Старший

Тихо щелкнула зажигалка. Последовал глубокий вдох. До конца, пока грудь не начнет тяжело сдавливать, пока не станет больно дышать. В нос ударил характерный запах сигарет, смешанный с противным приторным ароматизатором. От первой же затяжки горло разрывает тяжелый кашель, но только это помогает успокоить бурлящую внутри ярость. Последняя миссия оказалась сокрушительным провалом. Из-за неверных данных группа пришла неподготовленной. Их было слишком мало, пятеро погибли в первые секунды столкновения. Остальных пришлось вытаскивать полуживых и вести в больницу, но не все протянули так долго. Включая Рюноске, трое из четырнадцати членов отряда отделались малой кровью, еще один остался без руки и двое находятся в коме. Мори был недоволен, но особых претензий к Акутагаве не имел, хотя часть вины оставалась на нем. Был недостаточно осмотрительным, недостаточно сильным, недостаточно быстро принял решение отступать. Недостаточно… — крутилось в голове холодным голосом бывшего наставника. Однако не он добыл ложные сведения. Лишь этот факт спас его от гнева босса. Сам виновник, наверняка, лежит охладевшим трупом глубоко в лесных дебрях под слоем земли. Или же наказывается со всей жестокостью где-то в подвалах Мафии под лезвиями палачей. Оно и не важно, день все равно был паршивый. Кому понравится около часа прятаться от шальных пуль по заброшенному литейному цеху; потом позорно бежать оттуда, таща на себе полумертвые тела; и, не успев перевести дух, идти с докладом, твердо веря, что идешь на собственную казнь. В какой момент все пошло через одно место? Почему потеряли столько людей и, при этом, даже не выполнили задачу? Что-что, а объяснять причины неудач Акутагава ненавидел всей душой, если таковая у него была, в особенности стоя перед Боссом. Если Чуя, его нынешний наставник и командир, еще не забыл о человечности, не брезговал встать на место подчиненных и посмотреть на произошедшее их глазами перед тем, как делать выводы, или более того — стрелять, то Мори подобными вещами не заморачивался. Ошибка, что послужила основанием для ненужных потерь организации, равняется пуле, без тени сомнения выпущенной источнику проблем в голову. Но у всего есть оборотная сторона, это Акутагава осознал когда год назад перешел под прямое командование Накахары и понял насколько он дотошен в выяснении обстоятельств смерти или серьезных травм каждого участника операции. Босс интересовался лишь выполнением поставленной задачи и не вел активных расспросов. «Расходный материал» выполнил свою прямую обязанность, только и всего. Чуя же считал нецелесообразным раскидываться человеческими ресурсами и имел привычку тщательно промывать мозги, если понимал что у Рюноске был шанс избежать смерти союзника, но тот упустил его. Если причина была весомая, например, вмешивались внешние факторы, Накахара относился спокойно, работа такая, гибель всегда шагает рука об руку, глупо плакать из-за этого. Бывало рассказывал как можно снизить количество жертв или вовсе предотвратить их наличие. Когда лажал сам Акутагава — Чуя устраивал разносы, мог кричать и отчитывать, будто неразумное дитя. Но за выволочкой обязательно следовала утешающая улыбка и более спокойный разбор ошибок. Случалось так, что он торчал в кабинете наставника по несколько часов, в письменном виде расписывая, как поступит в следующий раз при аналогичной ситуации. Накахара оставался недоволен даже когда обходилось без жертв, но с излишней безрассудностью, ненужным риском. Иногда, когда совсем выходил из себя, начинал швыряться подручными предметами, только почему-то почти все летело мимо, в ход активно шла канцелярия или смятые в клубок отчеты самого Рюноске об обсуждаемой миссии. На этом все заканчивалось, к огромному удивлению провинившегося. Чуя еще ни разу не поднимал на него руку, за исключением спаррингов, но и те не шли ни в какое сравнение с тренировками Дазая. Если случаются неприятности, за которые он несет непосредственную ответственность, и