Аeterno te amabo

— Се Лянь! Се Лянь!! Да просыпайся ты уже! На завтрак опоздаем! Юноша заспано моргнул, пытаясь разглядеть окружающий мир, но из-за яркого света, падающего прямо в лицо, это было той ещё задачей. Громкий голос повторял что-то про завтрак, а кто-то тряс его за плечи, и это было не очень приятно. В конце концов Се Лянь прикрыл глаза и второй рукой оттолкнул наглое существо, что совершенно бесцеремонно пыталось вытрясти из него душу. — Да встаю, встаю… Ух, голова… — пробормотал юноша, недовольно хмурясь и вставая с тёплой постели, пытаясь каким-то шестым чувством понять, где находится ванная комната, дабы не открывать слезившихся глаз. Чьи-то руки развернули его и подтолкнули в одну из сторон, и он на автомате побрёл туда, пытаясь открыть глаза. Столь плачевное состояние у него было из-за того, что он засиделся в гостинной над домашним заданием аж до трёх ночи. Профессора слишком гоняли их, что было не очень удивительно — ЖАБА на пороге. Ещё несколько месяцев, и он выпустится из Хогвартса. Было даже грустно. Но Се Лянь хотел в будущем вернуться сюда уже в качестве преподавателя, хотя никто не поддерживал его в этом стремлении… Все говорили, что он выдающийся юноша, что он определённо достигнет невероятных высот, и что тратить талант на преподавательство просто кощунство. Он был одним из лучших на своём потоке. Но Се Лянь хотел. Мечтал. И лишь его друзья (которые постоянно отрицали факт дружбы) поддерживали его. В этот момент лоб пронзила резкая боль и Се Лянь вскрикнул, тут же распахивая глаза. Сзади послышалось приглушенное хихиканье, и юноша недовольно нахмурился. Он не смотрел, куда идёт, и врезался прямо в дверь лбом. — Это не смешно, — пробурчал он, уже нормально реагируя на всё, чувствуя, что более-менее проснулся. Водные процедуры не заняли много времени, и Се Лянь быстро облачился в чёрную мантию и нацепил красно-золотой галстук. Он учился на факультете Гриффиндор, но не сказать, чтобы он был очень уж благородным и храбрым. На самом деле, Распределяющая Шляпа предлагала ему Слизерин, очень даже настойчиво, но ему пришлось отказаться. Нет, он не чувствовал никакого презрения к факультету змеек, просто родители очень бы разочаровались, не будь это Гриффиндор. Все члены их семьи учились на этом факультете. Что-то вроде семейной традиции. — Пойдём? — он посмотрел на своих друзей. Фэн Синь и Му Цин. Язвы, похлеще слизеринцев, постоянно ссорящиеся между собой, но почему-то маниакально защищающие его, Се Ляня. Хотя его самого от их чёрного юмора и вечных разборок это не спасало. — Его Высочество соизволил выйти, — яда в голосе Му Цина было столько, что хватило бы отравить целый факультет. Се Лянь неловко улыбнулся, на что тот лишь закатил глаза. Фэн Синь фыркнул и развернулся, выходя из башни. За ним последовал и Му Цин, а последним шёл Се Лянь. Они направились к Большому Залу на завтрак, и юноша обречённо слушал очередную перепалку двух заклятых друзей. Конечно, он так и не сказал им, что видел, как те целовались вечером в пустом кабинете. А ведь Се Лянь забрёл в то крыло совершенно случайно… Уже на входе он увидел, как оттуда выходит высокий юноша с повязкой на глазу, что очень удивило Се Ляня. Ему казалось, что он видит этого парня впервые. В этот момент они поравнялись друг с другом и юноша с любопытством взглянул тому в лицо. — А? — удивлённо моргнул Се Лянь, провожая юношу с повязкой на глазу взглядом. От него не укрылось то странное выражение лица, когда глаза того скользнули по лицу самого Се