***
Ойкава встала в пять утра, за час до будильника. Это осознание заставило дёргаться глаз, когда она красила ресницы у зеркала. Волнение захлёстывало с головой, заставляя руки и ноги трястись, а ладони раздражающе потеть, что заставляло Тоору беситься и наносить румяна всяко дольше, чем обычно. На первом этаже её ждала мама, одетая в брючный рабочий костюм и фартук. Она стояла у плиты и готовила яичницу, пока папа, сидя за столом, читал утреннюю газету. Ойкава морально приготовилась к очередному высмеиванию отца женской дружбы и натянула радушную улыбку. — Доченька, доброе утро! — сказала мама, поворачиваясь в сторону Тоору. — Доброе утро! — воскликнула в ответ девушка, садясь рядом с отцом, который с улыбкой смотрел на дочь. Хотя скорее на предмет хвастовства перед друзьями, чем любимую дочь. — Снова сегодня с Ивайзуми вместе идёте? — весело спросила женщина, раскладывая еду по тарелкам. — Да, мам, — проговорила Ойкава, чувствуя, что сердце пропускает удар при одном воспоминании о ней. — Собираешься кому-то дарить валентинку, а? — хитро сощурив глаза, поинтересовалась мама, глядя на дочь. — Нет, — покачала головой девушка, без зазрения совести солгав. Собирается, и ещё как. — А вот это верно, — подключился к диалогу мужчина, свернув газету надвое, — Наша девочка недостойна нынешних парней. — Ну ничего. Дружба ведь тоже хорошая вещь, — сказала женщина, расставляя тарелки перед мужем и дочерью. Сейчас начнётся, подумала девушка, сжав ладонь в кулак. Каждая такая реплика заканчивается монологом отца о том, что дружбы между женщинами не существует. Ну, в случае его дочки — это верное утверждение. Потому что она хочет не дружеских объятий от Ивайзуми, поцелуев и всего, что к этому обычно прилагается. — Да какая там дружба у них? — с лёгкой насмешкой проговорил мужчина, — Вот влюбятся одного парня и на этом всё кончится. — Дорогой, — прервала его жена, быстро стрельнув глазами в дочь, которая спокойно резала белок ножом, складывая себе в рот. — Ладно, закроем эту тему, — согласился мужчина, приступая к еде. Ойкава, как можно быстрее доев завтрак, поинтересовалась о планах родителей на вечер и тут же, пряча улыбку, побежала одеваться. Они хотели пойти в какой-то там ресторан на другом конце города, что обычно затягивается чуть ли не до утра следующего дня. Да плевать, что отец думает про женскую дружбу, абсолютно. Сейчас это не имеет значения, пока она дрожащими от волнения руками надевает на ноги мягкие кроссовки в ожидании встречи с подругой. Тоору шла по улице от чего то медленно, словно хотела отсрочить грядущее. Неожиданно накатило осознание того, что если Хаджиме не ответит взаимностью, им придётся учиться вместе ещё больше года. Было бы легче, учись они сейчас на третьем году старшей школы, а не втором. Тогда она могла бы начать отдаляться от Ивайзуми, пытаясь этим самым заглушить свои чувства и сводя всё общение на минимум. Было бы больно, нестерпимо больно и невыносимо тоскливо, словно вырвали кусок сердца и кинули на землю, оставляя её истекать кровью. Она бы сломалась, потеряла внутренний стержень, последний смысл жизни и силы находиться в равновесии. Исчез бы смысл всего её существования. Ивайзуми действительно была для неё всем. Она просто не могла провести и суток без неё, не начав беспокоиться. Можно сказать, та была её последней тихой гаванью, последней надеждой на что-то стоящее в будущем. Тоору была к ней привязана с самого их знакомства. Да, она самодостаточная девушка, которая может достичь всего, что захочет, неважно какую цену она за