высшие силы даруют свободу выбора к кому идти за решением, то из двух своих начальников Акутагава выберет Накахару. Всегда. Потому что между потенциальной пулей и прилетевшей в лоб линейкой разница колоссальная. Как и между насмешливым холодным тоном, пробирающим до мурашек, и открытой руганью, за которой обязательно последует усталый вздох и снисходительный взгляд. Но почему-то именно от этой ругани становилось тяжелее. Совесть, похороненная тяжестью прожитого, неожиданно поднимала голову и с остервенением голодного животного принималась грызть внутренности. И сейчас вопрос с Мори был уже решен, оставался Чуя, что должен вернуться в штаб в ближайший час. Интересно, а в этот раз он будет злиться? — подумал Акутагава, делая очередную затяжку и снова морщась от болезненного приступа кашля. На периферии Акутагава едва успел заметить мелькнувшую тень и в следующий момент его запястье сжимали в стальной хватке. Первым что он увидел были черные перчатки, чего было достаточно, чтобы сердце испугано пропустило удар. Рефлекторно попытавшись выдернуть руку, Рюноске едва не обжег себя тлеющей сигаретой, которую поспешно вырвали из вмиг ослабевших пальцев и отбросили в рядом стоящий мусорный бак. — В мой кабинет, сейчас же, — тихо, но донельзя зло процедил Чуя и, не дожидаясь какой-либо реакции, достаточно грубо потянул подопечного за собой, блокируя попытки вырваться из захвата. Акутагава растерялся, молча следуя за наставником. Он нервно закусывал губу и молил чтобы никто из мафиози не увидел их по дороге. Как никак, выглядел он особо презентабельно: бледнее обычного, с испуганно бегающими глазами, едва поспевающий за старшим, несмотря на разницу в росте. Путь до, на сегодняшний день, уже второго места казни прошел в абсолютной тишине. Они ни на секунду не останавливались, добираясь на четырнадцатый этаж по пожарной лестнице, которую Рюноске любил использовать, чтобы незаметно ускользать из здания на перекуры. Обычно он отходил от штаба намного дальше и теперь очень жалел, что в этот раз не поступил так же. Глядишь и избежал бы участи быть протащенным на буксире по коридорам, как нашкодивший ребенок, коим то и дело чувствовал себя в присутствии Чуи. Так не должно быть, он старше всего на два года! Все мысли испарились, когда его втолкнули в комнату, входя следом и захлопывая дверь с явно большей силой, чем требовалось. — Как думаешь, что ты творишь? — все также тихо продолжал Накахара, проходя к своему столу, на котором Акутагава заметил стопку его отчетов о сегодняшних событиях. Неужели все настолько плохо, что привыкший вечно расходиться в крике Чуя шипел потревоженной змеей? — Наш информатор предоставил ложные сведения. Именно это стало причиной гибели большей части отряда, — чувствуя себя особо уязвимым, Рюноске всегда скалился, показывая клыки, и надеялся этим отпугнуть от себя возможную угрозу. Привычка зародилась еще в раннем детстве и преследовала по сей день, проявляясь как в нужный момент, так и в совершенно не подходящий. Он с запозданием понял, что его оправдания прозвучали грубее, чем следовало бы. По спине пробежал неприятный холод. Плохие воспоминания так некстати решили напомнить о себе, подкидывая образ холодного взгляда, вздернутой брови и занесенной вслед перебинтованной руки. Сам того не ожидая, Акутагава дернулся и поспешно поднял глаза на нового наставника, что наблюдал за ним удивленно, словно не понимал о чем идет речь. Секунда. Две. В голубых глазах вспыхнуло осознание. — Я сейчас не об этом, — устало вздохнул Чуя. — Провал этой операции вовсе не твоя вина, не стоит об этом беспокоиться, — его тон смягчился при этих словах, но ненадолго, быстро возвращаясь к строгому и раздраженному. — Меня волнует другое. Как давно ты начал курить? Вопрос застал врасплох. Соврать? Сказать правду? Если ли смысл что-то говорить, разве это не должно быть его личным делом? — Четыре месяца, — решил прямо ответить Рюноске, все еще не понимая какое это имеет значение, если