***(1)
Январские вечера всегда казались юным клонам одними из холодных. Хорошо отопляемая хата, куча одежды на себе и припасенные, лежащие где попало, теплые пледы и одеяла, порою накидываемые поверх теплых одеяний, не спасали их от прохлады, словно где-то в стенах их уютного дома, определенно была проклятая дыра размером с целое окно, которая и пропускала в столь блаженное тепло зимний мороз. Червовые и бубновые масти всегда открыто ластились друг к другу в такие как этот, вечера, и это помогало им хотя бы немного, но согреться. Зонтику оставалось только в одиночестве заворачиваться в теплые одеяла, или с неловкостью, по, явно жалости, и разрешению клонов, забираться к ним и греться рядышком, о "братское" тепло. О Куромаку и говорить не стоит, он довольствовался тем что имел при себе, и этого ему вполне хватало. Пиковые же обходились лишь несколькими чашками горячих напитков, (и не важно чего), и после не обращали внимания на холод, будто бы давным-давно уже привыкшие к нему. В прочем, все так и было. Но в этот вечер, все таки все было иначе. Совершенно! В этот вечер, такой же холодный для младших, и такой же обычный для пиковых, пиковые, находясь одни в гостиной и не отвлекаясь от просмотра какого-то увлекательного для них, голливудского, слегка старого боевика, на внезапно пришедших гостей, (которые, чаще всего, в такие вот "пиковые вечера", по ясным причинам сидели по своим комнатам и занимались своими делами, стараясь не нарушать идиллию старших), лежали на большом мягком диванчике перед телевизором в обнимку. Вару то ли по своей воле, (а тот смирился), то ли по разрешению самого короля, (что более вероятно, хотя и невероятно), сразу же после принятого быстрого душа, лишь с повязанным на торс полотенцем, не с полностью обтертым в куче шрамов телом, и с мокрой головой, лежал на смотрящем за всеми яркими эмоциями своего валета, Пике, и крепко обвивая руками его грудь и спину, пятый с по-детски сверкающими глазами, хотя и спрятанными за очками, (которые, который раз уже удивляются клоны, Вару так до сих пор и не забыл надеть), пялился в телевизор, и в некоторые моменты с победной ухмылкой поворачивался к лицу Пика, и так же по-детски комментировал что-либо из фильма под громкие "ба-бах" и "та-та-та", и король, к удивлению Зонтика, который простоял так уже более десяти минут в проходе в гостиную, хотя и хотел просто поинтересоваться, чего такого в этот вечер они смотрят, улыбался, чего младшему трефовому никогда не приходилось видеть от этого бессердечного ко всем и вся старшего короля. В груди сразу закололо, ведь улыбка предназначена была не ему. Заиграла ревность, заиграли самые непонятные и омерзительные чувства, которые Зонтик никогда не испытывал, ведь ранее и не приходилось задумываться о такой близости пиковых.. А близость явно была. Шестой убегает так же незаметно, (как он думал), как и появился, и скрывается в своей комнате с Куромаку, который, к несчастью(а может быть и к счастью) Зонтика, до сих пор сидел за своими сраными документиками, так и не обратив внимания на влетевшего в комнату валета, запрыгнувшего в кровать и накинувшего на голову одеяла, и который тихо всхлипывал в подушку. — Зонт- — Не смей говорить об этой малявке хотя бы тогда, когда ты должен думать и говорить только обо мне, — прерывает своего короля Вару тут же меняясь в лице на более серьезное, чем был буквально несколько минут назад. — О, ты боишься что он привлечет меня к своему жалкому телу? — усмехается Пик, но тут же прикусывает губу. Тему задел он весьма не нужную, — "Это было глупо..." — Я не боюсь, — признается валет, вздыхая, и укладывается щекой на грудь восьмого, крепче обнимая короля, — просто, посещают иногда меня мысли, что тебе может надоесть мое тело. — Что? — изгибает в удивление брови король. — Вот не надо! Знаю я, как ты порой засматриваешься на него!... — Эй- — И оправдываться тоже, блять, не нужно! — рычит сквозь зубы валет, но успокаивается, — Я не запрещаю, ладно?... Делай что хочешь, просто, хотя бы когда ты со мной, никогда не говори о ком-то другом. — Придурок, — кладя ладонь на мокрую кудрявую голову, слабо улыбается восьмой.***(2)
— Да прекрати ныть, боже правый! — скрипел зубами Вару наблюдая за заплаканными червовым валетом и успокаивающими его таким же зареванным трефовым, и, о, счастье, лишь слегка грустным бубновым, которые сидели на диванчике в гостиной, а сам пиковый стоял в проходе и опирался плечом на косяк. (Короли же оставили валетов в доме одних и отправились на место происшествия, разбираться, как и почему произошло то, что произошло), — Что, в первый раз такое происходит, что-ли? Буквально около часа назад клоны почувствовали, как жизнь одного из них внезапно оборвалась.. Этим кем-то лишившимся жизни был пиковый король, которого за час до его смерти, ранним утром в магазин за продуктами для завтрака отправил сам червовый валет. Как позже подсказал сам пятый, (он то уж более разбирался в таких внезапных оповещениях о смерти кого-либо из клонов), тот был сбит несколько тонной фурой во время его перехода через проклятый перекресток, на котором уже почти каждый из них успел как-либо пострадать, и даже парочку раз с летальным исходом. — Но это больно! — плакался в плечо Зонтику четвертый, через раз всхлипывая и шмыгая носом, — Я отправил его на верную смерть!... — ..Ты дурачок, а? — отпивая из чашки крепкого кофе, усмехался заявлению пиковый, — Откуда ты мог знать, что этот придурок угодит прямо под колеса ржавой громадине? — Боже!... Ну п-почему ты такой бесчувственный?! — оторвался от шестого Феликс, грозно и с текущими по щекам слезами глядя на совершенно спокойного Вару, — Конечно, я понимаю, что Пик скоро вернется к нам, и все будет как прежде! Но разве тебе не грустно от того, что один из близких тебе людей, вот так вот пострадал!? Не уже ли ты ничего не чувствуешь, А?! Он же все таки твой король! Зонтик вздрагивает от последнего заявления своего друга, и отвращение к пиковому валету нарастает все больше. Ну, а Вару не тот, кто будет печалиться, и так же как и остальные валеты, плакаться из-за произошедшего несчастного случая, который привел к смерти. Он привык к таким вещам, и принял их за обычное явление, как если бы вставало солнце ранним утром, и под вечер он наблюдал, как оно исчезало за горизонтом, или как если бы в зимние морозы, вместо снега мог неожиданно пойти дождь, так что не стоит его за свое безразличие ненавидеть. — Феликс, да в не в этом же дело, — вздыхает пятый наконец отрываясь от косяка и подходя ближе к тройке младшеньких, (не то чтобы он этого серьезно хотел, но слышать чертово нытье он не хотел больше всего на свете), и присел на корточки прямо перед червовым, — Мне не грустно и все равно потому, что я уже привык к этому. Вскоре и вы сами начнете воспринимать такие случаи за обычные явления в