Нет обета верности — нет и лжи

Чернеющее небо затягивается серыми бархатными облаками, с наступлением осени это явление будет всё чаще и чаще в Москве, в хлипкую балконную дверь, скребясь и скрежетая, свистит холодный ноябрьский ветер, заставляя зябко повести плечами и оглянуться в сторону неприятных звуков, тихо цокнув. По скромному мнению Эла, такая холодная и мрачная осень, такой безжизненный и не сулящий ничего хорошего ноябрь впервые в Москве. У Эла в принципе последний год выдался отвратительным, он мог бы сказать, что с каждой неделей становилось только хуже и хуже, но где-то в середине года способность оценивать своё состояние объективно Эл потерял. Он стоял на месте весь год: дела в Клубе шли в гору, больше проектов, больше контактов, больше выступлений, а соответственно больше работы. В работу Эльдар нырял с головой — помогало отвлечься от посторонних мыслей, не думать о своих проблемах. Гусейнов с гордостью и нервным дребезжанием души наблюдал как растёт их детище, думал, что это наверное единственная радость в его жизни. Плавно люди забывали про коронавирус, вернее, учились с ним жить, привыкали к вечному масочному режиму и контролю роста заболевших, оставляя где-то очень далеко в прошлом весну двадцатого. Как смутное воспоминание. Как сон на грани реальности. Словно это было также давно как рождение Христа или условное крещение Руси — единственная дата, которую Эл помнит из истории. Люди вокруг жили и продолжают жить, Москва шумно готовится к зиме и новому году, который, по-классике, должен оказаться лучше старого, Москва торжествует и поёт, радуется всему, чему может радоваться, а значит, Эльдар тоже должен пытаться. Хотя бы пытаться. У других комиков тоже всё не сладко в конце концов — кто ж из комиков не поломанный жизненными обстоятельствами? Не-е-ет, здоровый и счастливый человек как шут гороховый по сцене скакать не будет, не будет пытаться отшутиться и стараться превратить любую проблему в очередной блок в своем сольнике. Эл это знает, а потому всё чаще появляется в «Разгонах» и «Книжном Клубе», о чем не перестают иронизировать комментарии на канале и посты в социальных сетях. Твиттер наполнен шутками — они всегда всё понимают самые первые. И понимают, что Элу в частоте появлений на канале не уступает Вова. Они стараются не пересекаться в видео, если в очередном выпуске шоу нет Эла — скорее всего там будет Вова. И наоборот. Пока Эл топтался на месте, Вова бежал вперед. Бежал, не сбиваясь с курса, как это и должно быть, как он это делает всегда. Социальные сети, миллионы фотографий, вечеринки, чаще всего интимного характера, новые друзья («друзья»). Вова упивался новыми людьми и их новыми впечатлениями от него, он готов был говорить о чём угодно и с кем угодно. У Вовы в жизни, кажется, был полный о’кей весь этот год. Он ведь «солнечный мальчик», луч света в темном царстве, кто спасет эту паршивую планету если не он и его вечный оптимизм? Целый год. Они играют в эти догонялки с Вовой целый год. Целый год у Эла неизменный курс: работа-такси-кровать (в Вовиной квартире, сам хозяин прилагается), и так по кругу. В перерывах они с Вовой задушевно пьют коньяк, чтобы как-то сгладить вину за последующие события, затуманить разум, общаются мило на Разгонах, не забывая напоминать всем, что они лучшие друзья уже целых 17 лет. Эл смеется: ещё чуть-чуть и их с Вовой дружбе могут алкоголь и сигареты продавать. В перерывах мельтешащие огни реклам, работа — долг отцов-основателей Клуба зовёт, кофе (для Эла — капучино без сахара, все знают, что он ненавидит кофе, но всё равно пьёт, для Вовы — очередная сладкая жижа вроде ванильного рафа с тремя пакетиками сахара, не кофе, а растворенный диабет), Вова всегда приносит им с Элом кофе, когда случается засесть в офисе надолго. Ерунда. Смятая постель, бумажные стаканчики, бокалы с недопитым алкоголем на столе. Никаких комплиментов, никаких чувств — у них с Вовой всё по дружбе. Не говорить ничего о нежности. Ни-ког-да. Это правило для двоих, очерченное строго, не допускающее никаких исключений или перегибов. Вова сам нарисовал черту, Эл сам согласился на эту игру, в которую никто никогда не выиграет, особенно если играть по Вовиным правилам. И Эл играет. Ничего не значащий перепих. Так сказал Вова. Не влюбляться, не говорить об этом с кем-то помимо, не лезть «партнёру» в сердце и душу, продолжать делать вид, что этого нет. Что Эл с Вовой