Моя вечная зима

Позже Ши Мэй часто задавался вопросом, что бы случилось, если бы Мо Жань не дал этого обещания. Наверное, ничего. Всё будет так, как он всегда планировал: они расстанутся почти как возлюбленные, он останется в памяти Мо Жаня, навсегда разлученный с ним. История началась бы по другой причине, но они пришли бы к одному и тому же выводу. Нить судьбы между ними была слишком крепка, чтобы её можно было бы перерезать или забыть. « Этот вывод тоже не был моей виной. » Хотелось бы так сказать Ши Мэй, или же это было не только его виной. В свою защиту он никогда ничего не оправдывал, был уж слишком слаб, чтобы пытаться. И Мо Жань должен был знать лучше ( он действительно должен ); в конце концов, у второго молодого мастера пика Сышен было достаточно много опыта в искусстве обещания. Он был лжецом, а значит, лучшим из всех, кто даёт обещания: дающий и берущий, творец и принимающий. У него было то, что имело значение, — креативность, свойственная его мышлению. Это сделало обещания Мо Жаня открытыми, сказанными в свете и медовом вкусе; если необходимо, это сделало их сдержанными, сказанными в тишине, в глубокой темноте и ещё более глубоком отчаянии. «Семья и я никогда не будем вместе. Любовники, учитель, друзья, и я тоже.» Всё это звучит громко, но правдиво. Он знал кто они, и знал их вес. Обещание было опасной и странно увлекательной вещью, поэтому Мо Жань говорил их в избытке, избегая быть ограниченным ими. Обычно он в правду их избегал. Просто избегал. У каждого правила были свои исключения. Обещания Мо Жаня, хотя и были различными, были самыми искренними только тогда, когда они давались Ши Мэю. Это был особый вид, отличный от слов, которые даются легко, как цветы, оставленные увядать. Хотя он не мог описать это, он знал: Ши Мэй был началом, звездой, освещающей его новый образ жизни, поэтому честность Мо Жаня уходила корнями глубже в прошлое. Это было что-то более старое, что-то более сильное. Непоколебимое. Тем не менее, ограниченный словарный запас Мо Жаня не мог справиться с такими безграничными чувствами, поэтому вместо этого он придумывал что — нибудь глупое: «я останусь с тобой», или «я умру за тебя». Так же как и: «я хочу есть твои блюда вечно». Всё сводится к одному простейшему обещанию: обещанию, что чистая любовь останется чистой любовью через много лет. Такой же преданной. Возможно, это было самым трудным. То, чего он никогда не ожидал доказывать. Он верил в это, как ребёнок верит в магию, но только это был Ши Мэй: запах вонтонов, луны, отражающейся в воде, к которой можно прикоснуться, но никогда по настоящему не дотянуться, и Мо Жань любил его так, как он никого больше не любил. Если кто-то и был выше трагедий, если кто-то не заслуживал даже малейшего намёка на неудачу, то это был Ши Мэй. Только Ши Мэй, и никто другой, кроме него. Теперь Мо Жань видел, как он падает, как снежинка, мягко и медленно — его было так же трудно поймать. Небо над мостом было большим и тёмным, как стеклянная чаша, загораживающая луну и все остальные огни, и Ши Мэй ничем не отличался от нового, почти невидимого снега. Он упал на землю всецелостно белоснежным, и его кровь была тёмной, глубокой. Море — алое, дикое, и через секунду Мо Жань уже тонул в нём. — Ши Мэй! — в его горле стоял огромный ком, что он едва мог дышать. — нет, нет… Чёрт! Учитель! Нам нужен учитель! Помогите! Он стоял на коленях перед Ши Мэем. На снегу, в луже крови — и