не влияет на его работу — Пачку сюда, — Накахара кивком указал на стол перед собой, всем видом показывая что это далеко не просьба. Происходящее все больше напоминало сцену молодежного сериала, который недавно смотрела Гин. Бунтующий школьник и опекающий родитель ругались из-за оценок, побегов, алкоголя и сигарет. Сдержав порыв закатить глаза от подобного отношения к себе, Рюноске вытащил из внутреннего кармана плаща чуть помятую упаковку, небрежно кидая ее на стол, поверх бумаг. Первым делом Чуя обратил внимание на фирму и количество оставшихся сигарет, отмечая что у Акутагавы хотя бы хватило ума не экономить на вдыхаемой им дряни. — Тебе больных легких мало?! Поскорей добить себя хочешь?! — все же сорвался на крик Накахара, едва сдерживая желание подойти и ударить эту пустую голову о ближайший твердый предмет. Не хотелось опускаться до методов своего сбежавшего напарника, который скинул на него ответственность за неуправляемого переломанного подростка. Едва-ли не ребенок, нуждающийся в помощи, способный воспринимать новую информацию лишь через боль, не контролирующий собственный гнев и не сознающий ценности своей собственной жизни и жизни союзников. Сколько времени и сил ушло на обучение контролю и правилам предосторожности на заданиях. Делай все, чтобы снизить риск! Иногда казалось, что его совсем не слушают. — Я для кого распинаюсь стабильно каждую неделю? Безопасность в нашей работе и без того гостья редкая, так ты себя еще и вне заданий убиваешь! — Но вы ведь тоже курите, Накахара-сан, — возмутился Рюноске. — Ты прав, бывает, — качнув головой, согласился Чуя. — Но есть между нами кое-какая разница. Во-первых, у меня полностью здоровые легкие! Во-вторых, я совершеннолетний. В-третьих, делаю это очень редко, в самых крайних случаях. — Может и я тоже, откуда вам знать?! — растеряв былую осторожность, огрызнулся Акутагава. — Не держи меня за дурака! На упаковке есть дата изготовления. Прошлая неделя, а в пачке осталось две штуки! — прикрикнул Накахара, сминая несчастный картон и отправляя в мусорное ведро под столом, после чего с гримасой отчаяния упал в свое кресло. На несколько минут кабинет погрузился в тишину, прерываемую лишь тиканьем настенных часов. — Я, честно, не знаю как еще объяснить, — сокрушенно прошептал Чуя, смотря на виновато склонившего голову подчиненного. — Я пытался обойтись словами. Разные формулировки, разбор на примерах, одно и то же по десять раз. И стоило подумать, что мы сдвинулись с мертвой точки и прилетает замечательная новость. Ты понимаешь, что задыхался от кашля задолго до того, как начал курить? Представляешь что произойдет после?! — хуже всего то, что Чуя был прав. Рюноске чувствовал как ему становится в разы тяжелее дышать после каждой сигареты, но почему-то не останавливался. — Ладно, словами не вышло — попробуем действиями, — уверено проговорил Накахара, улавливая тень страха в глазах напротив. — Успокойся, я не Дазай, кости ломать не стану. Но, может, тебе станет легче воспринимать наличие у своих действий последствий в будущем, если ты будешь чувствовать их более… Физически. — О чем вы? — голос предательски дрогнул, выдавая волнение. — Небольшое отступление от темы. Скажи, ты согласен что поступил глупо, когда начал курить? — Чуя заинтересовано рассматривал Акутагаву с ног до головы в ожидании ответа. — Да, — признаваться не хотелось, но сказать «нет» язык не поворачивался, пристальный взгляд заставлял говорить так же честно, как приставленный к виску пистолет. — Отлично, в таком случае и отрицать заслуженность наказания не станешь. Подойди, — он не сдвинулся с места. — Рюноске, подойди ко мне, — вкрадчиво и медленно повторил Чуя, в голосе послышалось явное предупреждение. Не послушаться было бы неразумно. Однако последнее чего ожидал Акутагава, так это быть рывком перекинутым через чужие колени. — Что.? — Как я уже не раз говорил, методы твоего предыдущего придурка-наставника, мной не одобряются и использовать их я никогда не