не отводят взгляд каждый раз в видео, не садятся подальше в шоу, а потом не занимаются сексом в Вовиной квартире, так, что стены ходуном ходят. А потом снова шоу, снова съёмки снова работы по горло, пытаться то ли утопить своё горе, то ли утопиться самому. Эл сидит за камерами, во время Вовиного подкаста, смотрит на него взглядом железным, пытаясь унять бурю внутри себя. А Вове всё равно. Для него это правда ничего значит. Эл знает, что не значит. На часах четыре утра, ещё рано уезжать, можно поспать ещё часов эдак пять-шесть, прикидывает Эл. Они всегда разъезжаются утром, когда оба проснутся, протрезвеют, приготовят завтрак — каждый день по очереди — и попрощаются. Вова выйдет его провожать, Эл сядет в такси, поедет домой, а затем в клуб. Ничего нового, план четкий, отработанный неделями и месяцами, он прост и понятен. Эльдар снова ведёт плечами, обнимает себя, спасаясь от холода, потом тянется к дивану, на который вчера вечером бросил толстовку, натягивает теплую кофту. Сидит, смотрит в пол, скользит взглядом по стыкам Вовиного ламината. Мысли сменяет одна другую — как они с Элом только оказались здесь, в этой пятой точке? Секс по пьяни год назад, и это после стольких лет дружбы? Удивительно, как легко на самом деле рушатся человеческие отношения. Эл смотрит на недопитую бутылку коньяка. Чуть-чуть же осталось, как они с Вовой умудрились не допить его? Гусейнов не помнит, но наливает последние несколько глотков в бокал и допивает крепкий напиток. В голову ударяет алкоголь, а ощущение, будто по затылку бьют палкой, но Элу явно лучше, он больше не хочет думать ни о чём, его пугает темнота квартиры и ветер гудящий за окном. Ему не нравится торшер в углу и квадратные часы на стене. Кто вообще покупает квадратные часы? Ему отвратительна пустая бутылка из-под коньяка и хочется швырнуть ее об стену, закричать изо всей силы, и Эл не понимает, не думает, да и не хочет думать, говорит ли в нем сейчас алкоголь или бурлит подавленная любовь, которая закономерно превратилась в агрессию. Он давно заметил, что злость всё чаще овладевает им, но он честно старался контролировать ее. Но становилось всё сложнее и сложнее это делать, будто злость вытесняла в нём все другие чувства. Эл смотрит в окно и ему хочется вышвырнуть туда свою голову, а может быть и сердце. Как там у Есенина? «Глупое сердце не бейся»? Как сопливо, но подходяще. Эл ещё несколько секунд смотрит в стену, затем тихо встает с барного стула, на котором сидел все это время, и идет в спальню, стараясь не шлепать ногами. Эльдар наизусть знает привычки Вовиного тела: знает, что он чутко спит, знает, как его, получается, любовник, поведет себя в постели, что он будет делать в следующие несколько секунд, как уберет волосы с лица, острыми пальцами вопьется Элу в плечи, Эл знает, как Вова целует, без ошибок угадывает телодвижения в любой ситуации. Молодец, Эльдар, давай зачётку, привычки тела знаешь идеально, зачёт по привычкам Вовиной души ты провалишь с треском. Для Эла уже давно не просто чужая душа потёмки, а Вовина душа, самого близкого человека, — потёмки. Эл ложится в кровать, лезет к Вове под одеяло и закрывает глаза. Впереди ещё один абсолютно глупый, никому ненужный, даже самому Элу, день. Вове на чувства всё равно. Эл это точно знает. Любовь — фикция, пот и грязь, крики и ссоры, невозможность найти правильного человека, абсолютная беспомощность, холодное расставание. Любовь — это когда в башке что-то не так начинает работать, когда телу плохо и душа плачет, это когда ты с разбега влетаешь во тьму с обрыва. Когда ревнуешь от любого косого взгляда и надо быть дома до восьми, а так — ты не обременяешь себя ждущим дома ‘любимым’ человеком, не ограничиваешь свои бесчисленные половые связи. Вова считает, что эти все проблемы типичных пар им с Элом ни к чему. Ни к чему. Вове повезло, что он Эла не любит. Их половые связи никак не влияют на их дружбу, Бухаров уверен, иначе к чему были эти 17 лет? Вова знает, что может рассказывать Элу, как у него дела, как он провел ночь с очередной подружкой, что за вечеринка будет этим вечером. Они не в отношениях. Они ничего друг другу не должны. Они не давали друг другу клятвы и не стояли у алтаря, они просто друзья, а как известно нет обета верности — нет и лжи. Эл помнит. Эл знает. Да хоть татуировку с этой фразой на теле бей, чтоб отпечаталась навсегда, чтобы не пренебрегать ей, чтобы не чувствовать