нашей семье. Вы просто еще совсем малыши, чтобы начать осознавать, насколько же все в принципе хорошо. — Чего же хорошего в смертях, которые постоянно с нами происходят?! — выкрикивает грубо шестой, но замолкает при взгляде строго смотрящего лишь на него Вару. — Хмм, — задумчиво протянул пиковый, а потом широко улыбнулся, — Прелесть нашего "проклятия" в том, что в какие-бы мы с вами ситуации не попадали, какими-бы они ничтожными, омерзительными и страшнейшими не были, мы постоянно возвращаемся, и потихоньку учимся на своих ошибках. Смотрим по сторонам, когда ранее не заботились об этом, обращаем внимание на каждого встречного, и запоминаем его, будто бы подсознательно понимая, что он будет тем, кто сделает с нами что-либо, чтобы потом доложить на него и его посадили. (Да и радует то, что людей в наше время не волнует сам факт того, что вроде бы на днях убитый человек вот так вот неожиданно вновь спокойно бродит по улицам города или магазинам). Ну, в общем-то вы понимаете о чем я, так что более распинаться не буду. Да и, грустить смысла нет. Я с Пиком многое повидал, мы к многому с ним привыкли, так что элементарные смерти, даже друг друга, мы игнорируем. Это не бессердечность, как вы говорили обо мне, а просто понимание. Да и, ни я, ни тем более он, не потерпим жалости к себе. Так что прекрати плакать, глупышка, — обращается он к Феликсу, протягивая руку к его голове и взъерошивая его слегка уложенную прическу, — Когда он вернется, лучше просто спроси его, "А где продукты, Пик?", и на этом вся печаль закончится. — Но это же- — Пику не нужны извинения за то, в чем ты не виноват, слышишь? Сделай хотя бы раз то, о чем я прошу. — Боже... л-ладно.. Ладно! Какие же вы- — Вару! — слышится страшный выкрик вернувшегося пикового короля, который, как стало ясно остальным вздрогнувшим валетам, попался в одну из самых надоедливых подколок пятого. — Да-да, дорогой? — поднимаясь, смеется с реакции своего короля Вару, и ожидает когда тот спустится со второго. (Чаще, клоны "возрождаются" в своих комнатах, реже, где-нибудь в углу любой из комнат дома, чем порой пугали некоторых). — Какого черта ты даже сейчас расставляешь свои поганые ловушки?! — врывается в гостиную облитый розовой краской и обсыпанный блесточками Пик, и замирает, когда клоны, ранее ревущие и все из себя печальные, (кроме Вару, конечно же), вдруг не смогли сдержаться и заржали, наблюдая за прекрасной, слегка разгневанной, принцесской, — Че вы ржете?! Это не смешно, черт подери! — Н-но Пик... Ты забавно выглядишь!... — утирал слезы Феликс, хихикая, — И... — он на мгновенье косится на самого пятого, который кивнул ему, и вздохнув, спросил, — Г... Где продукты, Пик? — ..Ты наверное удивишься, но продукты остались в магазине, так как я забыл чертовы деньги! — Понятненько! — облегченно вздыхая и наконец успокаиваясь, поднимается червовый с диванчика, — Ну, тогда позавтракаем тем, что есть в холодильнике! — и на этом все сошлись. — П-пик, могу я тебе-.. — хотел было вставить свое Зонтик, как.. — Эй, принцесска, пойдем, я помогу тебе вновь превратиться в прекрасного принца, — прерывает трефового Вару, подходя к своему королю ближе. — Хватит этих шуточек, засранец! — отворачиваясь, рычит король, — Пойдем, — лишь и произносит он, прежде чем скрыться за слегка прикрытой дверью. — Вару, а-.. — Не лезь не в свое дело, тряпка, — грубо кидает в сторону младшего валет и выходя с гостиной, громко хлопает дверью. — ...Вы, чего-то не поделили между собой, Зонтик? — обеспокоенно спрашивает друга Феликс, все еще смотрящего в двери, за которыми скрылись пиковые. — Не знаю... — недоговаривает шестой, кусая щеку изнутри. — Значит, Вару на самом деле беспокоиться за Пика, правда? — подает голос ранее спокойно сидящий Габриэль, — Вару ведь волнуется за каждого из нас, не так ли, Феликс? — Нет- — Конечно! Вару волнуется за всех нас, просто он не показывает этого нам! — улыбаясь, мгновенно отвечает самому младшему червовый, а затем слегка озадаченно косится на вякнувшего ерудну Зонтика, но все таки решается забыть это, и спрашивает, — Ты хочешь чего-нибудь покушать, Габриэль? — Что-нибудь из того, что приготовит Феликс? — склоняет голову в бок первый, таким макаром отвечая на заданный червовым вопрос. — Класс! Тогда, пойдем, я приготовлю для тебя самый вкусный завтрак! — подхватив бубнового за руку, он потянул его прочь из гостиной на кухню, оставляя трефового, на которого Феликс аж слегка рассердился из-за его ранее кинутого, возможно, не замеченного Габриэлем, но замеченного им самим, резкого ответа. —..у-урод.. — кинул тихое, но грубое в след ушедшему другу, Зонтик, и недолго думая направился прямиком по направлению к комнате пиковых. Конечно, возвращаемые в свою комнату бубновые могли бы заподозрить за выходкой Зонтика не ладное, ведь комнаты червовых и трефовых находятся на первом этаже, правда, если только бубуновые сами не пригласили его на второй, в свою комнату, чтобы помедитировать, но, время было раннее для этого, да и бубнового короля все еще дома не было вместе с остальными королями, а Габриэль с Феликсом сейчас завтракают, а так как Зонтик все таки находился именно у комнаты старших клонов, то его бы явно любой другой понял бы не правильно, или даже сочтёл его за дурочка, раз он решился на такой рискованный поступок, как сидеть и подслушивать за делами пиковых. Но он все таки решился на это, и ему все равно на последствия, которые могут его ожидать. (Глупо, не спорим, но иначе никак). Да, не красиво, да, низко с его стороны, но чего уж не сделаешь ради того, кого ты до сих пор любишь, даже не смотря на весьма себе страшного противника, который уже тебя невзлюбил да и не особо тебя жаловал и раньше?***(3)
— Как давно ты начал работать нянькой для валетов? — А как давно ты стал невнимательным к происходящему на улице? — переплюнул короля Вару, помогая тому смыть с головы краску с блестками, — Они мне все уши прожужжали, про то, какой ты жалкий, и как им грустно из-за тебя. — Кто жалкий?! — ударил кулаком по ванне король, и слегка вздрогнул, когда в ушах неприятно прогудело, — Я что, виноват, что бухой водить фуры заснул за ебучим рулем и покрутив баранку в не том направлении размазал меня по асфальту?! Он гнал буквально на всей скорости! Я ничего не- — Зачем ты мне все это рассказываешь? — перебил Вару, намыливая шампунем с ароматом шоколада голову Пика, и хорошенечко натерев, начинает потихоньку смывать лейкой с горячей водой всю краску и шампунь с короля, — Был бы ты чуточку повнимательнее к происходящему вокруг себя, то и не помер бы уже в сотый раз от столкновения с железной банкой. — Куда уж внимательнее?! Куда бы я не пошел, везде башкой верчу как малолетка! Как бы меня еще за шизика позже, блять, не приняли! — Все мы немножко шизики, — смеется пятый вновь намыливая тому голову, — И от этого никому