это заплатит. Однако зализывать свои раны она ползёт к ней, а не одна в своей комнате, из которой так и хочется бежать куда глаза глядят. Хаджиме слишком много значила для Ойкавы. Настолько много, что если она потеряет её, то просто не представляет, что должна будет делать с собой и своей жизнью дальше. Она всегда рядом, рукой подать, но и слишком далеко, чтобы открыть себя полностью, без страха быть отвергнутой. Просто Тоору не хочет терять Хаджиме. И ради этого она готова терпеть невыносимую боль каждый день, падать в бездну из своего отчаяния, да на что угодно была согласна, лишь бы... Лишь бы не потерять её. Девушка подошла к дому подруги и нажала на звонок тонким пальцем, ожидая ответа. — О, Ойкава, подожди немного, — сказала мама Хаджиме, которая открыла дверь и была явно недовольна своей нерасторопной дочерью, — Вон она какая, опять собирается Бог весть сколько лет, когда под дверью ждёт подруга! — крикнула погромче женщина, явно адресуя эти слова Ивайзуми. Тоору немного завидовала семье Хаджиме. Они были такие дружные и понимающие, что вообще не хотелось уходить от них по утрам после ночёвок. У них дома было комфортно и безопасно для в конец раздолбанной психики Ойкавы. У неё дома не то, чтобы кого то бьют или унижают. Просто там ты должен быть идеальным, примером для всех. Шаг вправо, шаг влево — расстрел, так сказать. Ну это ничего, ещё несколько лет, и родители станут уже не её головной болью, а сами друг другу буду мозги колупать. Ойкава всё ещё стоит неловко возле двери в дом Ивайзуми, юбку к руках сжимает, и ждёт подругу, что опаздывает. В сумке лежит небольшая аккуратная валентинка с милыми рисунками, адресатом которой была Хаджиме. Однако отправитель своего имени не написал. Потому что отправитель не уверен ни в чём, кроме того, что либо отправить открытку надо сегодня, либо уже никогда, а после похоронить свои чувства на дно разбитого сердца, теперь уже кивая на мамины предложения встретиться с сыном её подруги. Отправитель сейчас был и разбит, и словно на седьмом небе от счастья. Тоору обыденно держит подругу под локоть, слушает её голос и ощущает, как внутри всё переворачивается и меняется местами по несколько раз за минуту. Так хотелось сейчас сесть к ней на колени и обнять шею руками, спрятав лицо в изгибе шеи. Но слушать очередную историю от Хаджиме было ничем не хуже. Она любила видеть её эмоциональной, светящейся изнутри и пышущей энтузиазмом. Однако Ойкава видела Ивайзуми и в полном раздрае, слезах и со сбитыми в кровь костяшками. От этого её меньше она не любила. Просто было больно видеть её такой, не в силах что-то действительно поменять. Поэтому она могла лишь отгораживать подругу от всего, что может привести её в такое состояние. — Эй, Ойкава, ты вообще меня слушаешь? — помахала Ивайзуми рукой перед лицом Ойкавы, которая молчала уже минуты две, что было ей не свойственно, когда та была в хорошем настроении. — А? Да-да, я тебя внимательно слушаю, — с улыбкой ответила Тоору, повернув голову в сторону подруги. — Ой, да не ври. Опять о каком-нибудь пацане задумалась и идёшь ворон считаешь, — проворчала девушка, потянув её вперёд. Если ты парень — то да, усмехнулась про себя та, однако сказала лишь: — Да на фиг этих парней. Все они козлы и ходят налево, даже от таких прекрасных девушек вроде меня. — Ну так я тебе сразу говорила, тот твой парень новый — мерзкий говнюк, а ты мне «Да ты ничего не понимаешь!», — стала передразнивать подругу Хаджиме, от чего Тоору невольно засмеялась и толкнула её в плечо. — Ну всё, всё, ты — самая умная на свете и знаешь всё лучше меня, дуры эдакой, — театрально заявила девушка, — Довольна теперь? — Вполне, — утвердительно кивнула та, — Ладно, пошли, нам пора в школу. Ойкава лишь кивнула и побежала с Ивайзуми наперегонки, весело смеясь. День будет тяжёлым, это знали обе.***