лишнего. Прости, Эл, правила есть правила. Потому что когда Вова лежит рядом в кровати, под толстым пуховым одеялом и ровно дышит, Элу очень хочется обнять его со спины, притянуть к себе, провести ладонью по худющему телу, переплести их пальцы и уткнуться носом в длинные густые волосы. Хочется поцеловать его в висок, улыбаться, быть счастливым рядом с ним. Делать то, что делают нормальные пары, делают люди, которые влюблены. Но сделать это — нарушить правила, и Эл сдерживается. Отворачивается на другой бок, гоняет мысли о чём-то другом, вообще о чём угодно, кроме сопящего рядом Вовы. Свистит за окном Борей, покрывается звёздами небосвод, вернее, его черные куски едва проступающие из-за туч, в квартире тихо и Эл слышит даже как дрожат Вовины ресницы. Черт побери. Эл понимает Вову, понимает его условия — то, что он делает разумеется правильно для него. Это правильно, Эл себя убеждает, мир жесток и стоит только поддаться влюбленности, уйти в нее с головой, довериться человеку, как тебя сразу же приведет в чувство реальность, только выставишь голый бок и жизнь тебя полоснет по нему, пресечет на корню все твои попытки стать счастливым. Вова правильно делает, намеренно отказываясь от отношений. А может быть им обоим просто нужна помощь психотерапевта, потому что они так глубоко зарылись в свои травмы, они так на самом деле несчастны, что сами уже не справятся. Вон, многие комики к врачам ходят и вроде даже помогает, им с Вовой явно не помешал бы специалист и таблеточки, чтоб с головой разобраться. Эл вертится, вертится в постели, то укрывается одеялом, то снова стаскивает его, задыхаясь, открывает и закрывает глаза, начиная всё больше раздражаться. А Вова спит, Вове как всегда всё равно. Вову кошмары не мучают и изможденный после их с Элом очередной «игры» он засыпает быстро, даже без алкоголя. Эльдар, что с алкоголем, что без, последнее время вообще спать разучился. Спит только когда организм совсем не может функционировать больше, и в эту ночь Эл чувствует такую нечеловеческую усталость, будто он один держит этот мир, ещё немного — Эл сломается, он Атлант, который держит небо, он Геракл, вынужденный совершать свои подвиги, он должен держаться, но так устал от всего, что с ним происходит, что измученный и тревожный засыпает. Спит обрывками, то выныривает из сна, то сразу же вырубается обратно, и снятся ему кошмары, на утро Эл их уже не вспомнит, но в моменте, они заставляют его дергаться, дышать загнанно, тяжело, будто на груди булыжник, скала. Ему ужасно страшно и хочется проснуться, но как только он просыпается, организм забирает его обратно, накрывает сном, потому что надо откуда-то взять силы. Вопрос: кто виноват и что делать? Эл проснется один на широкой кровати, весь мокрый и укрытый сбившимся одеялом до самого подбородка. Рядом остывающая постель, а за окном — снова противный моросящий дождь и чернеющие стены многоэтажек. То самое, что хочешь увидеть с утра, проснувшись после кошмарной ночи. Первое, что он сделает, откроет окно и закурит, он давно уже перешел на тяжелые сигареты. Тянет прохладой, ветер тревожный и резкий, в руке дымится горький окурок, а у Эла совершенно пустая голова. Вова на кухне, в любимой громадной полосатой футболке, на него падает свет от того самого торшера, который так раздражал Эла этой ночью. Гусейнов облокачивается на косяк двери, наблюдая, как Вова помол засыпает в турку и проверяет сковородку — сегодня, похоже, нечто посложнее яичницы. Вова вообще не мастер готовки, но иногда может постараться и выкатить что-нибудь качества среднего, но приготовленное с душой, так что Эл не может не съесть и не похвалить Вовины кулинарные способности. Вова смущенно улыбается, подперев рукой подбородок. Всегда. — Доброе утро, проходи, чего ты как не родной? — улыбается Вова, кивая на стул, и будто мурлычет. Похоже, он сегодня в приподнятом настроении. Ну пусть хоть кто-то из них двоих. — Доброе, — кивает Эл. Неужели им в этой квартире двоим не хватит места? Неужели им правда будет так тесно друг с другом, что у них никогда и ничего не выйдет? Что за безумец придумал невзаимную любовь? Эльдар сидит на барном стуле безмолвно, пахнет свежим кофе, бурлит масло на сковородке. Вова ставит на стол две чашки с замысловатым сизым узором, смотрит на Эла и неловко хмурит брови, а потом снова улыбается. Всё это ужасно тоскливо, чертовски не по-человечьи. Эл на него смотреть не в