неудержимо дрожал, однако именно Ши Мэй взял Мо Жаня за руку. Конечно, это должен был быть он. Ши Мэй поднял взгляд, и его лицо тут же напряглось. Промелькнуло что-то, что Мо Жань не мог прочесть, что-то, что появилось и вскоре исчезло. Его рот раскрылся и вновь сомкнулся, и наконец, юноша ему что-то прошептал: одну невинную ложь, потому что это было то, что Ши Мэй сделал бы лучше всего. — всё в порядке, А-Жань. — лживо ответил он. — ничего не случилось. Ши Минцзин сделал паузу, смеясь, но именно тем самым дробящим, опечаленным смехом. Самый меланхоличный смех, который Мо Жань когда-либо слышал. — я в порядке…нет, всё правда в порядке, тебе правда не нужно беспокоиться обо мне. — вскоре добавил юноша, и уложил ладонь на щёку Мо Вэйюя. Мо Жань прочёл настоящий ответ на его холодной руке. Это была чистая ложь, и до ужаса, смертельно холодная ладонь. — нет…– подумал Мо Вэйюй и покачал головой. На его одежде были кровавые пятна, и они так же остались на лице. Так много крови. — нет! –проговорил юноша вслух. Мо Жаню хотелось закричать, и всё же, это ему удалось, но только мысленно, с широко открытым ртом. Вне своего разума он придвинулся ближе и нежно обнял Ши Мэя за плечи, осторожно приподнимая его — до лихорадочного чувства разрываясь между желанием обнять его и страхом причинить ему боль. — всё будет хорошо. — Мо Жань едва осознавал свои слова, проливая капли холодного пота, что кристаллизовались на лбу Ши Мэя. Это выглядело завораживающе красиво, как жемчуг, бриллианты и плеяда звёзд. – я не позволю тебе…нет, я спасу тебя. Слышишь меня, Ши Мэй? Так что просто… подожди меня… В его объятиях Ши Мэя всё ещё чувствовалось тепло и дух, но они медленно покидали его тело. Мо Жань чувствовал, как каждая капля выскальзывает у него из пальцев. Хоть страх и бурлил в нём, как из какой-то ямы, он не позволял этим мыслям скрести друг о друга. Нет. Это не могло быть правдой. Сплошное отрицание, когда у него возникает ещё один вопрос. Почему никто не пришёл? Ветер был пронизывающим, дул Мо Жаню в лицо, отчего нос болел от холода, но юноша едва ли замечал это. Его глаза были широко открыты, окружающее пространство стало размытым пятном. Демоны? Разлом? Он видел только Ши Мэя: его лицо было бледным в ночном свете, и он внезапно показался намного моложе. – Ши Мэй, я… Ши Мэй не дал ему закончить, приложив палец к губам Мо Жаня. — тебе не обязательно говорить это вслух, А-Жань. Я всё понимаю. — шатен ослабел, но всё ещё был тёплым. Рука Ши Мэя находилась слишком близко, принося металлический привкус смерти и — образ стыда — совмещённого воедино. — я действительно не хотел, чтобы все так закончилось. — продолжил Ши Минцзин. — но ты знаешь, что это наш долг. Сражаясь с демонами, защищая тех, кто не может этого сделать. Это ведь закономерность…верно? — закономерность? — ровным голосом вопросил Мо Жань. — я говорил тебе, что это — полный бред! — но если бы я был так же силён, как ты или молодой господин, все закончилось бы по — другому. Простите, что так подвёл вас. — промолвил Ши Мэй с оттенком минорности в голосе. — хотя это всего лишь мечта, о которой я мечтал с тех пор, как стал адептом. Никто не заслуживает такой жертвы, Ши Мэй! Не простые люди, не боги! Ты слишком хорош для них! Эти слова осели глубоко, в самом нутре, истекая патокой крови на языке Мо Жаня; он хотел крикнуть об этом, и снова не сделал этого. Вместо этого он притянул Ши Мэя ещё ближе. Мысль о