Тоору лежала на парте, заваленная чужими валентинками и шоколадом. Свою же валентинку она не решалась вручить, чувствуя себя при этом ничтожной идиоткой и глупой трусихой. Ей не сдались чужие признания, когда Хаджиме ходит где-то без неё. Зачем «влюблённость» этих придурков, которые толком даже не знают её, видя лишь то, что она им позволяет, если есть такая замечательная и родная Ивайзуми. Ойкава встала со стула и быстро юркнула в коридор, начиная нервно ходить из стороны в сторону. А потом пошла в каком-то непонятном направлении. Что-то словно тянуло её пойти в ту строну, будто сердце чувствовало — там что-то случится. Девушка почти сразу сорвалась на бег. Но спустя несколько минут она остановилась, сменив бег на тихий и острожный шаг. Она оказалась в старом спортзале, которым уже давно не пользовались из-за старости, но так и норовили починить. Девушка осторожно заглянула внутрь и тут же убрала голову обратно. Там стоял какой-то парень и Хаджиме. Тот протянул ей шоколад в красной коробке, мило улыбаясь. Тоору молила всех богов, чтобы она не приняла эту дрянь из его рук, однако когда она снова выглянула из своего убежища, то увидела, что богам плевать на неё с высокой колокольни — её подруга держала в руках эту мерзость красного цвета. А больше она видеть не хотела. Срываться на бег Ойкава не стала, чтобы никто её не обнаружил, — лишь ускорила шаг, стараясь его максимально смягчить. Слёзы сами собой текли из глаз, наверное, размазывая по её румяному личику тушь. Сердце словно упало куда-то вниз, осыпавшись мелкими осколками, что были перемазаны в крови, и царапая всё живое, что в ней осталось. Больно, больно, больно... Все остальные мысли из головы словно испарились, оставляя место отчаянию и безысходности. Тоору зашла в туалет, заперевшись в кабинке, будто скрываясь от всего мира, и расплакалась ещё сильнее, даже не садясь на бачок. Плевать стало в миг на всё: и на звонок с перемены, и на Хаджиме, которая может пойти её искать, и на размазанный макияж. Сейчас главным было выплеснуть всю боль, которая поглазеет её с каждой секундой быстрее и быстрее. Хотелось кричать, хотелось бить стену руками, хотелось убежать, хотелось исчезнуть... А что ещё делать, когда единственная надежда на счастье ускользнула из рук так легко и беззаботно, оставляя её в конец разбитой и уничтоженной. Главный смысл жить в этом мире, который загнал её в узкие рамки, хоть и не исчез — Ивайзуми все ещё её подруга. Однако теперь всё по-другому. Больше нет намёков на то, что у неё есть шанс быть с ней кем-то большим, чем подругами. Ойкава уже искренне жалела, что ещё с утра засунула этот чёртов бумаги с сердечками огрызок в ее сумку. Хаджиме, может, и не поймёт, кто же был отправителем, но этот факт не успокоит Тоору. Что ей делать со своими чувствами, зная, что те никогда не окажутся взаимными? Легче было жить в незнании, имея возможность хотя бы надеяться, что её любят в ответ. Теперь и этого в её жизни не будет. Остался ещё волейбол, который заставляет её открывать глаза по утрам и отдирать себя с кровати. Волейбол — последняя вещь, которая и держит Ойкаву на ногах. Она действительно любит тренироваться до упала, ощущая такую приятную боль в мышцах после. Порой Тоору переусердствует, доводя себя до