Ляня. Стоящий рядом Му Цин тихо зашипел: — Пойдём отсюда, не хватало с этим выскочкой ссориться! Он повернулся к Фэн Синю и спросил: — Кто это? Кажется, я вижу его впервые. Му Цин вновь фыркнул и вновь закатил глаза, тут же получая подзатыльник от Фэн Синя и возмущённо начиная что-то шипеть, но тот не удостоил его и взгляда и сказал: — Се Лянь, ты правда не знаешь, кто это? Юноша недоумённо покачал головой, с любопытством ожидая ответа. Фэн Синь вздохнул и сказал: — Это Хуа Чэн. Второй по успеваемости ученик Хогвартса, слизеринский староста, сирота, шестикурсник и самый нелюдимый и жестокий человек в этой школе. Многие его с демоном сравнивают. — И я считаю, что он и есть демон! И вообще, совсем ты за книгами засиделся, о нём ведь все знают! — влез Му Цин, цокая языком. Се Лянь вздохнул и всё же зашёл в Большой Зал, размышляя о странном юноше в повязке. А особенно о том странном выражении лица последнего. До конца дня Се Лянь внимательно собирал слухи о неизвестном юноше, и с удивлением понял, что обитатели замка поголовно считают его главным злом. Но… Почему-то он не верил в это. Не вязался его образ со всемирным злом. Да и то выражение лица… Се Лянь не мог объяснить, что за эмоции то были, но что-то внутри упорно отрицало факт того, что тот парень был плохим человеком. Вечером Се Лянь прогуливался по замку в задумчивости, не особо наблюдая, куда он шёл. Этот юноша не давал ему покоя. Почему-то он казался невероятно знакомым, хотя Се Лянь был уверен, что ещё не встречал его. Но взгляд… И тут он вновь врезался в что-то, ойкая и отступая назад, поднимая взгляд. И тут же поражённо застывая — этот юноша, Хуа Чэн, стоял перед ним и глядел странным взглядом на него. — О-ой… Извини, пожалуйста! — смущённо вскрикнул Се Лянь, махая перед собой руками, пытаясь подавить смущение. Юноша перед ним вдруг улыбнулся, самыми уголками губ, но даже это заставило его изумлённо застыть и смущённо потупить взгляд. — Здравствуй. Се Ляня вдруг бросило в дрожь от этого голоса. Он и сам не понимал, что происходит, но улыбнулся и ещё раз неловко извинился. — Ничего, — с ухмылкой проговорил Хуа Чэн, наклоняя голову в бок, — Ты ведь не специально. Юноша удивлённо заморгал, а потом вдруг тихо рассмеялся и с улыбкой произнёс: — А ты не такой страшный, как все говорят. Хуа Чэн приподнял идеальную бровь и переспросил: — Не такой страшный? Се Лянь хихикнул: — Мне весь день описывали тебя как всемирное зло. Я почти поверил, что ты копия Безликого Бая. Хуа Чэн на это лишь фыркнул и вновь улыбнулся, проговаривая: — А может я и есть то самое всемирное зло? — Правда? — задумчиво протянул Се Лянь, пряча улыбку, — мне стоит закричать? — Конечно, я очень страшный, — вкрадчиво прошептал Хуа Чэн, подходя к юноше чуть ближе, на что тот округлил глаза и тихо вскрикнул: — А-а-а-а! Убивают! Страшный Хуа Чэн! В этот момент Хуа Чэн улыбнулся чуть шире, а Се Лянь не сдержал смеха. В этот момент юноша понял, что был прав. Никакой он не плохой. — Зови меня Сань Лан. — А? — удивлённо моргнул Се Лянь. Хуа Чэн улыбнулся и повторил: — Зови меня Сань Лан. — Ох, ну… Хорошо? Сань Лан, — задумчиво произнёс юноша, будто катая имя на языке, — А знаешь, тебе подходит. Хуа Чэн лишь улыбнулся и наколдовал темпус. Се Лянь почти с ужасом увидел, что до комендантского часа осталось менее получаса, а ведь ещё нужно вернуться в гостинную! — Извини, Сань Лан, мне нужно бежать! Увидимся! — помахал рукой Се Лянь и буквально пулей полетел к своей башне. Хуа Чэн стоял и нежно улыбался вслед юноше.