том, чтобы поцеловать каждый из его узловатых пальцев, по крайней мере сейчас, вызывало трепет внизу живота. Это было бы легко — слишком легко, думалось младшему, когда тонкий кончик пальца Ши Мэя скользнул по его губе. Прикосновение фаланги вызвало у него дрожь, и от этого прикосновения по телу пробежал озноб. Мо Жань застыл. Прекращай спорить сам с собой. Сосредоточься. Возьми себя в руки. Что нужно сделать? Как спасти Ши Мэя? Мо Вэйюй не знал, что делать. Чувство отвратительно и потерянности слилось с бесстыдностью. Мо Жань снова почувствовал себя крайне глупо. Заметив это, Ши Мэй сумел слегка приулыбнуться. — пожалуйста, успокойся. Ты ведь так великолепен, и намного лучше меня. Но на самом деле, он лишь полоумная собака.  — самый величайший культиватор, которого я знал. Поэтому, даже если случится что-то плохое, не позволяй этому сковывать тебя. Я бы не хотел быть обузой даже после того, как… Мо Жань слышал его, но для него все эти слова были неправильными. Он не мог их принять. Ши Мэй был божеством, с которым он познакомился в самом низу и с которым вырос в начале. Он принёс ему вонтонов и остался рядом, когда Мо Жань больше всего в нём нуждался, обнимя его, пока он лишь плакал. Он спас его жизнь — а Мо Жань не смог спасти его. — что ты хочешь этим сказать? — хрипло допросил брюнет. — я всегда восхищался тобой, мой милый А-Жань. И если бы я мог быть хотя бы половиной, похожей на тебя, я бы принял это. — проронил Ши Мэй, и его голос был мягким, как признание. Когда он запустил пальцы в волосы Мо Жаня, а затем лениво нарисовал круг на его щеке, через челюсть к шее, казалось, что все предыдущие ознобы сгорели дотла, и они продолжали гореть и гореть, вспыхивая пламенем внутри тела Мо Жаня. Ши Минцзин прикасался к нему. И все эти детали — мягкость его кожи, красные пятна на руках — все ещё обрабатывались в голове Мо Жаня. Его Ши Мэй был так прекрасен, что Мо Жань с трудом сглотнул. Даже сейчас его прекрасность была так ярка, что он чувствовал, как жар отходит от его лица. Хоть Ши Мэй и был бледно-голубого цвета, яркий румянец украшал его щёки, а капля крови, стекающая по губам, слишком сильно напоминала красный бальзам для губ. Даже со льдом в волосах, даже с посеребренным дыханием холодного воздуха, он был прекрасен. Прекрасен, как весенний день, запредельным в своей красоте. — А-Жань…– сказал Ши Мэй спокойным, завораживающим шёпотом. — позволь мне обратиться к тебе с последней просьбой. Ши Минцзин поманил его пальцем, и Мо Жань наклонился вперёд с выражением нетерпения на лице. — конечно. Что бы ты ни хотел, я всё сделаю для тебя. — торопливо проговорил Мо Вэйюй. Их лбы соприкоснулись, и две фигуры одновременно прикрыли глаза. Они не целовались, но этот момент был более желанным, чем любой поцелуй, который когда-либо разделял Мо Жаня и нежные объятия Ши Мэя, словно говорящие ему, что им следовало бы сделать это раньше. Ши Мэй одарил младшего тонкой улыбкой; его губы были приоткрыты, а глаза теплились. — хорошо. Так что, пожалуйста, не вини нашего учителя. Ты ведь сможешь это сделать? Мо Жань тут же моргнул. Что? Барьер трескался. — помни, что я сказал: это не вина учителя. Верно. Всё было верно. Мо Жань неожиданно вспомнил, какими липкими были его руки от крови Ши Мэя, и как они они вдвоём были не единственными в этой снежной пустыне: это было поле битвы, демоны бежали, и духовная энергия кипела, как пчёлы в улье, наполняя воздух дрожью. С