Вязаный волк

Вязаный волк. *** Рыжий кричит по ночам и путается в сети своих кошмаров. Ему не помогают доктора и прочие спецы, они разводят руками и говорят, что поводов к нахождению в стационаре нет. Тесты и анализы в норме. И почему мальчик будит всю спальню по ночам своим криком, не объясняют. Местный психолог нервно поправляет очки и что-то говорит про последствия утраты родителей и проблемы с социализацией. Но это здесь никому ничего не объясняет: тут у всего учреждения вот ровно эти две проблемы. А кошмары с чёрными птицами и горящим городом только у странного рыжеволосого парня. Олегу думается, что отдельная и очень подозрительная странность в том, что обычно отличники, тихони и художники нравятся учителями и прочим завучам. А здесь опять всё не так, как надо. Разумовский похож на щенка, замотавшегося в нитках: за какую ни потянешь — конца не видно и всё ещё больше путается. Ничего с ним не понятно. Кроме одного — у него опять обострение. И чтобы не пугать длинными ночами остальных, Серёгу выселили в изолятор, где он спит совсем один. Вернее, должен спать совсем один. Но после первой же ночи одиночества он подошёл к Волкову, бледный до прозрачности, и шёпотом сказал: «Олеж, я там сдохну». Конечно — сдохнет. Потому что человека, который и так путается в сетях собственных страхов, нельзя в изолятор. Он там и с ума сойди может, и стены изгрызть, и в окно выйти. С третьего этажа. Это понимают все, кроме взрослых. Поэтому на следующую же ночь Олег, подождав час после отбоя и убедившись, что его соседи по комнате спят, осторожно выходит в коридор и, играя сам собой в диверсанта-десантника, крадётся до изолятора. Он, конечно, закрыт, иначе толку бы в нём было. Но проволока-отмычка и немного ловкости рук решают эту проблему. Тем более что замки в дверях старые и, если по-честному, ни на что не годные. Разве что вот таких доходяг рыжих запирать. Он очень надеется, что дверь ещё и обратно закрыть получится, а иначе крика будет до небес. Ну и шмон по палатам, само собой. И нудные беседы про «преступные наклонности и принятие мер против…» Серёжа сидит, завернувшись в одеяло, и держит в трясущихся руках старенький фонарик. На смятой простыне угадывается какая-то книжка, вероятнее всего — учебник. Но страх крадёт силы и не даёт ни на что отвлечься. Олег не боится темноты — он считает себя слишком взрослым для таких глупостей. И кошмары снятся ему очень-очень редко. Но в страхи друга он верит безоговорочно. Они такие же настоящие, как и его друг. Непонятные и пронзительные. Войдя в комнату, он осторожно садится рядом и молчит. Они же не девчонки, чтобы обниматься, сидеть под одеялом и шептаться о всяком. Дрожь Рыжего передаётся сквозь тощее одеяло, и вскоре Олег начинает уже думать, что девчонки, может, и не такие дуры. Но вместо того чтобы обнять друга, он лезет в карман и достаёт оттуда помятую карамельку в липкой бумажке. Их давали вчера за ужином, и Волков, вместо того чтобы съесть, засунул ее в карман. Он часто что-то прятал по карманам с одной мыслью: «Пригодится». Потому что потом оно неизменно пригождалось. Друг уставился на конфетку как на что-то удивительное, но покачал головой — она была про радость и совсем не подходила к тревожной ночи. Олег в ответ пожимает плечами и прячет карамельку обратно в карман. С Разумовским трудно. Но без него — уже невозможно. Оба они знают, что завтра в семь утра заорёт звонок и нужно будет идти на уроки… — а будет хотеться спать, будет совсем не до квадратных многочленов, и сложносочинённых трудно будет отличить от однокоренных. Кроме этого в планах у Олега — постараться вернуться в свою кровать до звонка, чтобы никто не задавал никаких вопросов и не вздумал шпионить и жаловаться. Если честно, ему вот уже сейчас хочется спать, но он никак не может оставить Рыжего с его страхами: чего было тогда приходить и сидеть, как чучело. Олег аккуратно берёт друга за руку и понимает, что тот весь замёрз, и, может быть, уже и не от страха его колотит, а от простого холода. Да. С Разумовским трудно. Волков осторожно спрашивает его «Давай поспим?». Рыжий так измучился, что уже не спорит, а просто