из нас никуда не деться. Однако, внимательнее на дорогах тебе все равно стоит быть, ты единственный из нас, в кого влюбились эти железки. Их будто бы тянет к тебе и твоей жизни. — Интересно, кстати, почему именно так?.. Я и правда замечал, что чаще дох именно из-за дорожных аварий.. — Без понятия, — лишь и говорит валет пожимая плечами, и на время замолкает. После в меру вымытой головы, Вару предлагает королю полностью залезть под душ и помыться. Не то чтобы краска попала под одежду, но... просто, как подсказал пятый, после возрождения все таки стоит смыть с себя невидимый слой крови и машинного масла. Пик всегда прислушивался к таким маленьким подсказкам Вару. Этому он научился еще лет десять назад, когда некоторые из старших клонов (все младшие были только свидетелями), только-только начали друг за дружкой помирать и возрождаться. Пятый клон, казалось, видит то, чего не видят остальные, оттого и некая, хотя и незаметная, но забота с его стороны была, и которая чаще выражалась каждый раз, после смерти каждого клона, сколько бы раз на дню, в неделю и вообще все время что они живут, не происходила. В общем, восьмой так и поступил, правда, и Вару с собой под душ затащил, отчего тот был слегка возмущен поступку короля, но спустя не долгое пыхтение, сбросил таки с себя промокшую одежду и принял душ вместе с ним. Спинку друг дружке потерли, слегка по обжимались, чего им не удавалось некоторое время назад из-за навалившегося внимания одного из младших, самых раздражительных клонов, а спустя некоторое время вышли из ванной, даже не удосужившись обтереться и одеться, и тут же повалились на одну из находящихся в их комнате кровать. Далее все было словно в кошмарном сне. Для Зонтика, который ранее аж десять минут сидел под дверью старших клонов, и который потом слышал все, что внутри после их возвращения из ванной происходило. Как же от этого ему больно было... Тот, в кого он так по глупому влюбился, и тот, как Зонтик считал, кто не способен без чьей-либо помощи понять истинного смысла любви, (а помощь предложить он хотел все таки свою), любил сейчас во всю своего валета, который не сдерживая голоса, будто бы зная обо всем и обо всех, кто находился в предельной близости комнаты пиковых, стонал и нежно выкрикивал имя возлюбленного, (и заставлял ничтожного младшенького, пускать слезы и кусать губы и ногти на руках до крови). Пиковые, казалось Зонтику, знают о нем уже давно, потому и продолжают свою издевку, и все пуще углубляются в свои чувства, клянясь в долгой любви друг другу, выпрашивая у друг друга о верности, о искренности, о правде и о жизни друг с другом до конца, без предательства. Ей богу, словно волки, способные на любовь лишь к одному избраннику. Позже, когда пятый с восьмым вдруг успокоились, или, более вероятно, просто решили слегка отдохнуть от всех этих порывов чувств и страсти, Зонтик, тихо поднимаясь, но все еще всхлипывая и утирая не прекращающиеся слезы, наконец идет прочь со второго, прямиком к себе. Слишком многое он услышал, слишком многого узнал о пиковых и их чувствах, слишком... не перечислить! Вбегает в комнату, падает на кровать, и навзрыд, более не сдерживая голоса, кричит. Ему больно на душе и обидно вдвойне за пиковую грубость по отношению к себе. Ему, конечно, сейчас можно поплакать, но никто не должен ему сочувствовать. Он и сам понимал на что идет, и сам разбил себе свое маленькое сердечко. Сам виноват, и только он.***(4)
С того злополучного утра прошло около недели. Клоны жили как и прежде... .....хотелось бы так сказать.. Назвать нынешнюю жизнь, "как и прежде", язык не повернется, а все потому, что шутки-ловушки Вару вдруг переросли в нечто большее, чем просто забавные шуточки, которые порой успокаивали отчаянных и мрачных, уставших от работы или чего-бы там не было, клонов. Вечно зеленая или порою розовая краска с блесточками в ведрах над дверьми, в которые частенько какой-нибудь Грустняшечка попадался, превратились в ведра с дерьмом, камнями, и всякой мерзкой живностью, (начиная от живых и игрушечных тараканов и сороконожек, заканчивая кучкой то живых, то мертвых крыс и жаб), от которых некоторые клоны чуть ли не падали замертво. Не то чтобы это реально увивало их, но некоторые случаи со смертями клонов от этих подарочков на голову, реально были. Да еще и уборка всего этого доводило не хило так.. В общем, да. Веселые шуточки Вару более не были таковыми. От пикового валета буквально отвернулись все. Даже бубновые, которые частенько с ним зависали, когда он не болтался со своим королем, и его возлюбленный, когда и те и тот успели попасть под ловушки с набитым ведром насекомых, и ведром живых жаб. Вару знал фобии и страхи своих младших, любимых бубновых, и возлюбленного, а потому они и были уверены, что эти новые, выходящие за рамки возможного, "шуточки", были устроены именно им, а остальные просто поддержали их. И ведь они даже не старались разобраться в происходящем. Просто обвинили во всех бедах принимающего грубость в свою сторону Вару, в его глупых и низких, омерзительных выходках, и запретили ему утром, днем и вечером, вплоть до глубокой ночи, покидать свою комнату, (из которой после произошедшего случая с фобией Пика, король самолично съехал от возлюбленного в гостиную на диван). Клоны даже не обратили внимания, что Вару не смеялся, как смеялся всегда над своими исполненными шуточками, когда те на этой неделе попадали под "жестокие шуточки Вару!". Вару не оправдывался перед ними, хотя, как они думали, он должен был. Вару даже не пытался хоть как-то доказать им, что все, в чем его винят, не причастно к нему. Пиковый валет просто перестал быть собой, когда его лишили свободы в перемещении, и лишили возможности доставлять дому веселье, которое он доставлял больно уж хмурым и пустым собратьям, (а ведь некоторые уже обратили внимание, что без пятого клона в доме стало слишком тихо), оставляя его где-то в глубине своей теперь темной, одинокой и просторной комнаты, наедине с самим собой, без возможности поговорить хоть с кем-нибудь. Его буквально лишили всего, чего он только имел. А все из-за чертовой зависти мелкого ублюдка.***(5)