***

Их встреча, возможно, была до ужаса банальной. Он был всего лишь первокурсником. И узнал о магии буквально пару месяцев назад, когда к нему в приют пришёл профессор школы Хогвартс и рассказал о его причастности к сказочному миру. То, что сказка отменяется, Хуа Чэн понял уже через несколько дней после того, как Шляпа выкрикнула фатальное «Слизерин!». Он не знал своих родителей, не знал, маглорождённый, полукровка или же чистокровный он. Но слизеринцы сразу поставили его на ступень с «грязнокровками», и относились также. Это было грёбаное кубло змей, шипящих и кусающих тех, кто, по их мнению, недостоин быть с ними. Хуа Чэн был недостоин. Да и его глаза не нравились никому. Ни в приюте, ни в Хогвартсе его не принимали. Один глаз был чёрным, совершенно обычным. А второй… А второй был ярко-алым, и почему-то вызывал либо отвращение, либо ужас. Но Хуа Чэн думал, что в мире магии это обычное дело. Он ошибался. «Демон!», «дьявольское отродье!», «грёбаный грязнокровка», «ничтожный отброс!»… И это были одни из самых безобидных обзываний. Никто не помог бедному ребёнку, все его сторонились. Как же он мечтал, чтобы это всё прекратилось! Маленькому ребёнку, вошедшему в мир, который был совершенно неизвестным для него, никто ничего не объяснил, предпочитая выбросить его за борт. Его здесь не ждали. Он не был никому нужен. Пока не появился он. Конечно, он был любимым объектом для издевательств старших слизеринцев, да и младшие при поддержке тоже заставили его страдать. Но он не вёл себя как обычная жертва насмешек. Хуа Чэн ненавидел быть слабым. Со всеми своими возможностями он бросался на обидчиков, несмотря на боль не проронил ни единой слезинки, а глаза его горели непримиримым огнём. В этот день четверокурсники Слизерина вновь решили потешиться над «дьявольским ублюдком», подкараулив его в одном из пустующих коридоров, в который маленький первокурсник забрёл по незнанию территории замка. Кто будет помогать ему найти дорогу куда-бы то ни было? Эти трое ублюдков со всей силы избивали мальчика. Иногда кто-то особо отбитый кидал в Хуа Чэна какое-то неприятное заклинание, вроде жалящего. Конечно, мальчик терпел все побои с гневным лицом, иногда выкрикивая что-то нелицеприятное своим обидчикам, которые начинали хохотать из-за неловких и злых слов. Никто не мог помочь Хуа Чэну, кроме него самого. Он давно выучил истину этого мира. И тем неожиданнее для мальчика прозвучал гневный голос: — Эй, вы что творите?! Три ученика замерли, резко обернувшись, но тут же иронично засмеялись. Перед ними стоял хрупкий мальчонка со второго курса Гриффиндора. И хоть он и был из одной из самых древних чистокровных семей, заставить его замолчать об увиденном не должно доставить им проблем. По-крайней мере, они так думали. Хрупкий мальчик с длинными коричневыми волосами и ярким взглядом шоколадных глаз, искрящихся гневом. Что он мог сделать трём четверокурсникам? — Немедленно прекратите! Слизеринцы лишь насмешливо расхохотались. Губы мальчика сложились в тонкую полоску, а взгляд метал молнии. Он вытащил из рукава школьной мантии палочку удивительно белого цвета, на что смех четверокурсников лишь усилился. И тут же оборвался, сменившись громким криком боли. Один из слизеринцев схватился за руку, в ужасе наблюдая, как на мантии расплывается почти невидное на чёрной ткани пятно крови. Обычное секо. Взгляды двух остальных резко переменились, из насмешливых переходя в яростные. Они тоже достали палочки, и Хуа Чэн с замиранием сердца смотрел на бесстрашного мальчика. Неужели тот защищает его, Хуа Чэна? В следующую секунду двое слизеринцев бросились на второкурсника, а третий пытался зажать рану на руке, чтобы остановить кровь. Его лицо всё ещё было искажено ужасом. Силы в этом секо было достаточно, чтобы отрубить ему голову, и тем страшнее казалось то, что это заклинание послал всего лишь второкурсник без малейшего колебания. В этот момент раздался хруст и громкий крик. Один из нападающих заорал дурным голосом, а его рука была вывернута под странным углом. Мальчик с холодным выражением на лице направил свою палочку в грудь третьего слизеринца, что стоял белее смерти. — Проваливайте. И ни слова обо мне, ясно? Иначе вы пожалеете. Трое слизеринцев тут же закивали с одинаковым ужасом на лицах и поспешно сбежали. А мальчик сунул свою палочку в рукав мантии и с беспокойством на лице приблизился к Хуа Чэну. А тот не мог отойти от того, что этот хрупкий, столь утончённый и прекрасный мальчик раскидал троих четверокурсников