стану, но, к нашему с тобой сожалению, после тех издевательств, что вы оба ошибочно называете обучением, ты разучился слушать приказы и наставления без дополнительного стимула, — Чуя предусмотрительно перехватил правую руку Рюноске и завел за спину, лишая возможности воспрепятствовать его дальнейшим планам. После чего откинул полы плаща в сторону и принялся стягивать с шокированного подростка брюки и нижнее белье. — Накахара-сан! — возмущенно пискнул Акутагава, думая сейчас лишь о том, как выбраться из смущающего положения, вернуть одежду на место и закрыть руками заалевшие щеки и уши. — Прекрати дергаться! — прикрикнул Чуя, первый раз тяжело опуская руку на оголившийся участок кожи. Все заготовленные слова мигом вылетают из головы, глаза Рюноске неверяще смотрят на Чую, что уже поднял руку для второго удара, что следует незамедлительно, разнося звонкое эхо по кабинету. Подумать только, его перекинул через колено его непосредственный начальник, и пусть по совместительству тот еще и его учитель, наставник, куратор, без разницы кто как называет, сути дела это не меняет! Ему что, пять лет?! Он член Портовой Мафии Йокогамы, одной из сильнейших организаций одаренных в Японии, причем занимает не последнюю должность в иерархии, а с ним обращаются, как с неразумным ребенком! Резкие и тяжелые удары продолжают сыпаться и с каждым из них унижение захлестывает Акутагаву все сильнее. Он успевает выдержать около тридцати жалящих шлепков до того, как решиться на то, о чем впоследствии будет ужасно жалеть. Расёмон делает резкий выпад в сторону удерживающей хозяина руки, обтянутой черной перчаткой, и обвивается вокруг тонкого запястья, сжимая и дергая в сторону. Не ожидавший от ученика столь наглой выходки, Чуя действительно разжимает хватку и тогда Рюноске быстро скатывается с его колен. Однако радость длиться недолго. В следующее же мгновение его хватают за ухо и припечатывают к полу гравитацией. Выкрученное ухо мучительно пульсирует, но сейчас это меньшая из проблем. Переполненные гневом голубые глаза смотрят прямо на него. Такого взгляда Накахары, направленного непосредственно на него, Акутагава еще никогда не видел. — Ты оказался в этом положении по своей собственной вине, в том числе потому, что не думаешь о последствиях своих действий, — строго сказал Чуя, сильнее сдавливая многострадальное ухо, пока не услышал болезненное шипение. — И вот ты снова совершаешь ту же ошибку! Любое использование способности против вышестоящего, за пределами тренировочного поля, расценивается как нападение, Рюноске! И тебе должно быть отлично об этом известно, — а вот сейчас у него действительно большие неприятности, понял Акутагава и поспешил попытаться исправить собственную глупость, пока она не привела его к смерти. — Простите, Накахара-сан. Клянусь, это больше не повториться, — с онемевших губ сорвалось хриплое обещание. — Для тебе же надеюсь, что нет. Ответь мне, Рюноске, будь так любезен, на что ты рассчитывал? — ухо отпустили, пару раз дернув напоследок, но освободиться из плена гравитации все еще не позволили. — Ты хотел убедить меня, что все понял? Надавить на жалость? Или, может, сбежать? Думаешь, у тебя получилось бы? А даже если бы последнее и удалось, как далеко ты бы смог уйти? Что бы делал потом? Столько вопросов и ни на один ответа не нашлось. Акутагава и сам не понимал, как ему в голову мог прийти призыв Расёмона. К своему стыду он понял, что не думал, просто действовал. Именно то, за что так часто его отчитывал Накахара. Отсутствие плана, необдуманность и безбашенность решений, бесконтрольные порывы и эмоции. Ничего не оставалось, кроме как виновато опустить голову, в попытке скрыться от осуждения и злости в глазах учителя. — Отвечай, когда я спрашиваю! — рявкнул Чуя, заставляя подопечного вздрогнуть. — И смотри на меня, когда я с тобой говорю. Акутагава неохотно подчиняется. — Мне жаль, я не. Я не подумал об этом. — Именно! — Чуя садится обратно в кресло, но не спешит тащить ученика