— Скажи, Пик, а... у меня есть возможность, попытаться занять местечко рядом с тобой?.. — где-то в конце той же недели, нерешительно спрашивает трефовый валет пикового короля, когда те наедине сидели на кухне и завтракали. — В каком смысле, валет? — Ну.. рядом с тобой.. — Я знаю что ты не про место за столом, валет! Давай к сути! — со стуком ставя чашку с кофе, рычит король, — Что тебе от меня нужно? — Я... должен сказать это п-прямо?... — Нет, я сейчас прочитаю твои мысли и все пойму, — король на мгновенье затих щуря глаза, гладя на трефового, а затем рявкнул, — Да ты совсем еблан, а!? — вздрагивает Зонтик, — Говори давай! — Н-ну! Ты... Ты мне нравишься и уже очень давно! Поэтому- — ..-ись. — Ч-чего?.. — весь красный, подняв голову на короля, переспросил шестой. — Заткнись, говорю, — слишком спокойно начал восьмой, отпивая крепкого кофейка, — про свои страсти рассказывай кому-нибудь другому. Не мне. Я здесь не помощник. — Что ты.. имеешь в виду? Я же тебе-.. — Не нужны мне твои детские признания, — перебивает Пик, — Что, думаешь, раз Вару сейчас "наказан", — показал кавычки, усмехаясь, — то у тебя есть какие-то шансы на меня? Прости уж, мелочь, но Вару мне никто не заменит. Засади мои слова себе в крошечный мозг, и больше не лезь ко мне с подобной ерундой, — король поднимается из-за стола, как бы намекая на завершенный, неприятный ему разговор, и оставляя Зонтика, хотел было просто спокойно уйти с кухни, как мелкие ручонки трефового обнимают его со спины, останавливая, и на мгновенье заставляют ошарашенно повернуть голову, краем глаза поглядеть на обезумившего, больно много себе позволившего мальчишку, прежде чем король резко оттолкнет валета от себя, прижав к стене возле выхода с кухни, начав душить, (к счастью, чашка с кофе, которое он так и не успел допить, до сих пор была в руке, поэтому избить нарушевшего его границы валета, он не мог, (а это определенно было счастьем для Зонтика, ведь умереть от рук, в кого он был влюблен, не особо то и хотелось), да и чашку, которую Пику подарил возлюбленный, разбивать тоже не хотелось), — Я сказал, не лезь ко мне, уродец! Что в моих словах ты не понял?! — Н-но.. ты мне п-правда нрави-шься! — вновь выплевывает, крехтя, свои признания королю, Зонтик, — Я н-не.. я не прошу те-бя, п-полю-бить... в ответ!.. Н-не сей-час... но- — А я и не полюблю тебя! С чего ты решил, что ты можешь занять место того, кого я люблю больше десяти лет?! — слегка ослабляет хватку на шее трефового король. — П-потому что... он предал т-тебя!.... — Предал? Пф.... Что!? — заржал во все горло король, полностью отпуская валета и отходя от него, (Зонтик мог поклясться, каждый в доме находящийся слышал его бешенный смех, перерастающих в хохот), — Эй, Вару! — уже не волнуясь о пробуждении остальных клонов, кричит на всю хату король, — Тряпка винит тебя в предательстве! — А кто сомневался? — кричал ему незамедлительный ответ, с той же веселостью в голосе, пиковый валет из своей комнаты. — Предал меня, да? — уже тише вопрошает Пик, глядя на Зонтика, — Как же? А то я что-то не понимаю. — Он.... использовал против тебя... т-твою же б-батрахофобию!... — От которой он же меня и избавил несколько лет тому назад что-ли? — ...ч-Что?.. — К слову о фобиях, Зонтик.. а ты то откуда знаешь, какая она у меня? Я никому об этом не рассказывал, кроме, конечно же, Вару. — Я.... это... В-вару, он- — Не-е-ет, Вару хранит в секрете фобии остальных клонов, не используя их против нас, и никому о них не рассказывая. — П-почему ты мне это г-говоришь!? Я тоже попадал в его ловушки! Я-.. Я больше страдал, чем к-кто-либо! — Правда? Не уже ли твоей фобией является краска? — Краска!? При чем тут краска?! Я боюсь пауков! А он-.... О-он пугал меня ими! — Но ведь ведра с пауками, как ведер с фобиями остальных клонов не было. Не уже ли он решил не использовать на тебе твою фобию, а на нас решил оторваться? Он даже тараканов и сороконожек, крыс и жаб где-то отыскать смог в нынешнее то время, а пауков не смог? Как то не верится, не думаешь? — Он подкладывал их ко мне в комнату! — Но, всю эту неделю, Вару сидел в своей комнате, (с недельным отпуском на работе), не способный выйти вплоть до ночи; а до всего произошедшего, почти всегда был где-то радом со мной. Как же и когда именно, интересно, он смог провернуть все это? — типо подзадумавшись, задал вопрос король. — Я не знаю! — Так ли это? — Н-но это правда! П-пауки! Много пауков было в моей комнате! — Почему же Куромаку не жаловался на их наличие? Может, пойти спросить у него? — Н-нет! Не надо! — Почему нет? Если пауки и правда были, то я действительно поверю тебе, что это именно Вару был тем, кто над нами издевался. — Н.... нет... — Хватит выпытывать из него ответы, Пик, — слышится голос червового короля, который уже открывает дверь на кухню, зевая, — Все мы уже как с недельку понимаем, что вины Вару в произошедшем нет. — К-как, нет? — А вот так, дорогой мой. Вару незачем навивать нам воспоминания о наших фобиях, глупыш, — вздыхает червовый проходя мимо пикового и трефового к кухонному уголку, и заваривает себе чайку, — Сам подумай, зачем занятому человеку как Вару, ловушку на ловушке ставить? За один только день четверо из нас вспомнили забытые страхи, а потом из-за них же некоторые успели замертво свалится. Один из-за камней свалившихся на его голову... кто-то из-за их фобии, и... отчего там Куромаку то свалился? Ах, да, порванные тогдашних лет союзские знаки и плакаты, что хранились лишь в вашей комнате, и прочее, чего так сильно обожал второй. Для Вару в этом нет выгоды, понимаешь? — Н.... на что вы все намекаете, а? Кто-то другой это делал? Кто же?.. — Зонтик. — Что? Нет! Это не я! — Зонтик. — Зачем мне это?! Я правда ничего не делал! Да и откуда мне знать о чьих-либо ф-фобиях!? — Прекрати оправдываться, валет, — звучит грубое пиковое слово над ухом, и шестой замолкает, слезно глядя на безразличного по отношению к нему, объект своего воздыхания. — Я... н-ничего не делал, п-правда....... Э-это был н-не я! — В этом доме еще с ранних лет стоят скрытые камеры, идиот, — вздыхая, признается восьмой, и вновь отпивает из чашки слегка остывшего кофе, — Тогда это были элементарные меры предосторожности. В прошлом, с нами постоянно случалось какое-то дерьмо, и мне с Вару приходилось разбираться со всеми этими проблемами. Кто же знал, что в нынешнее время, камеры нам вновь пригодятся? Не зря он предложил мне за неделю до всего этого пиздеца вновь настроить камеры и их подзарядить. Трефовый судорожно смотрит на королей, ища в их словах хотя бы долю лжи, будто бы они просто проверяли его, однако, когда в лицах тех ни промелькнуло и толики смешинки, шестой с трясущимися ногами падает на колени и прячет свое зареванное лицо за ладонями. Это полный фэйл. — Так или иначе, валет, твоя вина признана, и разбираться с тобой будет Куромаку, который прямо сейчас находясь в нашей с Вару комнате, наблюдает за всеми твоими наигранными подвигами, и подвигами незадолго до этих. Поздравляю. Ты замечательно исполнил роль невинного и безобидного пай-мальчика, — на этих словах восьмой окончательно покидает кухню, даже напоследок не посмотрев на провалившегося в своей задумке валета, и идет на второй этаж, прямиком в свою комнату, в которой вот уже как неделю он не был. Почему же, зная об этом, он так и не бывал в комнате неделю? Ну... Вару просто слишком ответственно отнесся к своему "наказанию", вот и предложил любовнику свалить из комнаты на диван в гостиной, чтобы будто бы правдоподобнее было то, что Пик реально "обозлился" на "виноватого" Вару, а реальный виновник приступил к тому, чего так желал. Что ж.. профессионального лжеца и искусного шутника не обыграть новоиспеченному лгунишке, знайте это.***(6)