судорог, но это не так важно, пока она может оставаться лучшей. Дверь в туалет распахнулась и внутрь кто-то вошёл. Ойкава тут же закрыла рот ладонью, утирая слёзы. Пришлось быстро и бесшумно выудить зеркальце из кармана юбки и утирать размазанную косметику в лица туалетной бумагой. Вдруг это её ищут? А что делать то? Идти как чучело на урок, когда итак уже опаздываешь? — Ойкава, если ты здесь, то лучше выходи, тебя ищет учительница, — сказал кто-то, не оставляя ей выбора. Главное не плачь, ты не тряпка, велела себе девушка и открыла дверь кабинки, всё таки будучи не в силах натянуть улыбку на лицо. Их хватало лишь на то, чтобы не дать волю слезам. — Господи, ты что тут делаешь?! — воскликнула Ивайзуми, голос которой Тоору не узнала, из-за чего вмиг остолбенела. Хаджиме всё же не стала кричать и дальше, увидев подавленное состояние подруги, — Что случилось? Что с глазами? — Ничего от тебя не скроешь, — усмехнулась девушка, подняв голову и посмотрев в глаза Хаджиме, — Как обычно, всего-то сдохла изнутри. Ивайзуми без слов притянула Ойкаву к себе, позволяя той положить голову себе на плечо. Она была уже научена многолетней дружбой с Тоору — в такие моменты нужно помолчать и позволить выплакаться, а лишь потом пытаться что-то выпытать о случившемся. Тоору была довольна и такой близостью, жадно за неё хватаясь и довольствуясь крохами внимания, которые ей перепали. Так хотелось никогда её не отпускать, чтобы она была только её и никто больше не совал ей в руки это чёртов шоколад в красной коробке. Хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался, чтобы Хаджиме продолжала мягко гладить её по спине и утешающе обнимать. Когда Ойкава немного успокоилась, то Ивайзуми мягко отстранилась и посмотрела в глаза подруги — в них плескалось море из боли и отчаяния. Что же могло случиться, раз её подруга в полном раздрае? Неужели очередной парень, который сделал что-то не так? Её уже просто бесили эти идиоты, которые так и крутятся возле Тоору. И она почему так не хочет замечать, насколько поверхностно они знают её, в отличии, например, от самой Хаджиме. Да сколько не говори этой Дуровкаве, что все остальные и ногтя её не стоят, она всё равно не слушает. Ей же остаётся каждый раз приводить Ойкаву к себе, зная, что дома её не поймут и не примут, включать эти несчастные документалки про пришельцев и гладить её по голове, пока та не заснёт в её руках. — Мы же пойдём к тебе сегодня? — тут же спросила Тоору, невесомо касаясь ладони подруги пальцами. — Конечно, — немного облегчённо ответила Ивайзуми, — Так что случилось? Какой-то идиот тебе отказал или что? — Господи, только из-за парней расстраиваться мне и осталось, — хохотнула девушка, на этот раз сказав правду. Да, она страдала, но не из-за парня. Только разве нужно ей об этом рассказывать? — Тогда что? — с лёгким напором снова спросила та, ожидая ответа. — Учёба. Я уже не вывожу. Ну ладно, как-нибудь да справлюсь, — махнула рукой Ойкава, на этот раз всё же солгав. На лице её подруги мелькнуло облегчение и она потянула её в сторону класса, крепко держа за руку. Эта близость хоть и длилась всего несколько минут, но эти чёртовы три минуты всё внимание Хаджиме принадлежало ей, его не приходилось делить с каким-то придурком, который её уже раздражал одним своим существованием. Хаджиме только её и ничья больше. Она не готова делиться с кем-то своим счастьем. И никогда не будет готова. Ивайзуми же вроде не говорила, что с кем-то теперь встречается, верно? Значит, возможно, надежда ещё есть и для кого-то вроде неё. Девушка повернула голову в сторону окна, за которым светило солнце. Лучи проходили сквозь стекло и падали на лицо Хаджиме, которая лишь хмурилась от этого. Если бы судьба позволила Тоору остановить время навсегда, она бы, наверное, выбрала этот момент, когда она держала ладонь любимой и могла надеяться на ответные чувства.***