как котят. Мальчик присел перед ним и с нескрываемым беспокойством спросил: — Как ты? Что они тебе сделали? Не бойся, я отведу тебя в Больничное Крыло, хорошо? К концу фразы голос мальчика стал невероятно нежным и спокойным, хотя прекрасные шоколадные глаза всё ещё глядели на Хуа Чэна с беспокойством. А сам слизеринец не мог понять, почему тот так относится к нему. Ведь мало того, что они на враждующих факультетах, так ещё и Хуа Чэн всего лишь ничтожество. — Меня зовут Се Лянь, — мягко улыбнулся мальчик. И Хуа Чэн почувствовал, как его сердце в груди забилось быстрее, а к щекам прилил горячий румянец. Се Лянь с его невероятно красивой улыбкой вдруг протянул руку и… Погладил того по голове. Не ударил. — Они что-то сделали с твоим глазом? — нотки беспокойства вернулись в нежный голос, и Хуа Чэн вдруг понял, что всё это время неосознанно прикрывал ладошкой правую часть лица, пряча красный глаз. — Я должен взглянуть, — произнёс Се Лянь, нахмурившись, и протянул руку. Хуа Чэн в ужасе замотал головой, пытаясь увернуться от руки. Он не хотел терять доброту этого мальчика. Ведь если тот увидит его глаз, то тоже станет плохо к нему относиться. Но Хуа Чэн не хотел, чтобы его спаситель смотрел на него с презрением. Он бы не смог выдержать такого. Но Се Лянь был непреклонным, а Хуа Чэн был слишком смущён навалившимися на него чувствами, поэтому мальчику удалось убрать ладошку и взглянуть на его лицо. Слизеринец тут же застыл в ужасе. Вот сейчас, сейчас… — О-о-о… — послышался удивлённый вдох, — какие у тебя красивые глаза! Хуа Чэн неверяще округлил глаза. Се Лянь смотрел на него с восхищённым выражением лица и мягко улыбался. Казалось, будто маленькое солнышко осветило жизнь Хуа Чэна. Се Лянь был не человеком, он был богом, сошедшим к маленькому слизеринцу. Конечно, гриффиндорец отвёл его в Больничное Крыло, бережно поддерживая. А когда они узнали, что медиведьмы почему-то не было в школе, то Се Лянь сам осторожно обработал раны Хуа Чэна, аккуратно перевязывая многочисленные порезы и намазывая целебной мазью синяки. Хуа Чэн сидел тихо, как мышка, не решаясь сказать и слова, и лишь восхищёнными глазами наблюдал за мальчиком. И только в самом конце, когда Се Лянь собирался уйти, вызывая у слизеринца грусть, то Хуа Чэн, жутко стесняясь, всунул своему спасителю в руку маленький белый цветок. Он только нашёл его этим утром возле теплиц и сорвал, чтобы потом поставить в чашку с водой. Но сейчас он отдал его Се Ляню, и увидел яркую улыбку на лице мальчика, из-за чего сердце Хуа Чэна почти выпрыгнуло из груди, а счастье, ничем не замутнённое, отразилось на его лице. Се Лянь попрощался с Хуа Чэном и ушёл, бережно прижимая цветок к груди. А Хуа Чэн с трепещущим от волнения сердцем смотрел тому вслед. Конечно, он попытался разузнать всё о своём личном божестве. Лучший ученик своего курса, милый и добрый, хрупкий мальчик. Любимец всех учителей Хогвартса, потомок древнейшего и благороднейшего чистокровного дома, который относится к человеку с добротой, не взирая на чистоту крови. Се Лянь. Конечно, Хуа Чэн стал учиться усерднее. Он с лёгкостью стал превосходить своих сокурсников, поднимаясь на вершину, но не смея обгонять Се Ляня. Стал носить повязку, потому что его божество назвал его глаз красивым. Никто не имеет права смотреть, кроме Се Ляня. Он начал завоёвывать уважение учеников Слизерина со стороны силы. Конечно, к концу третьего курса он стал считаться негласным лидером своего факультета, победив оскорбившего его пятикурсника на дуэли. А ещё он не смел даже подойти к Се Ляню. Какое право он имел тревожить своё божество? Но он всё ещё внимательно следил за гриффиндорцем, вмешиваясь во всё, что хоть как-то могло испортить репутацию или настроение Се Ляню. Не стоит и говорить, что те, кто пытался навредить его личному богу, кончали не очень хорошо. После тридцати трёх случаев попадания в Больничное Крыло с невозможностью исцеления все нападки на Се Ляня резко прекратились. Он всегда принимал участие в жизни самого дорогого для него существа, но никогда и не думал показываться ему на глаза, считая себя слишком ничтожным по сравнению с ним. А свои полностью оформившиеся к шестому курсу желания он предпочёл игнорировать, и не надеясь их исполнить. Но в момент встречи возле Большого Зала, когда он встретился взглядом со своим божеством, увидев любопытный огонёк в пучине шоколадных глаз, он почувствовал, что что-то внутри него сломалось. Их последующая встреча в пустом коридоре была не случайной.