"Тук-тук" в темную дубовую дверь, и тихое "Входи", которое Пику почти с трудом удалось уловить ухом, впускает второго хозяина, как бы своей собственной комнаты, в комнату где за монитором его валета сидели и совершенно беззаботный, спокойный и такой красивый, в белоснежной, с темно-лиловой клеткой, пижамке, возлюбленный, который лишь мельком глянул на восьмого, и до сих пор, будто бы не верящий во все происходящее на видео, ошарашенный поступками своего валета, король, даже не обративший внимания на "гостя", что встал у них за спинами. — Как он? — зачем-то спрашивает у Вару король, а парень в ответ лишь слегка запрокидывает голову, (чтобы все таки получше посмотреть на любимого, которого всю эту неделю почти не видел, разве что через камеры, (одна из которых так же была и в гостиной, прямиком направленной лишь на диван, но об этом умолчим)), и просто легонько мотнул головой, говоря, что все не есть хорошо, — Хей, Куромаку, — аккуратно касается плеча младшего Пик, и тот резко вздрагивает, оборачиваясь. — Пик?.. — Успокойся ты. Эм.. ты в порядке? — В... в порядке ли я?! Мой валет обманщик, притворщик и гей-извращенец в придачу, который постоянно следил за тобой и только что он попытался признаться тебе в любви!! Я, блять, в полном НЕ в порядке, черт возьми! Почему он так омерзительно поступал с нами!? Почему он убивал нас несколько дней, спихивая всю вину на Вару?! Почему-..!? — договорить ему не дали. Парня резко обернули, и притянув ближе к себе, втянули в крепкие пиковские объятия, вжимая младшего щекою в свою немалую, мягкую и упругую грудь. Этим кем-то был, как ни странно, сам Вару, этот не тактильный, не позволяющий никому касаться его, (хотя и мог коснуться кого-то сам), и позволяющий касаться его лишь возлюбленному, парень. Ранее кричащий король просто окончательно замолк, застыв в таком положении на некоторое время, до сих пор не понимая, каким макаром удосужился чести пиковских объятий, а Пик...Пик просто не ожидал таковой "подлянки" от возлюбленного, (тем более уже не раз объясняя валету то, что такие его поступки, где он на его глазах лезет к кому-либо, выводят его из себя), и оскалился, клацнув зубами, благо не рыча как зверь, лишь потому, что любовь его жизни, касается сейчас кого-то другого, а не его родимого. — Прекрати истерить, Куро, — поглаживает младшенького по спине своей большой ладонью, Вару, (странной все таки была особенность пиковых, быть в раза три больше чем остальные клоны, даже по сравнению с королями и самого пикового валета, оказываясь ему слегка по плечи в ровной стойке, а Пик ведь был еще выше..), — Я понимаю твою ненависть к такому Зонтику, — поднимает мордашку к своему королю и озлобленно скалится пятый, крепче прижимая до сих пор молчащего трефового, — этот ревнивый и глупый ребенок посмел касаться своими грязными ручонками того, что дорого мне, и даже попытался заменить меня и мое место рядом с этим здоровяком, своей слишком обнаглевшей, много себе надумавшей рожей.... Курочка, — отстраняет короля от себя валет, и легонько приподнимает его лицо за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, — дорогой, позволь мне всего один разочек устроить несчастный случай, где один ребенок умрет. — Чт-?! — Я не успокоюсь, пока не сделаю хоть что-то, ты ведь знаешь меня, не так ли? — Но убивать- — Он убивал вас на этой неделе, Куро, — шипит валет сквозь зубы, — убил моего любимого маленького Габриэля, лишил своего извечного спокойствия Данте, тем самым навредив ему, и даже чуть вновь не угробил Пика.... Куро, я никогда не оставляю безнаказанными тех, кто причинил вред моим дорогим, даже будь это кто-то из нас, слышишь? Если я в скором времени не разберусь с этим, я ведь могу... — на ранее спокойном лице образовалась ужаснейшая из ужаснейших, широкая улыбка, — и сорваться. Ты же не хочешь быть в списке смертников в этот день? — Вару, ты перегибаешь- — Заткнись, — рявкнул валет своему королю, но до сих пор смотрел только в глаза встревоженного словами Куромаку, — Ну? Я должен выпустить накопившуюся злобу за эту неделю, и оторваться. И не поглядывай с надеждой на Пика, Куро, даже он не остановит меня от того, что я сделаю. — Но... Зонтик же.. — Ребенок? Невинный? Ранимый? — и замечает кивок со стороны короля Вару, — И что? Думаешь, он сможет остаться безнаказанным, после того, как убил многих из вас? Нет уж, Куро. Это не так работает. Я все равно прибью этого мелкого ублюдка, — и на этих словах валет поднимается, наконец полностью отпустив короля, и слегка оттолкнув с пути Пика, проходит к дверям, собираясь уже покинуть комнату, как вдруг- — Е-если ты тронешь его.. он ведь потом только.. больше возненавидит тебя, и постарается еще сильнее подставить тебя... — Дорогой мой, хаха, прошу, не смеши меня. После воспитательных процедур, он навек забудет что такое месть, как причинять боль другим, и навсегда лишится желания стать одним из Нас. Ты же всегда говорил ему, однополые отношения, это мерзость и бесчестие, что это не правильно, и что таких людей ты терпишь только потому, что изменить Нас, находящихся с тобой под одной крышей невозможно.. (Впрочем, в этом ты прав. Мы не собираемся меняться для тебя, только потому что тебе это не нравится). Но, что же, я все же воспользуюсь твоими же наставлениями, которых Зонтик так старательно избегал и пренебрегал. Научу ребенка тому, чему не смог ты сам, коли не хотел оставаться одним единственный НЕ геем в этом доме... — дубовые двери приоткрываются, и поток небольшого холодного ветерка проникает внутрь, заставляя короля треф вздрогнуть из-за пробежавших мурашек, (это не только холод... так на него повлияли и слова старшего, который наконец нашел возможность покинуть ту самую "клетку", что ранее сдерживала зверя в безопасности для остальных), — Я заберу Зонтика на.. до вечерочка, хорошо? Ты поймешь, когда все закончиться, — и покидает комнату, тихо прикрыв двери за собой. — Пик.. — У меня скованны руки, если ты хотел попросить меня его остановить, — плюхается на стул, на котором ранее сидел его возлюбленный, Пик, и зарывается пальцами ладони в свои непослушные волосы. — Даже если Вару проучит его, и если Вару вычеркнет все мысли о... однополых отношениях из головы Зонтика, не возненавидит ли он в итоге меня? — Откуда ж мне знать? Да и, даже если и так, тебе то какая разница? Тебя никогда не волновали такие вещи, как отношение клонов к себе, но наша ориентация тебя почему-то постоянно очень даже кусала и заставляла постоянно жужжать в уши, что это не правильно и бла-бла. Радуйся теперь, благодаря Вару, твой Зонтик перестанет цепляться ко мне или к кому-либо в ТАКОМ роде. — И все-— Аааааааааааа!!!!