обратно на свои колени. Вместо этого задумчиво постукивает пальцами по столу, прикидывая как двигаться дальше. В полном молчании, под пристальным наблюдением Рюноске вновь становится некомфортно и он быстро вспоминает в каком виде все еще находится. Стоящий на коленях со спущенными штанами, благо плащ удачно прикрыл все самое важное, но большого облегчения это не приносит. Хочется уже поскорее закончить с наказанием и сбежать домой. Накахара же, словно читая мысли, подает голос. — Думаю, ты понимаешь, что твоя последняя глупость тянет на отдельное наказание, — начинает он. — Я дам тебе выбор. Можем разбить этот разговор на два или закончить со всем здесь и сейчас. — Сейчас, — не раздумывая ответил Акутагава. Перспектива еще раз оказаться в таком же положении вызывала мерзкие мурашки по коже. Он зарекся никогда больше не злить наставника до такой степени. — Хорошо. В таком случае, даю полчаса на размышления о своих ошибках, а потом продолжим. Способность я отключаю, но позу менять запрещено. Ослушаешься и остаток времени, плюс десять минут, проведешь уткнувшись носом в угол. Понятно? Рюноске кивнул. Данная альтернатива ему оказалась совсем не по душе. — И помни, мы бы уже закончили, если бы не твое скандальное поведение. Чуя переключил свое внимание на документы на своем столе, изредка посматривая на часы и на подопечного, у которого от долгого нахождения в одном положении затекло тело. Безумно хотелось опуститься пятками на колени, и неважно уже, что ягодицы саднило после знакомства с тяжелой рукой наставника. Вместо дум об ошибках, в голове крутилось лишь желание прекратить все. Когда Акутагава готов был сдаться и осесть на пол, Накахара, не отрываясь от отчета одного из подчиненных, произнес заветное: — Время вышло, Рюноске, можешь встать. О, и сними плащ, у меня нет желания возиться здесь весь день, если ты решишь повторить свое выступление. Помедлив пару секунд, Рюноске послушно скинул верхнюю одежду на пол, покраснев при потере последней закрывающей на него обзор вещи. Дочитав отчет и поставив на нем свою подпись и печать, Чуя, наконец, повернулся к ученику. — Надо же, теперь ты решил слушаться и не совершать глупостей. Впечатлен, — злость уступила место язвительности и Акутагава не мог определить, что из этого предпочтительнее. — Располагайся, — Накахара откатился на кресле чуть дальше от стола и похлопал себя по коленям. Замечательно, теперь его просят самому лечь и подставить мягкое место под это унизительное наказание. Уж лучше бы просто избил, чем так. — Рюноске, — предупреждение в тоне не услышал бы только глухой. Выбора не оставалось и Акутагава, мечтая провалиться под землю, исполнил приказ. Первые удары не заставили себя долго ждать. На этот раз Чуя не стал придерживать руку, шлепки посыпались быстро, за малые секунды возвращая назад те несравненные ощущения, что за полчаса перерыва успели подостыть. Рюноске решил, что сегодня с него хватит позора и это наказание он обязан вытерпеть достойно. То есть, насколько это возможно. Потому его оказались губы крепко-накрепко сомкнуты, а кулаки сжаты. Однако Чую это не устраивало. — Почему ты здесь, Рюноске? — не останавливаясь, спросил он. Акутагава попытался сформулировать ответ в голове, но алые вспышки боли каждый раз сбивали его. А стоило чуть ослабить бдительность и из груди вырвался жалкий вскрик. Стоило признаться хотя бы самому себе — это чертовски больно! Не сравниться с ножевые или пулевым ранением или последовательными ударами ногами по рёбрам, но от уязвимости просыпается детская гиперчувствительность. Старик Хироцу как-то говорил, что люди становятся более ранимыми рядом с теми, в ком видят защиту, рядом с кем тепло и безопасно. Осознание ударило так же сильно и резко, как била рука наставника. — Ответь мне, Рю, — Накахара прервался, решив дать подопечному передышку. Его голос уже растерял и злость, и строгость, и язвительность, оставляя лишь спокойствие и заботливую нежность, небрежно спрятанную на