***

На следующее утро Се Лянь вдруг опять встретился с Хуа Чэном у дверей в Большой Зал, с различием лишь в том, что на этот раз шестикурсник входил туда. Юноша нелепо застыл на пару секунд, не понимая, как себя вести. Кивнуть в знак приветствия? Или делать вид, что они незнакомы? К счастью, Хуа Чэн решил это за него, кивая юноше и посылая мягкую быструю улыбку. Се Лянь с облегчением улыбнулся в ответ, слегка махнув рукой, и зашёл вместе с ним в Большой Зал. Уже подходя к своему столу, он вдруг понял, что не слышит привычных препирательств за спиной, и обернулся. Фэн Синь и Му Цин застыли в нелепых позах, а их лица выражали искренний шок. — Э-э-э, ребят? Вы чего? — спросил недоуменно юноша, подходя к друзьям. Через несколько секунд Фэн Синь вдруг выдохнул со свистом и спросил каким-то задушеным голосом: — Се Лянь, это что было? — Мне кажется, у меня галлюцинации… — отмер вдруг Му Цин. Он недоверчиво оглядел юношу и, повернувшись к Фэн Синю, сказал плаксивым тоном: — Мне показалось, будто Се Лянь обменялся кивками с Хуа Чэном. Кошмар, что привиделось… — Но я правда с ним поздоровался, — спокойно ответил юноша, слегка улыбаясь. В тот же момент Му Цин издал какой-то странный хрип, а Фэн Синь мрачно заявил: — Ещё вчера мы тебе сказали, что этот человек опасен. И сегодня ты уже обмениваешся с ним приветствиями? Когда ты вообще успел?! Се Лянь выдохнул: — Вчера встретились с ним в коридоре. Он совсем не плохой, как все вокруг утверждают, — мягким тоном принялся увещевать юноша. Фэн Синь помрачнел ещё больше, когда Му Цин просто закатил глаза и, бурча что-то о сущем идиотизме, дошел до своего места за столом Гриффиндора. Се Лянь со вздохом последовал за ним, как и Фэн Синь, кидающий недобрые взгляды на юношу. Уже когда все трое уселись, и Му Цин с Фэн Синем начали опять цапаться, словно кошка с собакой, они оба, не сговариваясь, повернулись к столу Слизерина и бросили на степенно завтракающего Хуа Чэна испепеляющие взгляды, пока Се Лянь не видел. Они будут присматривать за этим демоном, и не дадут сделать ничего предосудительного с Се Лянем!

***

Их встречи стали слишком частыми, чтобы быть случайными. Но Се Лянь, даже зная это, всё равно был невероятно рад провести время вместе с Хуа Чэном. Он был интересным человеком. Умным, милым, добрым, красивым. С ним было интересно вести беседы. Му Цин и Фэн Синь всячески пытались оградить его от Сань Лана, но у них это плохо получалось. Несмотря на все предупреждения, юноша просто не чувствовал угрозы со стороны слизеринца. Он даже ни разу не разозлился на Се Ляня, хотя он та ещё ходячая катастрофа. Правда, он иногда слышал те шепотки, что Хуа Чэн невероятно жесток и злобен, но не мог верить этому. Да и юноша откровенно сомневался, что тому что-то надобно от него. Всё-таки он был обычным учеником, ещё и на курс выше, так что о соперничестве и речи не шло. Довольно часто он наблюдал за Сань Ланом вне их встреч в пустых коридорах. Он выглядел слегка высокомерным, но не более. И тем страннее были все эти слухи о его нечеловеческой жестокости. И Се Лянь не удержался. — Сань Лан, я вот понять не могу, почему по Хогвартсу гуляют такие страшные слухи о тебе? Ты ведь… Совершенно не такой? Они сидели на широком подоконнике в очередном пустом коридоре, и вели разговоры на разные темы. Хуа Чэн тяжело вздохнул, но ответил: — Видишь-ли, гэгэ, — Се Лянь опять слегка покраснел от этого обращения. Юноша стал так называть его уже на второй встрече, почему-то отказываясь обращаться по имени, — Я всё-таки не очень хороший человек, и некоторые слухи, скорее всего, правда. Се Лянь изумлённо посмотрел на него и воскликнул: — Быть не может! Сань Лан очень хороший! Хуа Чэн вдруг мягко улыбнулся и тихо произнёс: — Я очень польщён твоим доверием, гэгэ. Но я добр, пожалуй, только к тебе. На этом моменте Се Лянь смущённо запнулся и прикрыл ладошками покрасневшие щёки. — Сань Лан! — воскликнул юноша, нахмурясь, на что Хуа Чэн лишь бархатисто засмеялся, заставляя Се Ляня почти-что запищать от смущения. Вдруг слизеринец спрыгнул с подоконника и протянул руку юноше, улыбаясь уголками губ. — Пойдёшь со мной, гэгэ? Я хочу кое-что тебе показать. И Се Лянь, ни секунды не сомневаясь, кивнул и протянул