Когда Ойкава вернулась домой, родители уже уехали, оставив записку на холодильнике с разрешением пойти к подруге с ночевой и пожеланием хорошо провести время. Девушка на это лишь хмыкнула и плюхнулась на стул на кухне, доставая из кармана сигареты. Плохо, слишком плохо. Страх сдавливал горло железной рукой, не давая дышать полной грудью. Но в то же время было так хорошо, что страх мог на какое-то время отступить. Однако в этот момент они перемешались, обжигая всё внутри гремучей смесью из какого-то сумасшествия. Скоро идти в Ивайзуми. Эта мысль успокаивала и тревожила одновременно. Тоору подожгла сигарету, держа её в зубах и почти сразу выпуская изо рта дым наружу. Она не позволяла курить себе больше двух раз в месяц, лишь в крайних случаях, когда уже терпеть в одиночку свои проблемы становится невозможно. Когда, казалось, уже всё — конечная станция. Она быстро собрала пепел и бычок в салфетку, запихнув его к себе карман, и открыла окно, чтобы проветрить дом от табачного запаха. Всё же не хотелось портить репутацию замечательной дочки и получать по самое не хочу за это. Через два часа Ойкава снова стояла перед дверью в дом подруги, почти не накрашенная, лишь с замазанными мешками под глазами и длинными от туши чёрными ресницами. Только сейчас в руках она сжимала не школьную юбку, а лямку от рюкзака с пижамой и кучей сладостей. Ей тут же открыли родители Ивайзуми, которые тут же пустили подругу их дочери домой. — Ну что, как день в школе прошёл? — поинтересовалась мама Ивайзуми, которая в этот момент наносила духи со сладким запахом, — Тебе как обычно надарили открыток да конфет? — Дорогая, что за вопросы? — со смехом прервал папа Ивайзуми свою жену, — Она вон какая красавица выросла, это даже не удивительно. — Ага, сейчас с Ивайзуми чай пить будем, — согласилась девушка, снимая рюкзак и кладя его на пол. — Это правильно, — одобрила женщина, погладив Тоору по волосам. Она очень любила семью Хаджиме, любила их тёплую и уютную атмосферу поддержки и любви, всеобъемлющей заботы и доброты. И она рада, что смогла вклиниться в эту семью, получая, наверное, не меньше ласки, чем сама Ивайзуми. И это было так приятно, когда было с кем посидеть на кухне за кружкой чая и обсудить даже часть своих проблем и получать в ответ сочувствие и понимание, а не порицание, какое она раньше получала от своих родителей. — Ладно, девочки, мы пошли, — сказал мужчина минут через десять, когда его дочь спустилась из душа с мокрыми волосами и недовольным лицом, — Не ложитесь поздно и ведите себя хорошо. — Да-да, пап. Всё идите, — проворчала та, на что получила смех родителей в ответ. — Всё-всё, уходим, — хохотнула женщина и закрыла за собой дверь на замок. Когда они остались в доме одни, Ойкаве стало немного неловко. Здесь действительно камне них никого не осталось. Ивайзуми стояла с одном халате до колен и немного недовольно хмурилась. Однако стоило ей посмотреть на подругу, улыбка тут же тронула её губы. Теперь Ойкаве не было неловко. Теперь ей было спокойно и тепло. — Что стоишь, давай чайник ставить и будем смотреть документалки про твоих пришельцев, — велела Хаджиме, проведя рукой по волосам. — С конфетами? — спросила Тоору, выглядя в глазах своей подруги