силой. Со спасением. Учитель. Из снежной бури поднялись образы; сначала призрачные, и лишь после они стали отчётливо видны. Мечи и крики, оружие против оружия. Мо Жань взглянул наверх, на монументальный мост, и увидел смутные очертания человека среди молний. Правильно, это ещё не конец. Всё ещё есть надежда, ведь всё ещё есть учитель. Никто не был более могущественным, чем Чу Ваньнин. Если кто-то и смог бы спасти Ши Мэя, то это будет их учитель. Чу Ваньнин. Ши Мэй следом проследил за его взглядом. — А-Жань? – учитель! — прокричал Мо Жань в небо, глубоко вздохнув. — учитель помоги нам! — брюнет снова крикнул к колонне. — Ши Мэй ваш ученик, верно?! Помогите нам! Учитель! Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ, УЧИТЕЛЬ! Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ НАС СЛЫШИШЬ! Это была просьба, но прозвучала как вызов. Мо Жань опустил голову, чувствуя, как его сердцебиение смешивается с обманчивой надеждой. Затем раздалось эхо, произнесённое им «учитель», слова, съеденные ветром и выплёвываемые снова и снова, насмешливо, прежде чем наступила тишина. Наблюдая за всем этим, Ши Мэй попытался приподняться, и его лицо стало ещё бледнее, молодой человек всхлипнул от боли. Мо Жань стиснул челюсть. Хотя он и должен был проявить вежливость, чтобы держаться подальше и позволить Ши Мэю сохранить свое воинское достоинство, ведь вежливость всегда стояла на первом месте в его списке приоритетов. Взять Ши Мэя на руки и легко поднять его, словно конфету, казалось гораздо лучшей идеей. — А-Жань, что ты делаешь?! – воскликнул Ши Мэй, смущённо, очаровательно, исполненный страхом. Мо Жань лишь сделал шаг и крепче обнял его, прижав к себе. — прошу, не двигайся. — откликнулся молодой человек, пытаясь выглядеть расслабленным, однако это было совсем не так. — я унесу тебя отсюда, просто держись! — перемещение раненого человека может привести к гораздо более серьезным травмам. — шепнул Ши Мэй, бросив на него быстрый взгляд, но всё же положил голову на шею Мо Жаня. Ему было интересно, слышит ли он, Ши Мэй, биение его сердца. Юноша так ясно это чувствовал. Это случилось, когда Мо Жань услышал шум над своей головой. Звук был почти приглушён погодой, но он был там, приземляясь прямо за его спиной. Младший повернулся, слегка изогнувшись, чтобы защитить Ши Мэя своим телом от всего этого зла. — не бойся, Ши Мэй. — шепнул Мо Жань срывающимся голосом. Это был белый, призрачный силуэт, очертания которого были не смутным и совсем не чёткими на фоне ночи. Но Мо Жан узнал бы его повсюду. Прямая поза, голова поднята. Чу Ваньнин гордо и безупречно вышагивал по снегу, как будто всё в их ситуации было иллюзией. Он выглядел и вёл себя точно так же, как всегда, и ничто из этого не казалось реальным, ничто из этого не казалось правильным. С таким же успехом дух мог бы остановиться прямо перед ними. — учитель? — заговорил Мо Жань, чтобы придать своим словам реалистичности. Чу Ваньнин, конечно, ничего не сказал, но как только его взгляд остановился на Ши Мэй, его пронзил шок. — он…? Глаза феникса стали дикими, и в испуганную секунду Мо Жань почувствовал проблеск надежды. Их учитель был строгим, но вовсе не монстром. Верно? Это должно быть очевидно. Он действительно остановился, и, может быть, ему было хоть немного, но не всё равно. Ведь когда Чу Ваньнин взглянул на них, в его взгляде была тень скрытой полу-боли. Стоя перед ним сейчас, Мо Жань искренне хотел