Болезненный выкрик-вопль-писк выбил весь дух из короля, и тот подскочил. — Зонт!- — Сядь. — Но! — Сядь, Куромаку. Я более повторять не буду. — ...Черт.. — все же падает обратно трефовый на стул, и тут же прикрывает уши руками, когда вдруг слышит его один крик, — черт... Черт! — Похоже, он решил устроить публичное наказание. — И ты так спокойно об этом говоришь!? — А меня должен волновать другой валет? Нет. Вот и все. — Я.. не хочу это слышать, — крехтя и жмурясь, шипел трефовый от очередного выкрика своего валета. (Другие клоны, конечно же, были дома, но... но на крики их маленького друга они, почему-то, не обращали и доли внимания, особенно Феликс, который постоянно заботился о Зонтике). Как Куромаку понял это? Не было слышно других криков, от того же червового валета, лишь болезненные вопли и просьбы остановится или помочь, от валета, с которым прямо сейчас делали черти знает что. — Я могу дать тебе на время наушники Вару. Включишь себе что-нибудь, — рыща в верхнем ящике компьютерного столика те самые наушнички возлюбленного, предложил Пик, — не факт, что они полностью заглушат крики, но ты по крайней мере, сосредоточишься на чем-нибудь другом, — протягивает он комочек зеленых проводков всему извертевшемуся королю, и даже предлагает к этому свой телефон с плейлистом различных треков. Второй не сразу, но принимает "помощь" от восьмого, и неумело пихнув наушнички в уши, жмет на первый же трек, что ему предоставили. Как и говорил Пик, состредоточиться на словах песни король все же смог, но избавиться от за фоновых криков, что происходили вне всевозможных громких и тихих, веселых, басовых и прочих треков, не особо помогало.***(7)
День, для вскоре, через час после всего узнавшего и услышавшего, уснувшего короля в комнате пиковых, прошел довольно таки быстро. Проснулся он, на свое же удивление, не сам. Его разбудил очень даже спокойный, но с какой-то даже улыбочкой, Феликс, что легонько потряхивал его за плечо. Разлепляя глаза, и встречая буквальное солнышко перед собой, первое, что спрашивает король у того, "Сколько времени?", а в ответ на вопрос, получает тихое, "Пол шестого вечера", а еще, "Вару попросил разбудить тебя". — Вару? — то ли позабыв о всем случившемся, то ли не до конца проснувшись, вопрошает король, потирая глазки, ища при этом свои очки, которые через секунду ему подает Феликс. — ..Вару, наконец отпустил Зонтика. — Что? Откуда отпустил?.. — но тут же в голову вбиваются воспоминания всего, чего только смог узнать о своем валете благодаря пиковым, Куромаку, и он тут же подпрыгивая на постели, поражаясь, что спал на одной из кроватей пиковых, и чуть ли не падая с нее, мчится к выходу из комнаты, и, о чудо, что не куборем, после, "слетев" с лестницы, направляется на кухню, где, как услышал он от внезапно выкрикнувшего ему в спину, Феликса, на данный момент находились пиковые король и валет, — Вару! — С добрым, соня, — отпивает пятый из бутылки, глоточек алкоголя, и встречает влетевшего в кухню короля, посиживая у своего возлюбленного на коленях, в обнимку, — Хорошо ты так вздремнул. — Где... — Мертв. Я же говорил, я не оставлю его безнаказанным, — и только сейчас, получше разглядев валета, Куромаку замечает на лице и руках того все еще свежие пятна крови, (видимо, как только он закончил со своим наказанием, так тут же и послал разбудить его), — Тело лежит в вашей комнате, но советую тебе туда сейчас не заходить. Наверное, сегодня даже переночуешь вне своей комнаты. — Ты его- — Пытал, — признается Вару, в принципе, и не собираясь скрывать этого от встревоженного состоянием своего валета, трефового, и делает очередной глоток, — но не волнуйся слишком уж сильно, ладно? Пытал я его только из-за его ориентации, ну, и малость из-за того, что он лез к Пику. Об остальном мы просто спо-о-ко-о-о-ойно поговорили, пришли к правильным и верным решениям, и... поздравляю тебя, Куромаку. Зонтик больше никогда не посмотрит на парня с интересом в гейском смысле, а так же, больше никогда не посмеет мстить кому-либо так, как попытался отомстить мне. Завтра или послезавтра он вернется к нам, и ты сам увидишь результат, в общем то. — Как долго.. ты пытал его?.. — все равно спрашивает второй, присаживаясь за стол перед пиковыми, (а восьмой почему-то все это время молчал, утыкаясь носом в плечо пятого, поглядывая своими желтыми, звериными глазами на второго, как-то... даже слишком ревниво). — Это не продлилось более двух часов, — вдруг отвечает за Вару зашедший на кухню Ромео, — Зонтик больше кричал из-за того, что не хотел отвечать Вару на какие-либо вопросы, нежели из-за самих действий Вару, так что не волнуйся. — Я сперва хотел было помочь Зонтику, — тут же вставил и свое заходящий следом Феликс, — но потом меня остановил Ромео и рассказал из-за кого все происходило, и почему Зонтик так громко кричал. Так что... я смерился, и не стал лезть, поскольку.... знаешь, — но Феликс вдруг тихо цокает и тут же переводит тему, — Куро, а давай ты с нами сходишь проветриться? Я как раз хотел с Ромео сходить в магазин за продуктами. Ты бы голову остудил.. — Да... хорошо. — О! Ты правда согласен? Я думал ты опять скажешь, что занят, и- — Сладкий, — прерывает своего валета червовый. — Да, точно, — улыбается королю Феликс, и тот его гладит по макушке, как бы хваля, — Тогда, подожди туточки. Я сейчас сбегаю в твою комнату за одеждой, и мы пойдем, — договорил четвертый, и ушел за одеждой для старшего. — ... конечно.. — Удивлен, что и ты так быстро смерился с тем, что тебя в твою же комнату не пускают, — подает голос Вару. — Если ты сказал, что мне лучше не видеть того, что стало с Зонтиком благодаря тебе, то, я лучше поверю на слово и подожду, пока Зонтик не вернется. Зная тебя.... ты мог просто.. слишком "приукрасить" его.. — Че ты там словечки то подбираешь? Говори прямо, "Вару, ты изуродовал моего валета, так какой смысл мне видеть его не живого, ни мертвого, наверняка, всего в крови, если я ее не переношу." И да, лучше тебе этого и правда не видеть, а то, не дай бог, снова свалишься. — Понял. — Пик, а ты чего весь день молчишь? — поинтересовался червовый король, опираясь спиной на холодильник, — Я от тебя только ранним утром пару слов во время разговора с Зонтиком слышал, а после ты и вовсе замолк. — А это, Ром, таким образом проявляется ревность. — Пф..