силах. Отводит взгляд, отворачивается, долго моргает. На улице туман, все плотно затянуто серым. На стёклах тяжелые повисли капли. Элу не хватает тепла, надежды и веры, чтобы дальше в их с Вовой играть спектакле. Правила неуклонны. — Ты просыпался ночью? — буднично, но с какой-то необычной мягкостью спрашивает Вова, наливая кофе в чашку. — Всё таки разбудил тебя? Прости, не хотел, — у Эла внутри всё клокочет и он еле выдавливает слова, ощущение, будто в горле ком и он никак не может его проглотить. — Нет, я сегодня как убитый спал, просто мы вчера коньяк не допили, я проснулся, а бутылка пустая, — Вова снова улыбается и жмет плечами. Элу кажется, что плечи у Вовы настолько худые и острые, что они сейчас проткнут насквозь футболку. Эльдар думает, что сейчас Вова скажет ещё что-нибудь, спросит, как у него дела, поинтересуется, неужели Элу настолько плохо, что он встает по ночам и пьет в одиночестве, что не может уснуть и не может смотреть в глаза людям, так плохо, что руки ходуном ходят и ненавистный кофе он стал пить намного чаще. «Ну же, — думает Эл — поговори со мной, мы лучшие друзья последние 17 лет». Но нет. Вова молчит, выкладывает на тарелки омлет, молча помешивает кофе, садясь напротив Эла и молча ест. Эл честно хвалит его омлет, шутит, что даже он бы так хорошо не приготовил, на что Вова отмахивается и смеется, говоря, что Эл — лучший повар и его еда самая вкусная. Элу от этого вообще не легче, а на душе как будто еще один камень. Ему хочется как можно скорее уехать, сбежать из этой квартиры и зарыться в одеяло. Он больше не вывезет, думает Эл. Эльдар как можно скорее допивает кофе и доедает омлет, несмотря на все протесты Вовы, он моет за собой (и умудряется даже за Вовой) посуду, пока тот бездушно, или, может, безумно, пялится в стену. Эл спросил бы в чем дело, да знает, что не может. Но вот секунда — Вова снова веселый. Как же иначе. «Солнечный мальчик». — Я поехал, — говорит Эл, натягивая джинсы. Он не хочет ничего объяснять, не хочет на Вову смотреть, вообще Элу хочется, чтобы Вова оказался как можно дальше сейчас, ему больнее, чем когда либо. — Так быстро? — поднимает брови Вова, Эл рассеянно кивает. Они молчат пока Эл одевается и собирает свои вещи, молчат пока идут к двери — А ты в клубе будешь сегодня? Эл останавливается, почему-то не открывает дверь и смотрит на Вову со всей болью в глазах. Он будто кричит, что ему нужна помощь, прямо сейчас, им с Вовой надо что-то делать, что их корабль тонет. Гусейнов неопределенно качает головой, ещё раз обводит Вову взглядом: со взбитыми волосами, в мятой футболке и коротких шортах, скрестивший руки на груди и улыбающийся так солнечно, Эльдару физически больно, у него в рёбрах сердце метается раненным мотыльком. И почему-то из головы вылетают все банальные слова, которые нужно говорить, когда на утро уезжаешь из квартиры своего любовника, он разом, за одну секунду, теряет набор всех избитых фраз. Всё вокруг растворяется, с силой выталкивает Эла из реальности, заставляя его сделать шаг к ничего непонимающему, встревоженному Вове, и, закрыв глаза, поцеловать его. Вова его не отталкивает, но неопределенно мычит, что-то в поцелуй, уложив ладони на плечи Эла, закрыв глаза и дернувшись в сторону друга. Эл весь налитый свинцом, он железный, и этот поцелуй — как начало войны. Точка невозврата, это конец, что с ними будет дальше? Он держит в грубых и горячих руках Вовино лицо, большими пальцами очерчивает контур скул, гладит по щеке, заправляет волосы за ухо, а потом правая рука медленно соскальзывает на шею, и Вова с Элом окончательно теряют над собой контроль за эти пару секунд, что длится поцелуй. Эл отстраняется резко, у Вовы в глазах страх. Гусейнов не говорит совершенно ничего, открывает дверь и уходит, оставляя Вову со всем произошедшим. Никаких поцелуев вне их интимных отношений не было никогда. Поцелуй вне секса значит перейти границу, значит нарушить правила, значит проиграть. Эл бездумно садится в такси, листает ленты в социальных сетях, просматривает рабочий чат и коротко уведомляет коллег о том, что сегодня он не приедет. Не хочет. Заболел. Умер. Что угодно, он не сможет там появится, а почему — не ваше собачье дело. Личка разрывается от сообщений Вовы с требованиями всё объяснить, но Эл лишь отключает уведомления и, выключив телефон, устало откидывается на спинку кресла. Прости, Вова. Я пропал, любимый. Я проиграл, я продул.