руку. Хуа Чэн улыбнулся чуть шире и помог ему слезть с подоконника. А потом повёл по коридорам, не отпуская его руки, вызывая у Се Ляня невероятную бурю эмоций внутри. Шли юноши довольно долго, пока наконец не подошли к странному гобелену с танцующими троллями. Се Лянь недоумённо огляделся, но Хуа Чэн лишь послал ему мягкую улыбку через плечо, а после стал ходить перед каменной стеной туда-сюда. Юноша непонимающе нахмурился, но в следующий момент его глаза широко распахнулись. На сплошной стене начали вырисовываться очертания двери! Се Лянь, застигнутый этим зрелищем врасплох, пропустил тот момент, когда Сань Лан потянул его за руку и завёл внутрь. Тут же юноша ахнул: столь прекрасно выглядела комната! Высокие потолки, тёмные стены и алые портьеры с серебряной вышивкой, теплое освещение от свеч, стоящих в изящних подсвечниках, огромный шкаф в углу с множеством книг и огромный диван посредине комнаты, а под ним ковёр серебристо-белого цвета. Хуа Чэн на реакцию юноши лишь мягко улыбнулся, подталкивая к дивану. Се Лянь сел на него, всё ещё рассматривая комнату, и заворожено поинтересовался: — Сань Лан, что это за помещение? Я и не знал, что тут есть эта комната! Хуа Чэн улыбнулся чуть шире и слегка самодовольно ответил: — Это комната Так-и-Сяк или Выручай-Комната, гэгэ. Она принимает тот облик, который загадывает человек, проходящий мимо стены три раза. Главное представить. Се Лянь восторжённо вздохнул, широко улыбаясь, а после повернулся к Хуа Чэну: — Сань Лан, она прекрасна! Спасибо, что привёл меня сюда! На секунду юноше показалось, что он заметил румянец на щеках слизеринца, но в следующий миг тот выглядел всё также спокойно, поэтому Се Лянь выбросил эту мысль из головы и мягко улыбнулся другу. Юноша в ответ пожал плечами и сказал: — Гэгэ, если ты не против, мы могли бы встречаться тут? Здесь явно удобнее, чем в коридорах, — слегка фыркнул юноша. Се Лянь радостно кивнул. Он совершенно не был против. Юноша уселся чуть удобнее и принялся распрашивать слизеринца о свойствах этой комнаты, а Хуа Чэн любовался яркому огоньку в глазах своего любимого гэгэ.

***

— Сань Лан? — дверь с лёгким скрипом отворилась, и в проёме показалась макушка Се Ляня. Хуа Чэн, уже ждавший его, мягко улыбнулся и сказал: — Я здесь, гэгэ. Юноша шустро проскользнул внутрь и оказался на диване рядом со слизеринцем, улыбаясь ему. Количество их встреч превысило несколько десятков, и Се Лянь всё чаще ловил себя на мысли, что с нетерпением ждёт вечера, дабы проскользнуть в Выручай-Комнату и пригреться рядышком с Сань Ланем. Они просто разговаривали, иногда делали домашнее задание, иногда просто сидели в уютной тишине. Хуа Чэн всегда приходил первым. И каждый раз на столике перед диваном появлялись разные сладости и чай. Се Лянь мягко улыбался каждый раз и становился счастливее с каждым днём. Он стал больше отдыхать и обращать внимание на окружающие его вещи. И это начали замечать даже учителя, что уж говорить о Му Цине и Фэн Сине? О-о-о, ему устроили натуральный допрос с пристрастием и, узнав, что все вечера он проводит с Хуа Чэном, разразились скандалом. Что самое интересное, если первые минуты две они ругали Се Ляня и Хуа Чэна, то после снова начали собачиться между собой. И Се Лянь тихонько ускользнул от них, уже через пятнадцать минут оказываясь в обьятиях Хуа Чэна. — Сань Лан, слушай… — М-м? — оторвавшись от эссе по зельям и повернув голову к юноше промычал Хуа Чэн. Гриффиндорец немного замялся, но всё-таки спросил: — Сань Лан, я хотел спросить… Могу я если что подойти к тебе на виду у других людей? Я раньше так не делал, потому что не знал, против-ли ты… Глаза Хуа Чэна широко распахнулись, но уже через несколько секунд он вернулся к спокойному выражению лица и, улыбаясь, сказал: — Как я могу быть против того, чтобы гэгэ подходил ко мне? — Ну… Эм, — Се Лянь смущённо дёрнул плечом, — может, ты не хотел афишировать нашу дружбу… Хуа Чэн мягко, чересчур мягко улыбнулся ему и придвинулся чуть ближе. — Разве я когда-нибудь мог быть против этого? Я больше боялся за тебя, гэгэ. Видишь-ли, я не лучший человек, с кем следует водиться. Се Лянь сокрушённо покачал головой: — Ты неисправим, Сань Лан… И в ответ услышал звонкий смех юноши.