хах, что? — Видишь ли, ему не понравилось то, что я- — Замолчи, — тихо промурчал король в плечо возлюбленного, крепче сжимая того в своих объятиях. — Бля, ослабь хватку, Пик. Ща все наружу пойдет! — Тогда херни не неси и сиди, сука, спокойно. Перестать ерзать. — У-у-у! Как хорошо, что мы тебя с собой на прогулку заберем, Кур. Эти двое же неделю не уединялись, — усмехнулся червовый отходя от холодильника, слыша приближенный топот ножек своего валета, — Давай, вставай. А то, не дай бог, сломают тебе психику своими нежностями. — Вот уж не надо, — вздыхая, поднимается из-за стола Куромаку. — Честно, когда-нибудь, я и до твоего пошлого ротика доберусь, засранец, — прорычал Вару на уходящего червового, а тот в ответ лишь улыбнулся тому своей привычной, нежной улыбочкой, и утащил таки второго за собой, прочь с кухни. — До чего ты там у него доберешься? — Если ты сейчас же не перестанешь ревновать, то я сейчас же и покажу тебе, до чего я у него собирался добраться, блять! — Ты решил побесить меня, Валет? — хватка на теле возлюбленного ослабла, хотя и переместилась к более интимным местечкам. — А ты решил еще неделю без секса походить, ублюдок?! — Ребят, мы ушли, — послышался голос Феликса из прихожей. — Через часика два вернемся, так что повеселитесь, заюши. — Ромео! — громкий выкрик с кухни от обоих пиковых сразу рассмешил стоящих в прихожей клонов, и вскоре те наконец покинули дом. — ...Что ты там говорил про неделю без- — Никогда, блять, больше не называй меня так! — Как? — Как назвал! Еще раз услышу от тебя такое обращение ко мне, я, блять, просто кастрирую тебя! И ты будешь меня радовать только своим наличием рядом! — Ой, да ладно тебе. Ну не заводись ты на пустом месте. Но на этих словах валет лишь ловко вырывается из объятий короля и поднимаясь с его колен, (опрокинув полупустую бутылку из под алкоголя), покидает кухню. — Вару?! — поднимается и идет следом за пятым, Пик, — Ну че ты, блин? — Раз уж ты так сильно не хочешь меня, не нужно было блять, подходить ко мне, урод! — поднимаясь по лестнице на второй этаж, злобно рычит пятый, не останавливаясь. — Что!? О чем ты!? — Я тебе не раз, и не один, сука, год, повторяю, — в эту секунду Вару останавливается, (прямо на лестнице), и резко обернувшись, заставив замереть и короля, хоть и не безопасно, (да кому она вообще нужна?), бьет того ладонью в грудь, — Никогда не называй меня Мастью! — и тут же уходит, топая, — Я ненавижу это! Ненавижу, когда ты обращаешься ко мне как к сраному подчиненному! — и валет вновь останавливается, но уже около дверей в свою с Пиком комнату, — Ты снова и снова начинаешь эту хуйню! Тебе нравится смотреть, как мы сремся, или че, я не пойму!? — Тебя так взбесило, что я назвал тебя не твои именем? — останавливаясь перед возлюбленным, вопрошает король. — Ты... издеваешься?! — Нет. Я спрашиваю тебя. — Да! Именно это! — И почему же? Что в этом вообще такого?! — А то, что таким образом ты не видишь во мне своего парня, и то, что одним лишь ВАЛЕТ ты можешь обращаться не только ко мне! — Я что, ебусь со всеми подряд, если зову и возлюбленного, и остальных, их присвоенными мастями!? — Ты приравниваешь меня к ним!!! — прокричал весьма громко парень и ударил кулаком по двери, — Постоянно, когда ты зовешь меня чертовым именем масти, ты словно унижаешь меня! Так трудно произнести четыре буквы имени парня!? И вообще!! Я больше не масть!! Ни я, ни кто-либо еще!! Так почему ты продолжаешь обращаться, срать на остальных, хотя бы со мной, как с картой из нашего изначального мира?! Мы больше не карты, и даже не клоны! Обычные люди, черт тебя возьми! Так и называй меня соответствующе! Или тебе будет приятно, если во время секса я буду звать тебя не своим именем, а КОРОЛЕМ, которых, напомню, в доме целых еще три, кроме тебя!! Ты хотя бы эту часть, блять, можешь понять или нет!?...... — Все? — Блять, я сейчас такое- — Вару. — Что?! — Вару. — Да что!? — Вар- — Я ща уебу! — Вару, я люблю тебя. — Я тебя-......!! ..Выкрутился типо?! — А разве нет? — ухмыляясь, приближается вплотную к возлюбленному король, и легонько чмокает того в губы. — Сука, терпеть это ненавижу, — и резко ухватив парня за лежащий на плече локон утягивает в сладкий, страстный, столь желанный поцелуй. Пиковый король, не смея более тянуть, не отрываясь от первого за всю эту неделю поцелуя, своими шаловливыми руками лезет к парню под одежду, и нежно-грубо, шершавыми руками проводит по торсу до груди, заставляя возлюбленного тихо выдохнуть. — Еще.. — пробормотал в губы валет, обвивая руками шею восьмого. — М? — Потрогай меня, блять. — Я не хочу торо- — Заведи меня в нашу комнату, уложи в свою пастель и трахни меня! — на эмоциях выдает пятый, слегка укусив короля в нижнюю губу, — Что еще мне нужно сказать, чтобы ты начал действовать? — Отсоси мне. — Еба запросы пошли, — усмехнулся Вару, и тут же резко меняет их нынешнее положение, переворачивая жизнь короля с ног на голову, вжимая его лицом в дверь, — А может в этот раз мне тебя трахнуть? Не то чтобы восьмой не знал, что его валет в принципе не слабый противник, (в любом смысле этого слова), но он точно не мог догадаться, что сам он может однажды оказаться в безвыходной ситуации, в которой ему же будет угрожает возлюбленный переменой ролей. — А давай лучше успокоимся и- — Хах, ты испугался? — Нет!- — Да ладно тебе. Просто признай, что зассал, — шепчет королю в ухо валет, при этом еще и полизывая его, — Тебя испугала сама мысль, что я займу ведущую роль, — руки парня начали свободно блуждать по телу восьмого, жарко поглаживая, а затем обе ладони, не меньше чем у самого Пика, обхватили его упругие ягодицы, сжимая, — Испугало, что я нагну тебя, — одна ладонь вновь пришла в движение, и в мгновенье ока оказалась на упругом бугорке спереди, — Что лишу тебя гордости, разве я не прав? — Вару, я- — Ладно-ладно, — отстраняясь, чуть громче начал говорить валет, — я понимаю. Я все прекрасно понимаю. Ты просто не хочешь быть использованным мной, как ты используешь меня. — Какого черта?! — наконец выворачиваясь из крепкой хватки и оборачиваясь, рычит прямо в лицо пятому Пик, — Когда это я использовал тебя!? — Хмм, когда я позволяю тебе взять меня. Разве это не называется, использованием дырки? — Прекрати нести эту чушь! — Я констатирую факты, дорогой. — Вару! — Да-да? — Ты долго будешь издеваться надо мной!? — А долго ли ты будешь тянуть с нашим первым за все это время сексом!? Я же сказа-Л! — король, не предупредив возлюбленного, резко отворил двери их комнаты и втолкнул парня внутрь, (конечно же, придержав его, чтобы тот не свалился), и завалил слегка удивленного Вару на постель, — а вот так мне больше нравится. — Сразу бы и сказал, что хочешь чтобы я взял тебе грубо, — нависая сверху над ухмыляющимся пятым, и куснув того в отместку за плечо, прорычал король. — Так не интересно, — промурчал он в ответ. — Тогда- — Прикрой-ка двери, и зашторь окно, Пик, — внезапно перебивает Вару короля, посмеиваясь над угрюмой роже. — Ты явно издеваешься, — все же поднимается король, чтобы выполнить просьбу Вару, и погруженный, в эти считанные секунды, в своих мыслях, не замечает, как почти вся одежда что была на любовнике, "магическим" образом быстро скидывается с себя, и вернувшись к тому, с чего он и начинал, (увалив парня на кровать), уже как-то по-детски краснел, когда глаза пали на почти обнаженное и разгоряченное, красивое тело, что прекрасно, так желанно и соблазнительно, с приподнятой коленкой позе, развалилось на прохладных белоснежных простынях, — твою же ж мать... — Наконец завелся до нужного нам уровня? — пуще усмехается валет, поглядывая на откровенный стояк в штанах возлюбленного, и удовлетворенный собой и своими действиями, приподняв руку, приманивает короля пальчиком, — иди сюда, красавчик. — Думаю, двух часов нам будет мало, — сбрасывая с себя синюю толстовку, бросается в объятья к тому, Пик. — Конечно мало, — приобнимает короля Вару, — Целую неделю друг друга не трогали, а ту, вот вам два часа, ебитесь, а потом все? Хах, нет уж. Я уж повеселюсь по полной. — Да и кто нас остановит? — напоследок бормочет восьмой, и не позволяя более чего говорить валету, накрывает его губы своими.***(Бонька:))