извиниться за каждый свой проступок, встать перед ним на колени, искренне и неподдельно попросить прощения. Если бы Мо Жань мог это сделать, возможно, он смог бы развеять упрямство учителя и помочь Ши Мэю. Но ему это не удалось. Прежде чем Мо Жань успел что — либо сделать, взгляд Чу Ваннинга скользнул сквозь него и Ши Мэя — остановился на нежных объятиях Мо Жаня, на ладони Минцзина в его волосах, и выражение лица Юйхэна ночного неба сменилось тихим гневом. Мо Жань поморщился; надежда снова покинула его, даже если с самого начала она была не столь сильна. Он слишком хорошо знал учителя, знал это лицо, и всё же он всё ещё не мог сказать, о чём думал Чу Ваньнин: теперь в его глазах не было сострадания, они были пустыми и незапятнанными эмоциями, как снег подле него. Бессмертного Бэйдоу можно было принять почти что за ледяную статую. — учитель, пожалуйста. — умоляюще проговорил Мо Жань, вооружённый собственным упрямством. — вы должны помочь нам, или Ши Мэй умрёт. Он всегда был вам верен! Он никогда ни о чём не просил. Вы…ты не можешь оставить его в таком состоянии. Однако Ши Мэй покачал головой. — прекрати это, А-Жань. — нет! Если не для меня, сделай это для него. И я сделаю всё, о чем ты попросишь. Ты можешь выпороть меня, ты можешь наказать меня за моё унижение. Заприте меня, свяжите, изгоните. Забери моё золотое ядро, забери мою жизнь. — его мольба прозвучала срывающимся шепотом. — но я умоляю тебя, спаси Ши Мэя. Прежде чем Мо Жань заметил это, младший упал на колени перед Чу Ваньнином, всё ещё держась за Ши Мэя, как за свою собственную жизнь. Такая сцена казалась невообразимой, и всё же он был здесь. Слёзы хлынули из его глаз, густые и настоящие, прочертив дорожку на скулах. Одна слеза, потом другая, Мо Жань потерял контроль над реальностью, как будто эта пелена слёз струилась по всему, что он только видел. Мо Вэйюй мог чувствовать только тело Ши Мэя — более холодное, чем несколько мгновений назад, — и его кровь, контрастно обжигающую. Именно тогда на него упала одинокая снежинка, окрасившись в красный, брызжущий цвет. Молодой человек поднял Ши Мэя на руки, подобно ребёнку. Ши Минцзин был тяжёлым и легким одновременно. — я до безумия прошу тебя, учитель…– добавил Мо Жань. — пожалуйста, спасите его… Лицо Чу Ваньнина исказила гримаса, совершенно другая, живая и красная. Испытывал ли он отвращение? Неловкость? Мо Жань не знал, но ему показалось, что он заметил, как тот пытается принять решение. Даже если это было неуловимо, брюнет действительно видел, как тот вздохнул и пробормотал, вскоре отворачиваясь. — нет. Нет. У Мо Жаня пересохло во рту. Этим пустым тоном, этим пожатием плеч он мог говорить о чём угодно, но это было не так. Он говорил о жизни и смерти Ши Мэя — нет? Тишина. — ты издеваешься надо мной, учитель? Ты, наверное, шутишь, верно? На губах Чу Ваньнин крутились слова: он снова взглянул на этих двоих, но тут же отвёл глаза и отступил назад, прячась за завесой ночи. Мужчина всегда отворачивался. Вот так он и жил — отвернувшись от всех. Никогда не заботился ни о ком, и всегда был один. Даже сейчас. Он просто стоял там, вне досягаемости Мо Жаня, всеми возможными способами, отказываясь разговаривать с ним. Опустившись на колени в снег, Мо Жань поднял голову. — Чу Ваньнин! Ты не можешь так поступить с нами! И вновь эта тишина, как внезапно в Мо Вэйюе вспыхнул гнев. — спасите его! ЧУ ВАНЬНИН! ВЕРНИСЬ! ШИ МЭЙ СКОРО УМРЁТ! Но Чу Ваньнин ничего