***

На следующий день завтрак в Большом Зале проходил как обычно, и Се Лянь, откусывая кусочек маньтоу, читал найденую для него Хуа Чэном (от этой мысли щёки слегка заалели) книгу по древней магии (и где только достал?). И всё бы было, как прежде, но в следующий момент шум в зале слегка поутих. Юноша уже понял, что это значит, что Хуа Чэн здесь, поэтому развернулся ко входу, с улыбкой махнув вглядывающемуся в гриффиндорский стол слизеринцу. Тот, заметив Се Ляня, слегка улыбнулся и вдруг пошёл в его сторону, отчего юноша слегка запаниковал. Нет, не то чтобы гриффиндорец был против, просто… Он просто запаниковал, ладно? В этот момент под оглушительную тишину Хуа Чэн дошёл до Се Ляня и спокойно сказал: — Доброе утро, гэгэ. В зале было столь тихо, что приветствие услышали все. Се Лянь слегка запнулся, но всё же улыбнулся юноше и чуть тише ответил на приветствие. А в следующий момент он чуть не умер от остановки сердца, потому что Хуа Чэн наклонился к нему слишком близко, практически прошептав на ухо: — Вчера гэгэ забыл в Выручай-Комнате ленту для волос. Тут же рука Се Ляня взметнулась к макушке, и юноша наконец понял, что он забыл. Хуа Чэн выпрямился и протянул ему забытую ленту, на что Се Лянь поблагодарил с улыбкой и забрал её, повязывая на волосы. Хуа Чэн улыбнулся ему и, пожелав приятного аппетита, вышел из зала. А Се Лянь только в этот момент понял, что: во-первых, он весь красный, даже кончики ушей покалывают, во-вторых, рядом с ним источают кровожадную ци сразу два человека, и в-третьих, все в зале смотрели на него со странными эмоциями. А также то, что Сань Лан пришёл в Большой Зал только для того, чтобы отдать Се Ляню его ленту. Господи. Юноша резко вернулся к своему завтраку, пытаясь не обращать внимания на остальных. — Се Лянь?! Что это только что было? — прошипели ему в ухо. Гриффиндорец отмахнулся от истекающего ядом Му Цина, бросив: «потом поговорим.» Ему бы сейчас успокоить бешено бьющееся сердце…

***

С каждым разом Се Лянь понимал, что с ним явно что-то не так. Каждая встреча с Хуа Чэном для него одновременно была радостью и пыткой. И внутри что-то переворачивалось с головы до ног, когда юноша оказывался слишком близко. И он не мог понять природу своей странной реакции, пока наконец не поговорил с Ши Цинсюанем, его другом с факультета Хаффлпафа. — Вау, неожиданно, — хихикнул юноша, улыбаясь. — Что? — забеспокоился Се Лянь, встревоженно смотря на друга. И тут его ошарашили: — Да влюбился ты, чего тут думать? Забавно, — вновь хихикнул тот, — Все так Хуа Чэна боятся, а ты взял да влюбился! Се Лянь растерялся окончательно, чувствуя, как греются щёки. Влюбился?.. Ши Цинсюань продолжил болтать, юноша даже смог уловить имя некоего Хэ-сюна, который, как уверял Цинсюань, точно его ещё один лучший друг, но Се Лянь слишком погрузился в собственные мысли, чтобы запомнить, о чём тот говорил. Неужели он и правда влюбился в Сань Лана? Но как? Они ведь просто друзья… Чтобы осознать, что Цинсюань был прав, у Се Ляня ушло несколько дней и встреч с Хуа Чэном. И юноша испугался. А что, если Сань Лан узнает? А что, если ему будет противно?! Он не хотел его терять! И поэтому всё пошло наперекос. Нет, серьёзно, осознание своих чувств лишило Се Ляня всей его уверенности, и он просто замкнулся, почти что избегая Хуа Чэна, из-за чего тот только становился более хмурым с каждым днём. И спустя несколько дней, на протяжении которых юноша не ходил вечером в Выручай-Комнату, у выхода из Большого Зала его поймал мрачный