как щенок, который выпрашивает у хозяина корма сверх нормы. — С конфетами, — согласилась та, взяв у девушки из рук рюкзак, — Опять от твоих ухажёров? — Ну а куда девать? Выкидывать что ли? — спросила Ойкава, немного напрягшись. Всё же картина, где какой-то придурок тянет своими грязными кривыми руками её замечательной прекрасной Хаджиме несчастные куски шоколада, наверняка ещё и невкусного, в красной упаковке, стояла чётко и ясно. Тоору могла лишь надеяться, что Ивайзуми девочка умная и всякую дрянь брать не станет. Иначе она просто окончательно сгорит от ревности и одиночества. — Да я ж не против, — ответила Ивайзуми, открыв рюкзак и начав шарить в нём рукой, — Ладно, признаюсь, эти оболтусы могут купить и что-то действительно стоящее. — Хорошо-хорошо, Ива-чан, пошли уже, — со смехом промолвила Ойкава и пошла на кухню за кружками и тарелками для еды. Они традиционно сидели в комнате Ивайзуми. Неважно, был ли кто дома или нет, они всегда проводили время только в этой комнате. Сейчас же Ойкава сложила ноги на бёдра подруги и опустила голову на плечо. Было спокойно и тревожно одновременно. Вдруг она всё же поняла, кто подкинул ей ту валентинку? Вдруг она согласилась быть с этим... этим... да неважно, как был идиотом, так и остался им. Что же с ней тогда станет? Это она знает уже давно: боль, неприятие происходящего, истерики, бессонница, изнуряющие тренировки и потеря всякого желания просто жить. Но ведь всем всегда хочется надеяться на лучший для себя исход? Тоору не исключение. Для своей жизни она тоже хочет счастливого конца, хоть та и не является сказкой. Ей не нужен принц, куча платьев, замок и белый конь, что положены принцессам. Она далеко не принцесса, поэтов ей нужна Ивайзуми Хаджиме и... всё. Она больше не просит. Однако сейчас она могла лишь украдкой смотреть на лицо Хаджиме, которое находилось в паре сантиметров от её собственного, а после невидящим взглядом утыкаться в экран ноутбука, который находился у конца кровати. Сердце стучало настолько громко, что не было слышно голосов из фильма. Плохо, плохо, плохо. Только в этот день. Только не сегодня. Пусть Бог позволит ей насладиться ещё одним днём рядом с ней, пусть позволит запомнить всё в мельчайших деталях. А потом... а потом ещё пару дней и так пока она не сойдёт с ума. А Тоору и не против сойти с ума — только бы рядом с любимой быть. — Эй, всё нормально? — неожиданно спросила Ивайзуми, от чего Ойкава подскочила. — Конечно, всё просто отлично, — с натянутой улыбкой уверила её та, моля всех, кого можно и нельзя, чтобы тема закрылась на этом моменте. Однако, никто её не услышал. — Ты какая-то нервная и напряжённая, а говорить ничего не хочешь. Так не пойдёт, — вынесла вердикт Хаджиме и остановила фильм, — А теперь рассказывай, что случилось. — Да ничего не случилось, что ты заладила? — попыталась отмахнуться Тоору, пытаясь придумать путь к отступлению из этой ситуации. — Я понимаю, что тебе действительно тяжело, — начала Ивайзуми, посмотрев в глаза подруге, — Но мне тоже больно видеть тебя такой подавленной и будто потерявшейся. Ты далеко не самый последний человек в моей жизни, и даже не старайся вести себя так, словно это не так. — Я этого не делаю, просто... — Учёба? — прервала её Хаджиме, погладив ладонь пальцами, — Я не тот, человек, которому тебе стоит лгать, верно? Ойкава могла на это лишь промолчать и постараться отвести взгляд от рук девушки, которая это сразу заметила. — Скажи мне правду. Всё будет хорошо и пойму всё, что ты мне доверишь, — пообещала Ивайзуми. А Тоору слишком склонна