— Куро. — Что? — Скажи честно, почему ты так недолюбливаешь нас? — Я.. не понял вопроса. — А, точно, извини. Вару же всегда выделяет это таким образом, что все и обо всем всегда становится понятно, — вздыхает червовый, приобнимая озябшего валета, — Тогда скажу прямо. Почему ты ненавидишь геев? — ...Это личное.. — Личное из-за твоего клонового характера, где ты, будучи заядлым коммунистом, считаешь однополые отношения недопустимыми, как это и было в те года? — ...И что ты мне этим пытаешь сказать? Конечно, я считаю, что все это неправильно. — Но ведь зная, что мы не можем заводить отношения с обычными людьми, (а дам, к сожалению, Федор предпочел навсегда оставить в карточном мире), не уже ли у тебя никогда не появлялось хотя бы даже мыслишки, что хочешь быть любимым? — на этих словах червовый валет приобнимает незаметно для трефового короля руку Ромео, (а тот лишь слегка улыбается тому, но тему свою продолжает, — Конечно.. твой характер это одно... Но, ты посмотри на нас, Куро. Да на тех же пиковых. Неуравновешенный, в меру самовлюбленный и холеричный, харизматичный и безжалостный статный мужик, (с неким скрытым заботливым "папочкой" внутри, которого многие не замечают), способный лишь своим видом спугнуть кого-либо. И вспыльчивый, чаще просто тупо молчаливый и равнодушный к чему-либо, такой же большой мужик, (тот самый "батя" района), которому хрен кто чего сделает и скажет. Они же просто не совместимы. Ни в одном глазу. Казалось бы. Но ведь как-то же эти двое сблизились. Сблизились, и нашли для друг друга место в своих жизнях. Да, порой ссорясь, порой ведя себя так, словно готовы отмудохать друг друга, если один посчитает другого не правым в чем-то, но ведь за все время, что мы их знаем, они так никогда друг на друга руки в итоге и не подняли. Чем не идеальные отношения? Бубновые тоже прекрасны. Вот прям Инь и Янь, черт возьми. Оба дополняют друг друга. Про нас я даже говорить не стану, ты и сам все видишь, — усмехается Ромео, и на секунду остановившись, остановив и остальных идущих с ним "товарищей", и легонько целует своего маленького возлюбленного в щечку, — Никто не может обойтись без любви, знаешь? Каждому она нужна, даже тебе. — Но это не причина любить мужчину, Ромео. И даже если мне придется- — Зонтик просто слишком юн для тебя, не так ли? — Ч-..ЧТо?! — Не горячись ты, дурашка. Я говорю о вашей разнице в возрасте. — Хотя для Данте и Габриэля это не играет роли, — подает голосок Феликс. — Да, верно подметил, сладкий.. Ты печешься не из-за гейских отношений, Куромаку. Тебя просто не устраивает сам факт того, что ты, будучи.. ну, уже почти мужчиной, не имеешь смелости взять ответственность за подростка. Ты боишься не однополых отношений, а самой мысли, что ты не сможешь удержать эти самые отношения дольше, чем.. ну, не знаю, пол года, допустим. Ты не гомофоб, и уж тем более не тот, кто не хочет испытать любви. Ты просто трусишка, который до сих пор не разобрался в том, чего он поистине хочет. — Хочешь сказать, что я просто должен взять, и полюбить Зонтика? Своего... брата? — Ох.. странные же, и довольно таки забавные у тебя мыслишки. (Мы же таковыми на самом деле для друг друга никогда и не являлись), — посмеялись оба червовых над словами короля, но быстро успокоились, лишь заметив как тот хмуриться, — Куро, ну какой, к Божьей матери, брат? Мы не то чтобы не похожи друг на друга, мы даже близкими людьми на деле не являемся. Мы просто КЛОНЫ, случайно оказавшиеся в одном месте, в одно время, разительно отличающиеся от оригинала, который нас даже при первой встрече и не узнал, (но которого за нашего оригинала мы все же мгновенно приняли). Мы просто личности, чем-то "схожие" с Федором, но не более. Короче, я хочу сказать, прекрати маяться хуйней, пойми, что ты никогда не встретишь кого-либо другого, кроме своего валета, и, да признайся ты ему уже в том, что любишь, даже если для настоящей любви понадобиться время! — Но, Зонтик же- — Может быть, моральная и физическая задавливающая сущность, но подавить личность человека никто никогда не сможет, лишь притупить. (Некогда выразился при мне Вару, и я это, к счастью, запомнил). — Что ты имеешь в виду? — Вару лишь временно, через ту самую сегодняшнюю пытку, притупил желание Зонтика быть на ровне с Нами, — выделил, как делает это и Вару, важное в своем высказывании, Ромео, улыбаясь. — Но- — Если ты про то, что он тебе говорил.. Ну, до тебя иначе не докричаться. Ты порою бываешь слишком упертым, и приходиться врать. — Он соврал мне!? — Частично.... Самую малость. — И все для того, чтобы перевести любовь Зонтика с Пика на меня!?! — Ну, наверное можно итак сказать. Хотя, если ты будешь медлить, то все опять пойдет по новой. — Издеваешься что-ли!? — В смысле? — Чтобы Зонтик вновь влюбился- — А можно считать, что Курамаку уже заревновал Зонтика, Ром? — Ааа!? — ошарашенно пялится на червового валета трефовый, слегка краснея, — Не п-правда! — Пхахаха! Конечно! Ты посмотри только, как рьяно он отреагировал. — Нет же! Я просто не хочу чтобы Зонтик вновь начал мсти- — Он просто не хочет, чтобы его возможная любовь вновь выбрала не его, — шепнул на ушко возлюбленному Феликс, улыбаясь, и Куромаку только пуще раскраснелся, ведь он все прекрасно слышал. Ромео же на слова валета только рассмеялся, а затем и целуя того уже жарко, прямо в пухлые губки. — Ты как всегда чертовски прав, солнышко. — Ты не сердись на нас, Кур, — успокаивающе, спокойно говорит четвертый, похлопав того по плечу, — Мы просто слишком волнуется за глупого Зонтика, который ранее выбрал своей целью для отношений не того. (Скажем, слишком высоко запрыгнул, почему потом и слишком низко пал..) Но и ты тоже виноват. Если бы не надоедал своими нравоучениями, что Мы это плохо и не правильно, то всего этого и не случилось бы в принципе. Любили бы сейчас друг друга, как делают это пиковые, но в своем ритме, и проблем бы не было. — Да понял я! — уходя вперед от червовых, пробубнил трефовый. И теперь парни весело шутя и подтрунивая моментами над Куромаку, добирались до продуктового.