Зов из прошлого.

Завывание ветра становилось всё яростней и яростней, словно дикий зверь, он рвался на свободу, разбиваясь о невидимые стены, откуда доносился зов. Едва различимый запах океана, звук разлетавшихся на миллионы водных осколков капель дождя, что с огромной высоты устремлялись на землю, необратимо сталкиваясь с листьями деревьев, звонкий перелив весенних колокольчиков, смешанный с тихим шелестом зелёной травы. Все звуки в один момент слились в единый, не терпевший отказ, зов. И он зовёт его, могучего и всесильного, куда дорога закрыта навсегда, и всё, что остаётся ему – это биться в бессильной ярости и свирепых завываниях, что с каждым моментом усиливались из-за железных оков его верного, но такого незваного, спутника. Но злобный ветер был не одинок, где-то там, далеко внизу пробирался сквозь снежные завесы человек. Путник, потерявший дорогу, друзей, цель и самого себя. Недовольный спутник, что готов растерзать попутчика на множество мелких частей, заморозить и разбить на тысячи острых осколков, лишь бы вырваться из сковывавших движения оков и откликнуться на зов. На его собственный зов, что зовёт его, куда дорога закрыта. Навсегда. Едва волоча ноги, закутанный во множество шкур, кто-то медленно, но упорно продолжал пробираться сквозь бушевавший снежный ад. С каждым разом ход заблудшего замедлялся. С каждым разом озверевший ветер мотаясь из стороны в сторону старался повалить путника на землю и, тем самым, отыграться на нём за собственные неудачи, лишь бы он остановился. Раз и навсегда. Но его желания не были услышаны старыми богами. Никто их не слышал, лишь надрывающийся крик полный боли и страданий, эхом разносился по снежной мгле, что упивалась созданной картиной и беспомощностью всех собравшихся. – Ещё не много, – силы были на исходе, но собственный, слабый голос вселял в путника веру и надежду. – Ещё совсем немного. Боль завладела каждой частичкой живого тела, которое молило лишь об отдыхе, но до него было ещё очень далеко. Холод медленными шажками пробирал до самых костей, незаметно просачиваясь под шкуру путника и поначалу лёгкими, нежными касаниями одаривал разгорячённую кожу, постепенно становясь настойчивей, овладевая каждым участком тела, подвигая боль с импровизированного пьедестала. Всего на миг, какой-то короткий миг, путник остановился, оторвал взгляд глаз от белоснежного полотна под своими ногами и перевёл их на бушующие ненастье. Снег мигом ослепил глаза, упорно и крайне удачно мешая смотреть вдаль, туда куда так стремился мужчина. Туда откуда он слышал зов. Свой личный зов, что навсегда потерян для него наяву. – «Ничего не видно. Я точно иду в нужную сторону?» Мысли хаотично носились в голове мужчины, пока разум упорно подавал сигналы о необратимом бедствии, катастрофе, что терпеливо ждёт их в конце безумного и бездумного пути, но сердце быстро и резко перечеркнуло все высказанные ранее доводы. Разгорячённое, оно победило всех и вся, затмило ненужные мысли и послало туда куда зовёт терпкий запах дерева и замшелового меха, где его ждёт Она. Его маленькая, рыжеволосая бестия, с вечно растрёпанным ореолом огненных волос и всегда одним и тем же утверждением. – Ничего ты не знаешь, Джон Сноу.

***

– Королева, что-то случилось? Тихий голос ещё одной служанки вырвал из задумчивости молодую девушку с волосами, цвета осенней листвы. Она сидела не шевелясь. Тёмное, практически чёрное, платье плотно прилегало к телу, изящно подчёркивая отчётливые изгибы девушки. – Нет, ты можешь быть свободна, – голос с заметной хрипотцой от долгого молчания сорвался с алых губ королевы, но тут же потонул в толще стен помещения. Заколебавшись всего на мгновение, служанка, склонив голову в почтительном поклоне, покинула комнату, оставляя свою королеву наедине с её призраками прошлого. Шаги с каждой секундой затихали, пока вовсе не исчезли где-то на каменной лестнице, ведущей вниз, в тепло, тогда тишина в комнате узаконилась и протянута свои тонкие, костлявые ручки к сидящей на стуле девушке. Камин, что несколькими часами ранее весело горел, посылая снопы искр вверх, даря звук приятно потрескивавших дров в огне, в помещение давно потух, но девушка, казалась, совсем не замечала этого. Она сидела всё так же неподвижно, будто в полудрёме или глубокой задумчивости, взор её глаз был направлен на погасший камин, словно она что-то искала в образовавшейся горке пепла. Тёмные, медные волосы водопадом спускались вдоль груди девушки, доходя практически до округлых бёдер. Изящные руки покрывали чёрного цвета перчатки, что ещё помогали сохранять на какое-то время, тихо ускользающее тепло. Но королева продолжала игнорировать первые зовы собственного тела и ничего не замечала. Она вглядывалась в ещё тлеющие угли и слышала зов, её собственный зов, что караулил её под каждым углом, ждал за каждым поворотом, где бы она не была, где бы не появилась – он неотрывно следовал за ней. Тихий, скорбный волчий вой вкупе с воплями, и предсмертными хрипами постоянно были рядом с ней. Стоило закрыть глаза, расслабиться всего на миг, как она видела перед собой ухмылку молодого короля с золотыми локонами и пустой душой. Снова перед глазами являлась кровавая коса и катилась голова её отца, и к горлу вновь подступала тошнота вперемешку с диким ужасом и бессилием, криком боли и пониманием, что в этом мире слова ничего не значат. Молодая пташка ничего не могла сделать, никак не могла помочь и самое главное – на неё давило понимание, что это сделала именно она, сама своими словами подписала смертельный приговор и прервала жизнь столь дорогому её сердцу человеку, при этом развязав кровавую войну, что отняла у неё практически всё и всех. И с каждым прожитом днём, с каждой прожитой ночью вой усиливался. Она слышала её, она знала, что они скоро встретятся и тогда всё встанет на свои места. Королева зимы, что родилась летом, в беспечности и счастье, теперь грезила о спокойном сне, но понимала, что этого ей больше никогда не получить. Страха больше нет – осталась лишь горечь. Горечь от пепла, поражения, вперемешку с металлическим привкусом крови и пота. Звон стали о стали, скрежет от соприкосновения металла о металл, предсмертные хрипы и волчий вой. – «Одинокий волк погибает, но стая живёт», – едва приподнимая уголки губ в подобии улыбки, неожиданно королева севера вспомнила слова, сказанные кем-то из её прошлой жизни.