не сказал. Ничего. Холод окутал Мо Жаня, как ледяной мертвец; поздний ночной воздух был тяжёлым от колкости стужи, но это не имело никакого отношения к его ознобу. Весь он затрясся в холодном спазме, почувствовав желчь во рту. И лишь он плакал и плакал, как ребёнок, положив голову на шею Ши Мэя. — я умоляю тебя, по крайней мере тебя, подожди меня…Ши Мэй, не делай этого со мной. Боги, пожалуйста, не делай этого, Ши Мэй… Он почувствовал, как Ши Мэй вновь погладил его по щеке, его прикосновение было лёгким, как пробежавшийся ветерок. Как луч, отражающийся в озере, к которому он мог прикоснуться, но никогда по-настоящему не дотягивался. Но затем произошло что-то от чего мир содрогнулся. Болезненная, пронзительная, разрывающая душу безмолвная боль заставила Мо Жаня осознать: Ши Мэй был такой же, как все остальные. Не имело значения, насколько он хорош. Не имело значения, насколько он был важен. Не имело значения, как сильно он старался. Судьба была так же несправедлива к слабым. И он, по крайней мере, принял это: Ши Мэй умирал. Все его чувства исчезли. Мо Жань увидел, что у него дрожат руки. Брюнет наблюдал, как они убрали прядь волос с бледного лица Ши Мэя, как будто это могло что-то изменить, но от этого осталось только пятно крови. — большое тебе спасибо, А-Жань. — тихо щебетнул Ши Мэй. — не забывай меня. Не держи на меня зла. Учитель, он… — нет. — отчеканил Мо Жань. Его собственный голос показался ему странным, как будто доносился из другой комнаты. — я не позволю тебе умереть. Воспоминание о веселье искривило синие губы Ши Минцзина. — я целитель. Ты думаешь, я не знаю, что… смертельная рана это…она? — последние слова шатена были едва слышны. О, Мо Жань знал. Когда он был мал, в доме блаженств умерло больше одной сестры, и никому не было дела до причины. Когда он стал подростком, он был свидетелем церемоний прощания с убитыми братьями. Как культиватор, молодой человек изгонял бесчисленных призраков, слишком рано вырванных из жизни, оставляя мечты позади и прося ещё один день. Смерть научила его кое-чему: когда душа покидает тело, ничто не может её изменить. — я не позволю тебе умереть. — повторил он твёрдо и положил Ши Мэя на снег. Мо Вэйюй должен был что-то сделать, что-то с кровотечением, но был слишком скудоумен, поэтому вместо этого дал ещё одно обещание. Я обещаю, что ты не умрёшь здесь. Я лучше умру за тебя, Ши Мэй. Ты меня слышишь? Я умру за тебя Это был не первый раз, когда он говорил это, но впервые он действительно имел это в виду. Нет. Если и была какая-то надежда на то, что Ши Мэй может быть спасён, то он умер из-за учителя. И всё же эти простые слова, казалось, распространялись, как лекарство. Они разбудили Ши Мэя — он с большим трудом открыл глаза и прошептал с еще большим трудом: — ты обещаешь? — я обещаю. — завопил Мо Жань, дрожа от боли, как будто это была его собственная близкая смерть. – я обещаю. — снова сказал он, и его лицо горело от теплых, горячих слёз. –я обещаю. — закончил брюнет в ритме заклинания, и это объединило двух молодых людей на вечность. Поняв, что он только что трижды поклонился, Мо Жань отстранился. — прости, я… — спасибо, А-Жань. — Ши Мэй снова трагично улыбнулся. – это многое значит. Мо Жань неуверенно улыбнулся ему в ответ. Ши Мэй обнял его, целуя ухо и, неосознанно, откинул голову назад. Чу Ваньнин был единственным, кто заметил, что объятия Ши Мэя могут быть слишком сильными и слишком долгими.