поверхности. Чтобы быть с лёгкостью обнаруженной, когда ученик захочет ее рассмотреть. — Потому что не думаю о последствиях своих решений, — с трудом сохранив ровный тон, ответил Акутагава. — Верно, в чем это проявляется? — несколько шлепков упали на бедра. — Я напал на вас, — на одном выдохе произнес Рюноске. Он старался говорить быстро и сразу же закрывать рот, чтобы не срываться на недостойные болезненные стоны. — Подробнее! Что сделал не так, почему, к каким последствием ведет? Мы задержимся здесь, если я буду каждое слово вытаскивать клешнями! — Чуя недовольно нахмурился и пусть со своего места Акутагава не мог этого видеть, но ясно почувствовал по увеличившейся силе ударов. — Я напал на вас. Ммм! — То есть мне, все же, следует рассматривать это как нападение? Конкретика, Рю, и чем больше, тем лучше. И давай-ка, пожалуй, начнем с того, из-за чего мы оказались здесь изначально, — Чуя решил немного сжалиться и интервалы между шлепками стали дольше, что позволило Рюноске немного перевести дух и сформулировать мысль. — Я начал курить, несколько мес-сяцев назад. После того проваленного задания в китайском квартале. Это был. Ай. первый раз. Потом меня с Ящерицами отправили в Токио на зачистку конкурирующей группировки, которая убила несколько наших здесь и пыталась сбежать. Мм. Это заняло почти три недели. Их было много, несколько сильных эсперов-в, они постоянно уходили и их приходилось выслеживать снова. Времени не осталось даже на сон и. Аа!.. я был в стрессе! — Да, я помню это дело. Тяжелое задание, тут не поспоришь. Почему продолжил курить, когда вернулся? — Я не знаю. Ааа!.. Правда, не знаю! — чем дольше Акутагава продолжал говорить, тем меньше у него получалось контролировать свой голос. Он срывался, дрожал и ломался. Скрытые эмоции и усталость вырывались наружу вместе с короткими вскриками и шипением. — Хорошо, последствия? — Чуя начал неторопливо поглаживать подопечного по спине, внимательно вслушиваясь в каждое слово. — Чем больше я курил, тем чаще и дольше были мои приступы кашля. АЙ! Аа! Ай! Пожалуйста, Накахара-сан, я понял! — Надеюсь на это, Рю. Завтра же ты в обязательном порядке пройдешь внеплановое медицинское обследование и лично принесешь результаты мне на ознакомление. Молись, чтобы осложнений не было выявлено. Узнаю, что притрагивался к сигаретам после нашего разговора — пожалеешь, поверь мне. Если уже словил зависимость покупай никотиновые пластыри. Понимаешь, что тяжело держаться — идешь ко мне. Все понял? — Да, Накахара-сан. — Отлично, встань и нагнись над моим столом, — отвесив еще с десяток шлепков по бедрам ученика, сказал Чуя. — Что?! — по телу Рюноске прошла крупная дрожь. Он уже успел забыть слова наставника про два наказания, которые он, не задумываясь, решил завершить сразу. — Что слышал, — отозвался Чуя, осторожно помогая ему подняться на ноги. — У нас еще есть что обсудить. Давай. Делать было нечего. Дурацкую мысль снова попытаться сбежать Акутагава отмел сразу же как она появилась. Не хотелось думать, что будет если вновь вывести наставника из себя. Поэтому, чуть помявшись, он выполнил требование. От жгучей боли уже и стыд отошел на второй план. Отчего-то захотелось увидеть тот раздражающий ранее снисходительный взгляд. — Начинай. Я слушаю, — послышался голос из-за спины, а вслед за ним тихий металлический звон. Глаза Рюноске испуганно расширились, но обернуться он не посмел, продолжал прокручивать в голове слова Чуи. Я не Дазай. — Я использовал против вас Расёмон не с целью навредить, — почему-то ему казалось важным озвучить это. — Я знаю, Рю, не переживай об этом, — губы Чуи тронула добрая усмешка. — И все же, пусть это нельзя считать нападением, но вот проявлением неуважения ко мне — вполне. За этими словами задницу словно обожгло огнем. По сравнению с рукой, удар оказался больнее раза в два. Рюноске громко вскрикнул, тут же прикусывая нижнюю губу. Но надолго это не спасло, уже через два удара вся сдержанность испарилась, на стол