Столкновение двух гениев

Тело ощущалось неподъемным грузом, а перед глазами была эта мерзкая пелена, застилающая их и мешающая что-то разглядеть. На секунду возникает мысль: возможно, он успел подхватить заразу, а сейчас отлеживается с плохим самочувствием. Да-а, если он угадал, то происходящее было совсем некстати. Болеть Лайт никогда не любил, особенно сильно его раздражала эта беспомощность, когда ты мало что способен сделать. В моменты болезни он остро зависел от окружающих и если в раннем детстве это не переходило границы каких-то его личных устоев, а было лишь детским капризом, то в подростковом возрасте это знатно возросло и начало до безумия раздражать. Быть может, это и был столь известный "юношеский максимализм", но моменты, когда он лежал в кровати с высокой температурой и, в общем-то, напоминал нечто близкое к овощу, заставляли злиться и раздражаться настолько, что порой эти порывы он не был в силах сдерживать. К счастью, на семье он никогда не срывался и успевал себя приостановить. И тем не менее, чувство это было все еще крайне неприятным. Поэтому различные меры предосторожности он всячески соблюдал, изредка обходясь лёгкой простудой. А вот она, пусть и оставляла неприятный осадок на душе, все еще не превращала его в беззащитное существо. Перетерпеть школьный день труда не составляло, а вот во время каникул он и вовсе мог вполне спокойно отлежаться денек-другой. Впрочем, сейчас его состояние напоминало явно что-то посерьёзнее, нежели простая простуда. На попытку перевернуться на другой бок, тело отреагировало вполне себе отрицательно: все конечности ломило и дискомфорт ощущался особенно ясно. Вздох из лёгких вырвался с хрипом, отдавшись острой болью где-то в груди. Неприятно. Впрочем, Лайт никогда не был человеком, который мог бы отступить лишь на половине пути. Оставаться в таком состоянии было очень даже опасно — сразу вспоминается Эл, тетрадь смерти и вечно летающий поблизости бог смерти. Да-а, последнее, что он может допустить, так это позволить Эл увидеть его в таком состоянии. Детектив раздражал больше, чем что-либо, более того, раздражение он вызывал на постоянной основе. Показаться перед ним совершенно беззащитным было наихудшим из возможных раскладов. Поэтому, плохо понимая, но при этом представляя, где находиться, он несколько раз пытается проморгаться и привстать. Когда, наконец-то, глаза становятся пригодными и зрячими, а разум вместе с мыслями остывают, Лайт медленно приходит в себя. Удивление длится ровно несколько секунд, на смену тут же приходит озадаченность. В кистях рук чувствуется нечто, похожее на электрический заряд, пробегающий по коже. И, несмотря на привычное спокойствие, сопровождающее Ягами всегда и везде, волнение накрывает с головой. В памяти всплывают редкие моменты с Эл и Ниа, который занял место первого после того, как тот погиб. Совсем-совсем редко, но он чувствовал нечто подобное. И все же, ситуация в настоящем даже превосходила по значимости все другие. Перед глазами раскинулся совершенно чужой и незнакомый мир, напоминающий нечто вроде развалин. Или же апокалипсиса, разница невелика. Привычная Япония вечно пестрила яркими красками, за исключением, разве что, пары регионов с особенно плохим уровнем жизни. Однако это место действительно ужасало. Что-то, напоминающее кучку сваленных в одно место костей и тёмное, нет, скорее и вовсе чёрное небо над головой. Жутко. На секунду, когда позади раздается хриплый голос, который по звуку больше напоминает противный скрип стекла, тело Лайта слегка съеживается. Сейчас он вовсе и не чувствует себя на вершине мира. Скорее, в самом его низу. Когда его встревоженный взгляд поднимается вместе с поворотом головы, Ягами, с непривычным ему страхом, впивается в обезображенное тело напротив. Хотя едва ли это можно назвать телом. Скелет, каждая дырка которого закрыта драгоценным камнем, словно закупоренная бутылка, с жутким оскалом глядел на него. Багровый агат в глазах существа вертелся с бешеной скоростью, однако вместе с этим прожигал взглядом. На голове грязная корона, но Лайту она, скорее, напоминала обтянутый драгоценностями мозг, вытащенный наружу. Корона была вовсе не золотой, а тёмного, близкого к черному цвета и Ягами отчетливо казалось, что это вовсе не украшение, а дыра, отделяющая верхнюю часть от остального тела. Эта самая верхняя часть черепа, покрытая розоватыми камнями, словно бугорками, была настолько похожей на чей-то извлеченный мозг, что становилось не по себе. Впрочем, едва ли остальной вид монстра вызывал что-то положительное. Особенно пугало подобие трона из небольших черепов. К слову, Лайт смог заметить там и несколько десятков позвоночников. Где-то по спине пробежали мурашки. Когда Ягами вновь повезло услышать противный голос, то сочетая внешний вид существа и звуки, исходящие от него, стало совсем некомфортно. — Человечишка, — прогрохотало это нечто и залилось смехом, который заставлял невольно морщиться от того, насколько отвратно это звучало — Насколько же ты жалок сейчас. Я ожидал от тебя большего. Ягами эти слова насторожили. А вместе с этим и разозлили. Эта мерзость, на которую и не взглянешь без отвращения, считает, словно Лайт жалок!? Он-то? — Впрочем, буду с тобой откровенным: ты меня изрядно повеселил. Пусть и не без помощи других, но должен заметить, мало кто на это способен, — когда голос замолкает, будто в раздумьях, это заставляет Ягами вздохнуть от облегчения и вместе с этим насторожиться. Кто знает, на что способно это существо. Не хотелось бы пополнить коллекцию черепов в троне. Лайт пытался сосредоточиться, отгородиться от происходящего и составить хотя какой-то план действий. — Поэтому, надеюсь, ты и впредь продолжишь меня веселить, — грохочет челюсть существа, однако сразу после этого, багровые глаза взглянули с некой опасностью — Помни, что в твоем существовании не будет никакого смысла, если мне будет скучно. Когда лапа существа, полная драгоценностей, касается своего трона, Лайт понимает, насколько отвратно его положение. Впрочем, действовать сейчас нужно аккуратно. Когда Ягами кивает, до него доносится мерзкий хохот, щелчок от дряхлых костей и, подобно некому водовороту, его втягивает. И тут же выкидывает наружу, словно плевок.