игорь Гром, конечно же, повлиял тоже, но Олег... Олег научил его верности. Олег подарил ему дом.       Всё в этой жизни теперь олицетворял и объединял в себе Олег.       Серёжа думал об этом, пока Олег долго и глубоко целовал его в губы, пока он растирал большими пальцами слёзы с его щёк. Они оба устали, были избиты и измотаны, поэтому почти сразу же уснули рядом, в объятиях друг друга.       Проснувшись, Серёжа прислушался к биению чужого сердца. Пока оно билось, ничто другое не имело значения. Только было интересно... есть же у Игоря такое же сердце? Ведь он, Серёжа, отнял ту единственную, которая была для Игоря — его брата по мраку — такой же важной, как для него Олег.       Игорь мог отомстить, убив Олега. Но он этого не сделал, он их даже не искал. Вот что такое... прощение. А ведь Олег простил его тоже. Простил за один, за два, за три, за четыре, за пять. И теперь обнимал, прижимая к себе. Спасибо, Игорь. Спасибо, Олег.       Серёжа знал, что в этой новой жизни он не облажается. Просто не имеет права. Лишь бы билось сердце рядом.       Удар.       Удар.       Удар.       Удар.       Удар.