верить словам тех, кто её не предавал и всегда был рядом. Из таких людей у неё есть только Хаджиме. — Я... я... твою мать, ну его на хрен... — зашептала девушка, закрыв глаза свободной рукой. Нужно просто глубоко вдохнуть и выдохнуть, а там она уже придумает, что да как сделать. Всё же поверить и сделать — это разные вещи. Ивайзуми на это лишь вздохнула и встала с кровати. Сердце Ойкавы на миг остановилось. Что произошло? Она что-то поняла? А может обиделась на то, что она ей не доверяет? Или она просто её достала? Что, что не так? Она схватилась руками за голову и положила её на согнутые колени. Твою блядскую мать, я, походу, по уши в дерьме, мелькнуло в мыслях девушки. А что Тоору оставалось думать, когда она на уже пределе своего терпения и взвинчена до края? Однако подруга вернулась быстрее, чем та успела надумать себе ещё больших глупостей. Она аккуратно села обратно на кровать и что-то осторожно к ней подвинула. Ойкава оторвала голову от колен и застыла, желая вообще больше никогда не поднимать век. Её. Гребанная. Открытка. С. Чёртовыми. Сердечками. Она словно застыла и неотрывно смотрела на открытку, пытаясь придумать отмазки или хоть что-то, что спасёт её задницу. — Что это? — спокойно спросила Ойкава, мягко улыбаясь и силясь привести себ в порядок. Давно её так выбивало из колеи. — Ты правда не знаешь? — тихо ответила Ивайзуми, вовсе не давая на неё, — Врать не устала ещё? — Да о чём, чёрт возьми, говоришь?! — в безысходности крикнула Тоору, отшвыривая кусок красной бумаги в сторону, — Что ты хочешь от меня услышать? Правду? А мне это каким боком потом выйдет? — Я же тебе сказала — всё в порядке, — устало вздохнув, проговорила Хаджиме, — Ты мне не веришь? Ответом ей послужила тишина. — Ладно, раз так — сама отвечу на свой вопрос, — согласилась сама с собой девушка, осторожно взяв ладонь подруги в свою, — Эта валентинка — твоя. И она мне очень понравилась. Ойкава от этих слов сжалась лишь сильнее, вообще не желая продолжать этот разговор. Страшно, страшно, страшно. — И... что ты скажешь? — через силу прошептала Тоору, несмело сжав пальцами руку подруги. — Будешь моей девушкой? — слишком легко и непривычно для Ойкавы спросила Ивайзуми, улыбаясь так ярко, как сама Тоору была неспособна. — Да, да, да... — просипела Тоору, начиная плакать. Не верилось, что всё так быстро и хорошо может закончиться. Где же все эти романтичные признания с цветами, свечи и остальная лабуда, какую показывают. Сейчас они обе одеты в пижамы и находятся небольшой кровати, на которой умещались вместе столько лет, за окном темно и немного облачно, а на покрывале повсюду валяются фантики от конфет. Ойкава сидит среди всего этого бедлама и плачет от радости, уже будучи не в силах сдерживать эмоции и всё то, что так долго держала в себе. — Спасибо... — почти сразу сказала она, не веря в то, что происходит, — Спасибо, что осталась со мной. Ивайзуми осторожно её обняла, прижимая к себе и гладя по волосам. — Ты не должна меня благодарить за то, что всегда принадлежало тебе, — ответила ей подруга, целуя куда-то в макушку, — Я всегда буду рядом. Я всегда буду любить тебя. Я всегда буду твоей. Тоору обняла её в ответ руками за талию, уложив голову на плечо, и улыбнулась. Впервые за несколько дней по-настоящему, и чувствуя внутри долгожданные радость и облегчение. — Будем дальше смотреть? — спросила спустя какое-то время Хаджиме, кивнув на ноутбук подбородком. — Мгм, — довольно, как кот объевшийся сметаны, кивнула Ойкава, обвив ногами её пояс. Вокруг валялись фантики и коробки от