скатилась первая слеза, впитываясь в белую бумагу одного из отчетов, лежащий на столе Исполнителя — Еще есть что сказать? — требовательно спросил Чуя, вновь опуская ремень на ярко-красную, местами с синяками, кожу. — Простите, этого больше не повториться. Аа! — Извинения приняты. Что случилось бы, используй ты свою способность не против меня, а против другого Исполнителя или, чего хуже, Мори? Чем чревато слепое следование ежесекундным прихотям в такой работе, как наша? — продолжал напирать Накахара. — Меня могут убить! — всхрипывая, ответил Акутагава и упал грудью на стол, когда ремень начал падать на нижнюю часть ягодиц и бедра. Сил в руках не осталось, чтобы держать тело над столом, краем сознания Рюноске надеялся, что не помнет никаких важных бумаг, но не мог заставить себя подняться обратно. Удары же продолжали безжалостно жалить, одна слеза превратилась в две, две переросли в неконтролируемый плач. Когда он в последний раз плакал? Может, когда предал бывший наставник? Те времена в памяти покрыты белой пеленой. Почти месяц жизни стерся, будто и не было. Может, когда только пришел в мафию? Тяжелые тренировки разбивали его на множество кусочков и каждый день приходилось склеивать себя заново, чтобы к вечеру пройти этот круг заново. Ради теплой крыши над головой, еды и воды для сестры. Позже ради гордости в глазах человека, что в итоге отказался от него. И никогда ради себя. Может, он плакал, замерзая на улице? Или загибаясь от голода? Нет, не плакал. Не мог себе позволить. Не при сестре. Он ее опора. Опора, что обязана непоколебимо стоять, несмотря ни на что. Так было всегда. По телу растеклось неожиданное тепло, вдруг стало так легко и комфортно. Нежные, но сильные руки, что только что принесли боль, теперь успокаивающе поглаживали по волосам и аккуратно вытирали слезы с щек. Низкий голос что-то шептал откуда-то сверху. У него теперь тоже есть своя опора. Когда Рюноске пришел в себя, перестал всхлипывать и нашел в себе силы открыть заплаканные глаза, то понял, что лежит боком на мягком кожаном диване головой на коленях Чуи, его брюки вернулись на законное место, а плащ заботливо сложенный покоится на подлокотнике. Осознав в каком положении находится, Акутагава попытался встать, но тут о себе резкой болью напомнила задница, недавно в полной мере ощутившая гнев наставника, отчего он недовольно зашипел. — Лежи, — закатил глаза Чуи, возвращая горе-мученика обратно, и снова принялся расчесываться пальцами черные волосы. — Накахара-сан, мне… — Не нравится? Не нужно? — приподнял брови Чуя, бросая тот самый снисходительный взгляд. — Себе-то хоть не ври. Отдохни немного, это был тяжелый день. Не нужно никуда идти, ничего решать, беспокоиться. У тебя выходной на оставшийся день. Такие нужные и долгожданные слова легко сломили ледяную стену отчуждения и позволили Рюноске наконец-то отпустить себя, позволить чуть-чуть побыть простым подростком. Раздражающим, упертым и непокорным. Одиноким, уставшим и преданным. — Накахара-сан. Простите, — Чуя оторвался от экрана телефона и удивленно посмотрел на подопечного — Ты уже извинился, тема закрыта, — спокойно отозвался Накахара. — Нет, не об этом. Я слушаю вас и… Я стараюсь. — Я вижу это и ты даже делаешь успехи, но почему-то, делая три шага вперед, на два откатываешься назад. Только я начинаю думать, что мы прошли этап безрассудной жертвенности, как тебя полуживого приносит в лазарет Хироцу, вместе с отчетом о том, как ты сам бросился под пулю. Только проявляются успехи в просчете будущих шагов и составлении хороший планов, как ты снова бездумно действуешь на эмоциях. Акутагава виновато закусывает губу и прячет глаза. — Простите. — Рю, я сейчас не ругаюсь. Я пытаюсь понять в чем проблема. Поговори со мной и мы постараемся все решить. Какой бы не была причина, я обещаюсь выслушать тебя и помочь, насколько это в моих силах. На минуту в кабинете воцарилась тишина и Накахара уже подумал, что не дождется ответа, но… — Думаю, вы уже мне помогли.