Ему не всё равно

      Лобанов протёр глаза, чтобы убедиться в том, что то, что он лицезрел, не является галлюцинацией. Конечно, он скучал по старому коллеге, причём очень сильно, но не настолько, чтобы свихнуться и начать видеть то, чего нет. Мужчина осторожно присел на скамейку у кофейного автомата, глядя на опечаленного человека в алюминиевых очках, который прижимал к себе небольшой саквояж. Семён не мог ошибиться, и он это не то что чувствовал — он знал.       — Левин, ты, что ль?       Левин лишь вздохнул и даже не повернул головы в сторону появившегося собеседника. Очевидно, первый день в больнице был не таким, каким очкарик себе его представлял, а реальностью Левина очень легко расстроить вплоть до слёз.       — Аллё, — Лобанов слегка пихнул локтем мужчину в бок, — я вообще-то тут с тобой разговариваю. Я те ещё ничё не сделал, а ты уже обиженный сидишь. А на обиженных, между прочим, — Семён важно поднял указательный палец в воздух и сделал умный вид, — воду возят, если ты не знал!       Глупая шутка вызвала у Бориса Аркадьевича небольшую улыбку, которая скорее ушла через секунду. Видимо, случай был серьёзный. Конечно, если весь день тебя игнорируют друзья и начальство, в то время как ты приехал из другого континента в родные пенаты через много лет, это не будет поводом для безмерной радости. Даже если отставить в сторону эгоцентризм Левина, учитывая, что мужчина представлял себе чуть ли не банкет в честь великого себя на всю больницу, ситуация вышла ненадлежащей.       Терапевт некоторое время вглядывался в лицо бедолаги. Ему показалось, что тот еле слышно всхлипнул. Лобанов наклонился поближе и, продолжая буравить взглядом, шёпотом спросил:       — Борь, ты чё?.. Случилось чё?       — Ничего не случилось, — наконец ответил Левин. — Я тут никому не нужен. Зря прилетел.       Семён попытался переварить донесённую информацию.       — А вот счас не понял, — он неловко усмехнулся, а потом нахмурился.       — Я думал, что меня тут ждали! Что по мне тут хоть кто-нибудь скучал! — чуть громче произнёс очкарик, что отдалённо напоминало его привычный писклявый голос. — Я ко всем сегодня подходил, ко всем… А им пофиг!       — Кому пофиг-то?       — Всем! — выпалил Борис, повернувшись к Лобанову. Казалось, его глаза были на мокром месте. — Представляешь? Даже Анастасии Константиновне. Я думал, я вам товарищ, а я… я…       Мужчина приобнял за плечи плаксу и крепко прижал к себе, что заставило его заткнуться. Фланелевая синяя рубашка, несмотря на то, что Лобанов приобрёл её не так давно, уже успела пропахнуть букетом ароматов дешёвого одеколона, пива и формальдегида. Всё как по-старому. Семён мягко похлопывал по плечу, пытаясь утихомирить гостя, хотя он сам немного нервничал от сложившегося положения, инициатором которого был, собственно, Лобанов. Никто его не просил обнимать Левина.       — Да товарищ ты, товарищ… — успокаивающее бархатным голосом шептал терапевт.       — Расплакался он тут… Дурак ты.       — Сам дурак… — буркнул Левин и поудобнее устроился на скамейке рядом с Лобановым. Уже был вечер, все расходились, в коридорах пустовало, так что они могли себе позволить такие нежности в общественном месте.       — Я скучал по твоей тупой роже, так-то.       Борис Аркадьевич хотел вспылить, но вовремя вспомнил, кто был его собеседником. Да и потом, он слишком сильно устал, чтобы с кем-то ругаться.       — Взаимно, — тихо произнёс Левин. — Ты… изменился немного. И волосы отрастил. — А ты как был нюней, так таким и остался, — ухмыльнулся Лобанов, за что получил слабый удар в живот маленьким кулаком. Из-за этого, к слову, очкарик сам чуть не выронил свой саквояж. — Да хорош!       — Ни фига ты не изменился, знаешь. Всё такое же хамло, — возмущённо пробубнил Левин.       Лобанов задумчиво обвёл взглядом отделение, пропустив мимо ушей ответное оскорбление в свою сторону. Затем, улыбнувшись, сказал:       — Предлагаю обсудить это за двумя бутылками тёмного, — глаза Семёна блестели в свете коридорных ламп. Пауза.       — Предложение принимается, — немного поразмышляв, ответил Борис Аркадьевич и улыбнулся в ответ.