конфет, покрывало на кровати было смято, а посерди всего этого бардака сидели Ивайзуми и Ойкава, которая успела сложить на подругу все конечности, словно боялась, что та куда-то убежит. Только Хаджиме никуда убегать и не хотела — всё, что ей нужно, лежало под боком и радостно смеялось, прижавшись щекой к её ключице. Ивайзуми правда всегда была рядом, всегда поддерживала в любых начинаниях, никогда не предавала, как это делали все вокруг Ойкавы. Хаджиме всегда хотела быть рядом. И не желала отдавать кому-то Тоору, вокруг которой увивались парни, что саму Хаджиме каждую секунду раздражали. Они сложно словно магнитом притягивались к Ойкаве и норовили заполучить всё её внимание, задаривали всякими ненужными безделушками, надеясь этим поднять себя в её глазах. Эти нелепые попытки выставить себя в лучшем свете перед её подругой заставляли Ивайзуми порой смеяться. Хаджиме просто знала, что эти идиоты — не ровня ей. Да, ревновала. Да, плакала. Да, терпела. Но всегда знала, что все эти парни и которткие интрижки — блеф, не более. И какая разница на все эти якобы отношения, если каждый день она ловила на себе взгляды Ойкавы, что говорили сами за себя. Всё остальное стало просто неважным и неубедительным. Сейчас Тоору гладила ладонью предплечье Хаджиме и смотрела на её лицо, словно впитывала в себя каждую секунду рядом с ней. Было хорошо и спокойно, диктор что-то говорил про инопланетян, правда, Ойкава совсем не слушала. Ей нравилось слушать дыхание подруги, лежать на её груди, ощущать её прикосновения к плечам и спине, вздрагивать от редкого тихого шёпота и просто быть рядом. Быть её, для неё, заполучить всё её внимание. Тоору не поняла, в какой момент она полиняла голову и их губы соприкоснулись. Ноутбук и покрывало мифическим образом исчезли с кровати, сама она оказалась лежащей под Хаджиме, которая с какой-то опаской гладила ладонями ее талию. Ойкава на это лишь улыбнулась. Даже как-то не верилось, что все сны, мечты и фантазии становятся реальностью. Ивайзуми слишком реальная и тёплая для того, чтобы быть плодом её воображения. Та немного дрожит, но старается держаться уверено, как и всегда. Тоору хоть и не знала, что стоит говорить в таких ситуациях, но осторожно отстранилась от подруги и посмотрела в её глаза. Они были немного испуганными и растерянными, но переполненными нежностью и какой-то непривычной любовью. Тоору погладила Хаджиме по щеке и кивнула, снова приближаясь к её лицу и обвивая руками шею. Ивайзуми за секунду до этого успела облегчённо выдохнуть. Было неловко, страшно сделать что-то не так, да и просто облажаться. Но Ойкава вовремя успокоила её и одним своим видом сказала, что всё хорошо. И всё действительно будет хорошо. Одежда слишком быстро оказалось на полу, Тоору слишком довольно улыбалась, а Хаджиме слишком сильно о той заботилась. Они были слишком близки друг с другом, но всё равно не хватало. Казалось, всё, что происходит сейчас — это слишком. Однако на самом деле по-другому быть не может и не должно. Всё, на самом деле, идеально и гармонично. Ведь так и должно быть.***
Ойкава уже спала, сложив ноги и руки на Ивайзуми, и тихо посапывала, пока та пальцами перебирала её длинные каштановые волосы. Из открытой форточки поддувал тёплый ветерок, луна мягко светила через тюль, вокруг была тишина. Хаджиме как никогда было спокойно. Теперь действительно не было повода переживать: любимая девушка спала рядом, сама она была счастлива, учёба идёт хорошо, волейбол всё так же остаётся в её жизни... А что ещё ей надо? Ничего. Всё и так прекрасно.