кивает, продолжая стучать зубами. И они осторожно вытягиваются на одной кровати, кутаясь в куцее одеяло. Поместиться с Серёжей на одной кровати — дело нехитрое. Он тощий, и потому кажется, что совсем не занимает места. Вытянулся у стены вдоль края матраса и замер, зажмурив глаза изо всех сил. Олег вздыхает и осторожно ложится рядом. Когда он собирался караулить своего друга, он вообще думал просто посидеть у кровати. Но перепуганный и замёрзший Серёжа, как видно, составил бы ему компанию в бессоннице и наутро выглядел бы ещё хуже, чем после ночи кошмаров. Когда Олег просыпается за час до звонка, чтобы успеть оказаться на своём месте, он обнаруживает спящего и прижавшегося к нему каждой выступающей на тощем теле костью Рыжего. На лице по-прежнему тревожная гримаса, но Волков точно знает, что его друг проспал это время без кошмаров — иначе он бы давно уже проснулся от крика. И он осторожно оставляет Разумовского досыпать, заботливо прикрыв одеялом и бесшумно закрыв замок в двери. Всю обратную дорогу он надеется, что за оставшийся час с Серёжей не случится ничего плохого, и он не испугается, если вдруг проснётся и поймёт, что один. Одноклассники часто дразнят Олега «нянечкой». Правда, тихо и за глаза, потому что иначе можно и по морде отхватить… Но он знает про это и сейчас думает, что, возможно, его враги и правы… А потом он ещё пять ночей приходит спать в проклятый изолятор. И кажется, что кошмары никак не хотят делить Разумовского с ним — и потому не приходят. Так что в итоге Серёжу отпускают спать обратно в палату. Но он (опять же — шёпотом) сообщает: он просто уверен, что всё вернётся, как только его вернут на его обычное место. Ведь там Олег не сможет его стеречь, и ночные страхи обязательно придут опять. Олег вздыхает и устало смотрит на друга: он изрядно недоспал, пока бегал по ночам до изолятора и обратно. И никогда бы не упрекнул в этом Серёжку — он ведь даже не просил приходить, Волков всё придумал и провернул сам… Но ему очень хочется хотя бы ночь поспать «от звонка до звонка». И тогда он так же тихо говорит Рыжему: «Я поделюсь с тобой секретом, но ты должен будешь его беречь. И тогда ничего плохого больше не будет». Его друг в ответ просто молчит — он как никто умеет молчать и хранить секреты. Свои и чужие. Чужие — особенно. И тогда Олег тоже молча уходит к себе и вскоре возвращается. Под футболкой у него что-то спрятано, но он не достаёт это, а коротко бросает: «Пойдём в дальний тубзик». И они долго молча идут по коридору, пока не доходят до обшарпанной двери с треснувшей табличкой «М». Скрывшись за дверью и убедившись, что никто за ними не шлёпает по коридору, Олег достаёт из под футболки длиннолапого волка, связанного из серой, «домашней» шерсти. Рыжий смотрит на него, вытаращив глаза. Олег всегда был предсказуемым и оттого надёжным. Но видеть у него в руках игрушку было странно. Волков молчит, но понимает, что друг всё-таки ждёт пояснений. Потому, тяжело вздохнув и глядя себе под ноги, он нехотя начинает: «Это когда я был маленький и боялся темноты, бабушка моя связала. И рассказала, что волки храбрые и с ними не страшно». «Храбрые и не страшно!» — эхом повторяет Серёжа, думая о друге. «Ну вот, — продолжает Олег, путаясь в неловких паузах, — я не смог оставить его дома. А здесь надо было прятать, потому что отберут и испортят… Ты, Серый, короче… тоже прячь… Но с ним тебе будет не страшно, я точно знаю…» Следующую ночь Разумовский почти не спит, но кошмары к нему не приходят. Волк, спрятанный в наволочку подушки, оказался немного колючим, но это успокаивает — Рыжий знал, что волшебный шерстяной волк был возле него. И, конечно, было очень жаль, что его нельзя было положить рядом и обнять — это было бы очень здорово. А ещё лучше было бы положить рядом Олега… но от этой мысли почему-то становилось неловко. Наверное, потому, что его тоже хотелось обнять. Но они ведь не девчонки, чтобы обниматься под одеялом. «Несправедливо!» — обиженно думает Серёжа и ненадолго засыпает, уткнувшись в спрятанного волка. Он не видит, как крылатая тень на стене кивает: «Несправедливо!» — и устало уходит в утренние сумерки…