как грозовое облако Хуа Чэн. — Гэгэ, почему ты избегаешь меня? Я сделал что-то не так? Се Лянь в панике заметался, не зная, что ответить: — Я… Нет, не… Всё нормально, я не избегаю Сань Лана… И тут юноша замолчал. То, что он увидел во взгляде слизеринца, заставило его заткнуться и нахмуриться. В его единственном глазе было столько боли и отчаяния, что Се Лянь не смог соврать. Но и сказать правду ему было не по силам. — Сань Лан, прости, — глаз Хуа Чэна резко распахнулся в шоке, — Я избегал тебя, но не потому, что ты сделал что-то не так. Просто… Мне нужно было подумать. — Подума?.. И в следующий миг Хуа Чэна прерывает довольно громкий крик: — СЕ ЛЯ-Я-Я-НЬ! С конца коридора к нему идёт (или бежит) Ши Цинсюань, тяня за руку какого-то хмурого парня. Буквально за несколько секунд он достигает Се Ляня и Хуа Чэна и с радостной улыбкой приветствует гриффиндорца. А когда наконец замечает поймавшего его за руку Сань Лана, то вдруг хитро ухмыляется и весело произносит: — Ты ведь Хуа Чэн, верно? Се Лянь мне рассказывал про тебя. Ты ведь его не обижаешь? Хуа Чэн на секунду застывает, но потом вполне серьезно отвечает: — Никогда. Ши Цинсюань довольно кивает, а Се Ляню хочется провалиться под землю. Господи, стыдно-то как! — О, а это Хэ-сюн, мой лучший друг! — спохватывается вдруг Цинсюань, выволакивая вперед хмурого парня с янтарными глазами и острыми скулами и слизеринским галстуком на шее. — О ком ты? Я не твой друг, — довольно резко отвечает тот, и в этот момент раздается голос Хуа Чэна: — Рыба? У того в тот же момент делается просто непередаваемое выражение лица, и он странным голосом говорит: — Одноглазый. И пока Се Лянь с Ши Цинсюанем недоуменно хлопают глазами, «рыба» оглядывает гриффиндорца и говорит: — Так это и есть Се Лянь, по которому ты визжишь как девица уже столько лет? Хуа Чэн, и так довольно бледный от природы, белеет еще сильнее. Цинсюань ошеломлённо присвистывает, пока Се Лянь, в попытке собрать разлетевшееся в дребезги сознание в кучку, застыл. Неужели… Неужели Хуа Чэн тоже?.. В следующий момент юношу потянули за собой. Он лишь успел махнуть Цинсюаню на прощание, как через несколько минут оказался уже рядом возле Выручай-Комнаты. Юношу почти впихнули внутрь, только тогда отпуская. Се Лянь молча стоял, не зная, как начать разговор, а Хуа Чэн прошёл на несколько шагов вперёд и остановился, не поворачиваясь к юноше лицом. Несколько мгновений тишины были порушены слизеринцем: — Гэгэ… — Сань Лан, — тут же перебил его Се Лянь, — То, что сказал тот слизеринец, правда? Спина впереди напряглась, и юноша не отвечал довольно долгое время. — Гэгэ… Могу я не отвечать? — Прости, Сань Лан. — …Я понимаю. Юноша впереди как-то ссутулился, потускнел. Но Се Ляню нужен был ответ. Необходим. — Я… Гэгэ не помнит, но он помог мне, когда я был на первом курсе. Я… Давно люблю гэгэ. И сердце Се Ляня замерло. Значит… В следующий момент он буквально врезается в спину юноши, утыкаясь носом ему в лопатки и обнимая. Хуа Чэн, вздрогнув, вдруг резко расслабляется и нервно хмыкает. А после вдруг разворачивается в руках Се Ляня и, сильно сгорбившись, утыкается носом в плечо юноши, шепча: — Ты станешь моей погибелью, гэгэ… А Се Лянь заливисто смеётся с алыми щёчками, и обнимает чуть крепче. А в следующий миг от юноши чуть отстраняются и гибкие длинные пальцы хватают гриффиндорца за подбородок и приподнимают его. Се Лянь успевает встретиться взглядом с пылающим глазом Хуа Чэна и тут же чувствует чужие губы на своих. Се Лянь счастлив.